– Нет, я не говорю этого.

– Тогда нужно оставить ее в живых, передать Лаэрте, пусть она воспитает ее достойной воительницей, пусть не будет ей никаких послаблений. И да свершится воля богов!

– Да свершится, – сказала Лаэрта. – Пусть она будет дочерью храма.

– Как мы назовем новорожденную? – спросила Атосса.

– Агнесса[7] будет ей имя, – сказала Гелона, и никто не возразил ей.

– Да будет так, – заключила Атосса. – Совет окончен.

Через час вся Фермоскира узнала: Агнессу удочерил святой храм. Никто не сомневался, что она – дар богов. И всем хотелось верить, что она – дочь богини Ипполиты.

Лота, выходя из храма, шепнула царице:

– Попомни мое слово: она принесет нам обеим много бед.

– Мудрость Священной безгранична, – сказала Гелона, когда они остались вдвоем с Атоссой. – Ты сегодня обезоружила царицу.

– Нельзя натягивать тетиву до бесконечности, она может порваться, – Атосса улыбнулась. – Царица могла бы сейчас испортить все дело.

– Только вот… теперь, когда Лота стала полемархой, нам будет очень трудно…

– Поживем – увидим. Ты нашла то, что я просила?

– Она здесь.

– Веди.

Спустя несколько минут Гелона ввела в зал женщину. Это была старая и измученная рабыня.

– Как тебя зовут, женщина?

– Рутула.

– Где ты родилась?

– Далеко. В селении Тай. Это… там… – старуха махнула рукой.

– Знаю. Ты хочешь поехать домой?

– Я больна… Мне не добраться до родных мест.

– Мы подлечим тебя, увезем в селение Тай.

– Что я должна сделать?

– Туда поедут наши наездницы. Ты поможешь им поговорить с таянцами. Нужно найти одного человека.

– Воля ваша. Мне бы хотелось умереть на родной земле.

– Ты еще поживешь там. Если будешь честной и верной. А пока отдыхай, набирайся сил. Иди.

– Стало быть, предстоит поход? – спросила Гелона, когда Рутулу увели.

– Да. И если он будет удачным, мы свалим и Лоту, и царицу.

На дворе стоит южная осень. Пора дождей еще не настала, море дышит теплом, запасенным с лета, по двору паннория ветер кружит охапки багряных листьев.

В окно спаленки глядит молодая луна. Колыбель Агнессы висит около окна, створки чуть приоткрыты, и ветер слегка раскачивает щит.

Кадмея и Мелета прошли мимо дремавшей няни на цыпочках, приблизились к колыбели богорожденной и встали перед ней на колени.

– Проси за меня и за себя, – шепнула Мелета.

– Тебя мы молим, великая дочь великой богини, – Кадмея говорила тихо, сложив руки для молитвы. – Мы знаем, что во сне ты уносишься к своей матери Ипполите и проводишь с нею все ночи. Мы знаем также, что придет пора и царственная наездница подарит нам матерей. Попроси ее, чтобы нам она дала наилучших…

– Что тебе стоит, попроси, – шепнула Мелета.

– Разве не мы чаще других качаем твой щит и приносим в твою колыбель цветы?..

Лаэрта появилась около девочек неожиданно.

– Что вы здесь делаете, Мелета и Кадмея?

Девочки вскочили, прижались друг к другу.

– Вы молились? Что же молчите? Говорите…

– Мы пришли… Нам показалось, что Агнесса выпала…

– Молчите! Вы сейчас начнете лгать, а это большой грех. Я знаю, зачем вы здесь. Вы молились.

Девочки смущенно молчали.

– Этого не нужно делать. Молитвы возносятся только богине…

– Но она дочь Ипполиты…

– Кто вам сказал? Этого не знает никто. Запомните, девочки, пока боги не дадут нам знать – Агнесса такая же как все. А вам и совсем не к лицу поклоняться ребенку. Вы дочери великих матерей. Завтра праздник удочерения, и вам пора знать: ты, Кадмея, дочь Великой, а ты, Мелета, дочь полемархи Лоты.

Девочки враз удивленно вскрикнули.

– Тише! Вы разбудите наших пчелок. Пойдемте ко мне, я расскажу все, что вам нужно знать.

Лаэрта давно стала замечать, что с девочками паннория происходит что-то необычное. Особенно пристально она следила за Кадмеей и Мелетой. Считая себя сопричастными к появлению Агнессы, они по нескольку раз в день бегали, чтобы взглянуть на богорожденную. А перед сном, после молитвы богине, девочки тайком приходили к Агнессе и эту же молитву произносили перед ней.

