Эшли протянула к ней ручки, и Мэкки взяла ее на руки. Сменив ей подгузник, она спустилась с девочкой на кухню и посадила ее в высокий стульчик.

— Бананчик хочешь?

Эшли кивнула головой.

— Ммм, — проговорила она, когда Мэкки поставила перед ней блюдечко с ломтиками банана.

Гордон быстро вошел на кухню с пакетом в руке и увидел женщину с ребенком. Ни та, ни другая не заметили его возвращения.

— Эшли, скажи: Мэк-ки.

— Ма-а.

— Не так. Мэк-ки.

— Ма-а-ма-а.

Гордон заметил, какой радостью осветилось лицо Мэкки, когда звуки, издаваемые малышкой, больше напоминали слово «мама», чем «Мэкки». Видя, что его не замечают, Гордон постучал по открытой двери, чтобы объявить о своем возвращении.

— Эшли поела, — сказала Мэкки, вытирая девочке испачканные бананом ручки и вынимая ее из высокого стульчика.

После этого Мэкки села к столу и стала смотреть, как Гордон режет на доске разные овощи. Эшли, воспользовавшись тем, что про нее на минуту забыли, запустила ручку в коробку с кукурузными хлопьями и стала бросать их на пол.

— Присматривайте за Эшли, а я открою бутылку с вином. Все великие повара обожают вино.

— Вы будете тушить цыпленка в вине? — спросила Мэкки.

— Нет, приму внутрь. Могу и вам налить стаканчик, если пожелаете, — предложил Гордон.

Пока он открывал бутылку «Орвието», Мэкки едва успела отнять у Эшли банку с каперсами, которую та схватила со стола.

— За ней теперь нужен глаз да глаз, — сказал Гордон. — Ее интересует буквально все, но особенно достается телефону. На прошлой неделе она случайно набрала какой-то номер и попала в Данию. Стоит на минуту отвлечься, как она начинает разбрасывать золу из камина или швырять книги с книжных полок на пол, — добавил Гордон и засмеялся.

«Разве Бет, с ее легкомыслием и безответственностью, могла бы уследить за Эшли?» — подумала Мэкки. Неудивительно, что Гордон был категорически против того, чтобы оставлять свою дочь с ней, и не доверял ребенка никому, кроме бабушки и няни. Мэкки только сейчас поняла, почему он так сопротивлялся установлению совместной опеки над Эшли.

— Эшли, позови киску. Скажи: Кли-о.

— Бедная киска сейчас сидит под диваном, забившись в угол, — сказал Гордон. — Стоит Эшли появиться в комнате, как Клио тут же исчезает.

Не успел он это произнести, как Эшли открыла нижнюю дверцу буфета и стала выбрасывать оттуда посудные полотенца и фартуки.

— Лучше я возьму ее на руки, — сказала Мэкки, беря девочку и садясь с ней за кухонный стол. — Я спою тебе песенку, а ты слушай, — сказала она малышке.

— Мэкки, вы такая непредсказуемая, — удивился Гордон. — Тогда вы пели песенку о снежинках, теперь — эту. Кто вас научил детским песенкам?

Мэкки пожала плечами. Сегодня ей было особенно хорошо, они с Гордоном все больше сближались, но она еще не была готова рассказать ему про книгу с песенками для малышей, которая лежала на самом дне ее платяного шкафа. Эту книгу она купила очень давно — тогда, когда ее мечты, ее радужные надежды еще не были разбиты безжалостной судьбой…

Когда они поужинали, Мэкки стала мыть посуду, а Гордон пошел купать Эшли и укладывать ее спать. Он пригласил Мэкки присоединиться, но она вежливо отказалась. Теперь она загружала посудомоечную машину и слушала по динамику, что говорят в детской.

Почему все детские проделки и шалости так умиляют нас? Она поняла, что души не чает в Эшли, как любящая тетя или даже… любящая мать. Вместо того, чтобы расстаться с Гэллоуэями, она все больше к ним привязывалась.

Мэкки не могла понять, почему так происходит, — потому, что Эшли была очень милым ребенком, или потому, что она — дочь Гордона. Похоже, эти два чувства слились в ее душе в одно целое.

— Давайте допьем вино, — предложил Гордон, вернувшись в кухню. Он взял бутылку и наполнил бокалы.

Они пошли со своими бокалами в гостиную и устроились на диване. Их разделяли только диванные подушки. Заметив, что это пространство не занято, Гордон положил руку на подушки.

