Я сделала реверанс, и он указал мне на старое низкое кресло, где лежала сложенная газета.
— Садись, — говорит, — и будь добра, прочитай мне объявления в левой колонке на первой странице.
— Только левую колонку, сэр? — спросила я, и хозяин ответил, мол, да, пока хватит одной левой колонки.
Я села, развернула газету и начала читать вслух. В обычных обстоятельствах я бы из штанов выпрыгивала от раздражения, но тогда пребывала в таком унынии, что меня ничего не волновало. Газета была глазговская. Дословно не помню, но содержание первого объявления сводилось к следующему: «Джентльмен, в прошлую субботу взявший не свою ШЛЯПУ в пресвитерианской церкви на Норт-Портленд-стрит, премного обяжет Владельца, если возвратит оную по адресу: дом миссис Грэхэм, 57, Саут-Портленд-стрит».
Это премного позабавило господина Джеймса.
— Хе-хе-хе! — весело рассмеялся он. — Малый остался без шляпы! Но прежде чем мы продолжим — мне кажется, голубушка, с тобой не все в порядке. У тебя такая вытянутая физиономия, что подбородок в пол упирается. Боюсь, ты еще нездорова.
— Нет, сэр. Я вполне оправилась, благодарю вас.
— Понятно. Тогда постарайся не таким заупокойным голосом. Давай дальше. И погромче, пожалуйста.
Совершив над собой огромное усилие, я повысила голос. «В среду или четверг был УКРАДЕН или ПОТЕРЯЛСЯ английский БАРАН, принадлежащий Роберту Керру из Милнгави. Любой, кто сообщит сведения, ведущие к обнаружению пропажи, получит Подобающее Вознаграждение».
Господин Джемс хихикнул.
— Великолепно! Представляю, каким нужно быть умником, чтобы потерять барана. Несомненно, животное оказалось сметливее своего хозяина. Оно в гробу видело Милнгави и Роберта Керра. Ага, оно перебралось в Дамбартон и заделалось там прокурором. Но похоже, тебе не смешно, голубушка.
— О нет, очень смешно, сэр, — сказала я замогильным тоном.
— Ну ладно, продолжай, пожалуйста, только побойчее.
Я попыталась прочитать следующее объявление более весело, но оно оказалось таким печальным по содержанию, что с каждым следующим словом я расстраивалась все сильнее и под конец чуть не плакала. «В минувшую субботу УШЛА ИЗ ДОМА и бесследно пропала МИССИС АГНЕС ФАУЛДС или КРОУФОРД. Среднего роста, худая и бледная, с каштановыми волосами. На ней была серая шаль, полушерстяное платье в горошек, темная нижняя юбка. Она двадцати семи лет от роду и слегка повреждена умом. За любые сведения о пропавшей будет сердечно благодарен ее Муж, Т. Кроуфорд, проживающий по адресу Кинг-стрит, 42, Калтон».
— Ах, боже мой! — воскликнул господин Джеймс, расхаживая взад-вперед. — По крайней мере на сей раз твой скорбный вид вполне уместен. Да, настоящая трагедия. Но заметь! — Он поднял палец и обратился ко мне, словно к присяжному на суде. — Ни о каком вознаграждении не идет речи. Видишь, один человек готов денежно вознаградить вас за возвращение барана, а другой обещает лишь словесно поблагодарить за спасение своей жены. Смею предположить, нет ни малейшей необходимости читать все статьи в газете, ибо здесь — в нескольких коротких объявлениях — перед вами раскрывается вся человеческая природа. Да, безусловно. Ну, давай следующее.
Так все и продолжалось. Я читала объявления, он комментировал. Все это время я краем уха прислушивалась к звукам в доме, беспокоясь, как бы миссус не пришла в кухню в мое отсутствие, ведь чем дольше я сижу в кабинете, тем больше вероятность, что я с ней не встречусь. Поэтому я испытала огромное облегчение, когда, переворачивая газетную страницу, услышала, как господин Джеймс кашлянул и зашуршал бумагами. Он взял со стола каталог с нарисованной на обложке диковинной металлической конструкцией.
— На сегодня достаточно, Бесси. Можешь возвращаться к работе. Молодец.
— Благодарствуйте, сэр.
Он прищурился и проницательно взглянул на меня.
— Подозреваю, за всеми твоими тяжкими вздохами и меланхолическим видом стоит какой-нибудь молодой человек. Но помни, Бесси, это всегда не так страшно, как кажется. Ручаюсь, одним прекрасным утром ты проснешься и подумаешь: до чего же я была глупой!
— Правда ваша, сэр, — говорю. — Похоже, вы знаете меня лучше, чем я сама.
И поспешно вышла из комнаты, прикусив язык, чтоб не сказануть чего похуже.