Лаэрта понимала их. Воспитанницы не видели изображение богини, неясный и расплывчатый образ Ипполиты воплотился для них в милых и нежных чертах ребенка. И они стали поклоняться ему. Сначала Лаэрта думала, что в этом нет ничего плохого, но потом поняла – могут быть большие неприятности. А вдруг выяснится, что девочка рождена грешницей? Что скажет Лаэрта своим воспитанницам, Совету Шести? Атосса сразу снимет с себя вину. Знака о богоданности не было – скажет она…

…То, о чем рассказала Лаэрта девочкам, ошеломило их. Они до утра не могли уснуть. А на рассвете снова забежали к Агнессе и положили на ее колыбель по пучку багряных кленовых листьев в благодарность за. то, что она выпросила им у богини самых лучших матерей…

…Дня за три до праздника удочерения в опочивальню Атоссы зашла Антогора. Резко отстегнув пряжку, она бросила пыльный хитон на спинку кровати, села у ног сестры.

– У меня не хватает злости! Мало нам одной царицы – теперь их в Фермоскире две! И я еще не знаю, которая опаснее!

– Не кричи, – Атосса приподнялась, откинулась на подушки. – Говори по порядку. Одну царицу я знаю. Кто же другая?

– Чокея! Я только что из наших западных колонхов[8]. Рабыни провозгласили Чокею своей царицей. И все это началось с Годейры. Смешно?

– Если это правда, то скорее грустно, – спокойно ответила Атосса. – Я напрасно позволила тебе продать Чокею. Ее надо было убить.

– Еще не поздно…

– Увы… Царица этого и ждет. Чокею любят не только в колонхах Годейры, ее боготворят и наши рабыни. И если ты убьешь ее, царица поднимет весь этот сброд на нас.

– Она играет с огнем.

– Верно. И так то в одной колонхе, то в другой вспыхивают мятежи, но если у рабынь будет вождь…

– Они не пощадят и Годейру!

– Еще раз верно. Надо что-то предпринимать.

– Говори. Я сделаю все.

– Мы позовем на праздник рабынь и метеков, накормим их досыта.

– Не понимаю, для чего? Они сожрут весь город! – Двести тел, не больше. Выбор гостей поручим Чокее…

– Она выберет не тех, кто заслуживает поощрения, а преданных ей союзниц.

– Я на это и рассчитываю. Мы узнаем, на кого она опирается. Мы по спискам будем выдавать им еду, списки сохраним. Поняла?

Через час Атосса зашла к царице. Годейра собиралась на ипподром, чтобы готовить место для празднества.

– Я ненадолго задержу тебя, Великая.

– Садись, Священная. Я с радостью выслушаю все, что бы ты ни сказала.

– Я о предстоящем празднике. Согласись, удочерение – радость для всей басилейи…

– Согласна.

– Так, может быть, следует позвать на праздник рабынь и метеков?

– Никогда не думала об этом.

– Их жизнь тяжела и безотрадна. Пусть сотня, другая.

– Но как их выбрать?

– Доверить это Чокее. Она знает тех, кто предан тебе и храму.

– Я согласна. Триста тел будут выбраны. Посадим их на верхние трибуны. Пусть они увидят могущество Фермоскиры.

– Я все время упрекаю Антогору, – сказала Атосса, когда они спускались по лестнице дворца, – за то, что она продала тебе Чокею. Скажи положа руку на сердце, зачем, она тебе понадобилась?

– Мне?! Я ее купила для Лоты. Полемарха немного тщеславна. Она захотела, чтобы ее колесницу водила царская дочь. Я решила сделать ей этот подарок.

Больше они не сказали друг другу ни слова.

Праздничное утро выдалось солнечным. Небо ясное, голубое, только за грядами гор клубятся белые громады облаков, с моря тянет влажным теплым ветерком, кружась, падают на сиденья палестры желтые листья платанов. Круглая, просторная площадка посредине заросла лужайкой, осень еще не коснулась травы, и она зеленела, омытая вчерашним дождем. По краю палестры – песчаная дорожка для конных игр и состязаний. За дорожкой, за дерняными ступенями до самого забора, поднимаются сиденья. Самые верхние ряды сидений с утра заняли рабыни. Те, кому не хватило места, расположились на заборах. Ниже их один ряд отведен метекам. Еще ниже будут сидеть гоплитки, а самые нижние ступени – для наездниц.