— Вам нравится такая незатейливая семейная жизнь? — спросил он, пододвигаясь поближе к Мэкки и кладя руку ей на плечо.

— Нравится. — Мэкки поднесла бокал к губам, чтобы скрыть некоторое замешательство, вызванное тем, что Гордон начал гладить ее плечо, постепенно приближаясь к шее. С каждым его прикосновением она все больше возбуждалась.

— Как при-ят-но! — с чувством воскликнул он.

— Прикасаться к панбархату моей блузки?

— Нет, прикасаться к вам. — С этими словами он взял ее бокал и поставил на кофейный столик, а потом обнял ее за плечи и притянул к себе.

Закрыв глаза, Мэкки чувствовала, как каждый из его поцелуев обжигает ей шею, щеки, уголки губ, переходя наконец в страстный поцелуй. Она подняла руки и обвила его шею, прижавшись к нему.

Хотя вино и поцелуи Гордона оказали на нее определенное воздействие, она не утратила способность ясно мыслить. Каким бы восхитительным ни был этот миг, Мэкки смогла вовремя нажать на тормоза. Если она и решила не прекращать их отношения, то пусть их развитие будет не столь стремительным. У обоих за плечами неудачные браки, боль, разочарования… Поэтому не нужно спешить. Это может быть опасно.

— Как у вас хорошо, — проговорила она, когда он оторвался от ее губ.

— Да, — помедлив, ответил он, покрывая поцелуями ее шею.

Но она осторожно отодвинулась.

— Это дом вашей тети, да?

— Ладно, — ответил Гордон, смирившись, — я понял: объятий меньше — разговоров больше. — Он откинулся назад, заложив руки за голову. — Да, это действительно дом тети Хильды, которая прожила в нем пятьдесят лет. Она была очень счастлива здесь… Мы с Эшли раньше жили в квартире при университете. Разумеется, я при первой же возможности переехал сюда. Хотите, я покажу вам весь дом?

Она кивнула. Он поднялся и подал ей руку.

С первым этажом она уже ознакомилась, так что здесь экскурсия была короткой. Затем он повел ее на второй этаж по красивой широкой лестнице. Дом был большим, особенно для двоих, и многие комнаты пустовали, а некоторые превратились в склад для ненужных вещей.

— Как видите, здесь еще придется потрудиться, — сказал Гордон.

Мэкки дала волю своему воображению: где бы она разместила гостиную, где игровую комнату, а где — свой и его кабинеты… В действительности из множества пустовавших на втором этаже комнат жилыми были только комната Эшли и спальня Гордона. Его объятия и поцелуй были еще свежи в ее памяти, и поэтому спальня Гордона показалась ей очень опасным местом. Мэкки решительно направилась к двери — подальше от греха.

— А здесь что? — спросила Мэкки, когда они вошли в комнату на третьем этаже. В ней, кроме мебели, было множество безделушек, стопки книг и старых журналов, какие-то пухлые папки.

— У тети Хильды столько всего, что трудно выбрать, что нужно оставить, а что — выкинуть.

— Разборка может занять много времени, но, согласитесь, это довольно приятные хлопоты, — сказала Мэкки.

— Вы правы. Разбирая вещи тети Хильды, я все лучше узнаю ее.

— А почему она завещала все вам, хотя почти не знала вас? — с интересом спросила Мэкки.

— О, это длинная история. Хотите, я расскажу ее? — предложил Гордон.

— Нет, как-нибудь в другой раз. Уже почти полночь. Боюсь, я злоупотребляю вашим гостеприимством, — возразила она.

— Ничуть, — ответил он, когда они спускались по лестнице. Проводив ее до входной двери, Гордон, как Мэкки и предполагала, поцеловал ее. И от его поцелуя ей сразу стало легко и радостно на душе.

Как она может стремиться к нему с такой силой и одновременно думать, что у них ничего не выйдет? Нормально ли для влюбленной женщины просчитывать каждый свой шаг? Конечно, нет. Если бы все женщины были такими нерешительными, жизнь на Земле прекратилась бы. Нерешительность — неотъемлемое свойство ее характера. Она хотела бы легко влюбляться и так же легко расставаться с возлюбленными, но, увы, ей это не дано. Она принадлежит к тому типу женщин, которые сами создают себе трудности и сами же их преодолевают…