Кухонная дверь, которую я за собой закрыла, теперь стояла распахнутой, и мое сердце невольно затрепетало. Я замедлила шаг и неторопливо вошла в кухню, беззаботно поглядывая по сторонам, готовая изобразить удивление при виде миссус. Вдруг мне удастся втянуть ее в разговор? Может даже, она посидит со мной, покуда я стряпаю ужин. Я могла бы быстренько написать чего-нибудь в дневнике и показать ей. Но в кухне никого не оказалось. На столе меня ждала записка. Подписи на ней не было, но я сразу узнала почерк.
Дорогая Бесси, пожалуйста, подай ужин на двоих в столовую к шести часам. Суп, затем баранина (строго по рецепту Актон [4] — БЕЗ отсебятины). Картофельный гарнир. Десерта не надобно. Пожалуйста, наполни тарелки в кухне и принеси наверх. Поставив тарелки на стол, тотчас же покинь комнату и не возвращайся, пока мы не позвоним. Заранее благодарю. Извини, что обращаюсь к тебе посредством записки, но у меня болит голова, и я должна прилечь.
Так вот до чего мы дошли, до письменного общения (насчет чертовой головной боли я ни на секунду не поверила). Я скомкала бумажку и в сердцах швырнула в помойное ведро. Должна добавить, настроение у меня не улучшилось, когда немного погодя мне пришлось выуживать оттуда записку, потому что я запамятовала, к какому часу миссус распорядилась подать ужин.
Вечером я отнесла ужин в столовую, как было велено. Я впервые обслуживала миссус вдвоем с мужем и должна была бы, по крайней мере, испытывать любопытство. Однако новизна происходящего не возбудила моего интереса, поскольку на сердце у меня лежала тоска, такая же бурая и вязкая, как соус на баранине. (Я в точности следовала рецепту, но к сожалению, результат не совсем оправдал ожидания.) Когда я поставила тарелки на стол, господин Джеймс кивнул мне, но миссус даже не посмотрела на меня, она явно избегала моего взгляда. Всякий раз, пока я находилась в комнате, она изо всех сил старалась поддержать беседу с мужем и безостановочно сыпала вопросами — так раз за разом бьешь по мячу, чтобы подольше удержать его в воздухе. Мне показалось, она не закрывает рта, чтобы только не дать мне встрять в разговор (а я и не собиралась!).
После ужина никто меня больше не вызывал, и я легла спать в десять часов, усталая и подавленная. На следующее утро я встала хорошо отдохнувшей и с крохотной надеждой в душе, но надежда погасла, когда миссус сообщила, что они с мужем уезжают на весь день, а по возвращении домой вечером она будет слишком утомлена для урока пунктуации. Она была сама вежливость, мило улыбалась и называла меня «дорогая», но я прекрасно видела, что ей не терпится от меня отделаться.
Всю неделю меня не покидало ощущение, будто мы двое кружимся друг вокруг друга, исполняя каждая свой танец. Если, скажем, я вплывала в комнату в ритме вальса, уже через несколько секунд миссус ускакивала прочь в ритме джиги.
Присутствие хозяина тоже изменило жизнь в «Замке Хайверс». Он проводил дни более или менее одинаково: с утра пораньше уходил на встречу со старшим работником, и вы не видели его и его котлетные бакенбарды до позднего дня. Если хозяин разживался глазговской или эдинбургской газетой, около четырех часов он вызывал меня читать объявления, ну а потом до вечера возился со своими бумагами.
Господин Джеймс был чрезвычайно занятой человек, ничего не скажешь: помимо поместья, требующего неусыпного надзора, и коммерческих предприятий в Глазго у него имелись политические амбиции, каковое обстоятельство послужило одной из причин недавней поездки в Лондон. Местный член парламента, мистер Вейр-Патерсон, был не только стар годами, но и слаб здоровьем, а вдобавок любил заложить за воротник. Хотя вслух об этом не говорилось, все понимали, что его место в избирательном округе может в любой момент освободиться. Джеймс Рейд метил на кресло мистера Вейр-Патерсона — оборотистый и хитрозадый, он бы в два счета его занял при наличии хотя бы половины шанса и общественной поддержки. Не дожидаясь смерти мистера Вейр-Патерсона, господин Джеймс уже всерьез начал предвыборную кампанию, по части добрых дел и по части работы с общественностью. В порядке доброго дела он намеревался построить в Соплинге общественный фонтан, питающийся от нового источника (с водяным снабжением в тамошних краях дела обстояли из рук вон плохо). Что же до работы с общественностью, он постоянно ужинал с разными видными жителями округа — разумеется, только с теми, кто имел право избирательного голоса. Иногда миссус сопровождала его в таких визитах, а иногда он брал с собой своего друга Макгрегор-Робертсона. Если хозяин ужинал дома, миссус сидела за столом с ним, а если он уезжал в гости без нее, она затворялась в своей комнате, чтоб не встречаться со мной.
