Да, она знала. Эйден никогда этого не скрывал.

— Что это за муж, который не хочет иметь детей? — Прожив жизнь с таким человеком, как отец Джилл, Милдред не могла себе представить, что существуют иные мужья.

Джилл попыталась объяснить матери, что к чему. Дети просто не укладывались в жизненные планы Эйдена. Он поставил себе целью к тридцати пяти годам стать одним из руководителей огромной компании Эй-Би-Экс, и времени на детей у него просто не оставалось. Ему нередко приходилось работать сутками напролет, и уж по крайней мере на работе он проводил не меньше времени, чем дома. А дети, говорил Эйден, заслуживают неизмеримо большего, чем он способен им сейчас дать.

Была и другая причина, мешавшая Эйдену обзавестись детьми. Его родители после развода перебрасывались им, как мячиком от пинг-понга, и в результате у него сохранились весьма тяжелые воспоминания о детстве. Но Джилл об этом умолчала, не желая бросать тень на мужа.

Поэтому на слова матери о том, что она не знает мужчин, не желающих заводить детей, Джилл ответила:

— Таких, мамочка, очень много. Они довольствуются тем, что счастливы в браке, доставляют радость своим женам, путешествуют с ними, устраивают себе уютное гнездышко. Почему тебе так трудно примириться с тем, что и Эйден принадлежит к их числу?

Даже теперь, спустя три года, она словно наяву слышит голос матери:

— Потому что он твой муж.

Долгое время Джилл не могла согласиться с мнением матери, будто, вступив в бездетный брак, она пошла против своей природы. Спору нет, она всегда любила детей и видела себя в роли матери, но ей казалось, что она примирилась с их отсутствием, и доводы Эйдена не вызывали у нее больше возражений.

Так оно, наверное, и было. В течение года она наслаждалась безоблачным счастьем. Сдержанный со всеми, предпочитающий держать людей на расстоянии, Эйден с ней становился совсем иным, во всяком случае в постели. Его страстность буквально лишала ее рассудка.

Медовый месяц они провели на Гавайях, через пять месяцев отправились на остров Сент-Томас, а полгода спустя — в Париж. Приобрели дом, огромный, в колониальном стиле. Джилл выполняла обязанности личной секретарши Эйдена, а следовательно, сопровождала его во всех деловых поездках. А дома принимала у себя гостей — сослуживцев мужа с женами. Все казалось замечательным.

Но вдруг она забеременела — и благоденствию пришел конец.

Узнав о своем состоянии, Джилл обрадовалась, наивно полагая, что Эйден отреагирует таким же образом. Год счастливой семейной жизни, надеялась она, должен был смягчить его, а быть может, и в корне изменить его взгляды. Она даже предвкушала, как они оба отпразднуют радостную весть. Он, мечтала она, подхватит ее на руки и закружит по комнате. А затем откупорит бутылку шампанского, как делал ее отец, узнав об очередной беременности матери. И как поступал в подражание отцу ее брат при известии о предстоящем прибавлении семейства.

К несчастью, Эйден не был похож ни на отца, ни на брата Джилл. Ей никогда не забыть, как он побледнел, услышав «радостную» новость.

— Что же нам теперь делать? — спросила Джилл, осознав, как глубоко она заблуждалась.

— Что делать? Да ничего. Я бы хотел, чтобы этого не случилось, но раз случилось, так тому и быть.

Джилл вздохнула с облегчением. Он не попросил ее прервать беременность — и то слава Богу! Иначе их семейная жизнь тут же немедленно пришла бы к концу. А так оставалась надежда, что со временем он свыкнется с отцовством. Оно свалилось на него нежданно-негаданно, но со временем шок пройдет и Эйден поймет, что ничего страшного не произошло. Может даже, начнет радоваться. Но этого-то как раз и не произошло.

Он не покупал вместе с Джилл коляску и пеленки с распашонками, не читал книг о воспитании детей, которые ему подсовывала Джилл, не ходил вместе с ней слушать лекции на эту тему. Не он, а один из ее друзей забирал Джилл из родильного дома. Вместо этого он начал много путешествовать, причем без нее.

И все же она не теряла надежды. Время все поставит на свои места, уговаривала себя Джилл, стараясь не замечать, что становится все более одинокой. Вот увидит муж младенца — и растает, полагала она. Ибо иначе просто не может быть.

Оказалось, может. Он и увидел-то новорожденную лишь на четвертый день ее жизни — задержался в командировке. Чем дальше, тем глубже он уходил в себя, тем больше времени уделял работе и своим коллегам. Он ни разу не сменил ребенку пеленки, никогда не кормил младенца из бутылочки, а на руки если и брал, то очень и очень редко.

Вопрос: какой мужчина не хочет иметь детей? — теперь звучал иначе: какой мужчина не хочет иметь своего собственного ребенка, уже появившегося на свет? И ответа на него не было.

Джилл перестала понимать Эйдена и в конечном итоге была вынуждена согласиться с матерью: да, она вышла замуж за человека, чей характер так толком и не узнала, за человека эгоистичного, озабоченного исключительно собственной карьерой, не способного меняться и совершенствоваться, за человека недоверчивого и холодного, который с неуемной страстью занимается любовью, но любить по-настоящему не умеет. Не желая спешить с выводами, она дала мужу достаточно времени — целых полтора года! — для того, чтобы тот изменил свое отношение к ней и дочурке, но все тщетно!

А ведь девочки так нуждаются в отцовской любви! Джилл знала это по собственному опыту — именно отец взрастил в ней уверенность в себе и чувство собственного достоинства. О том же толковали и все книги, посвященные воспитанию детей.

Самолет вырулил на взлетную полосу, и Джилл вздохнула с облегчением. Да, все правильно! Она еще молода — ей только-только исполнилось двадцать шесть. Не исключено, что со временем она встретит симпатичного человека, который не будет ни в тридцать пять лет, ни в пятьдесят пять, ни в каком-либо ином возрасте стремиться во что бы то ни стало занять начальственное кресло, а посвятит всю свою жизнь ей и Мэдди.

Девочке нужен любящий отец, а ей, Джилл, муж, настоящий муж, который был бы ей одновременно и любовником и другом. И не важно, будет он богат или беден, красив или непривлекателен, лишь бы проводил с ней время, беседовал, радовался жизни. Главное, чтобы он отдал ей сердце — вот что важнее всего для женщины. Не так уж и много вроде бы.

Ну а если подобный мужчина не встретится, тоже не беда. Они с дочкой не пропадут. Джилл окружит ее такой любовью, что девочка никогда не почувствует отсутствия отца.

Шум двигателей сделался еще громче, и самолет побежал по взлетной полосе. Лети, лети, Эйден, навстречу твоей честолюбивой мечте. Меня это больше не касается. Я хочу только одного — покоя,думала Джилл, не спуская глаз с самолета, который с ревом оторвался от земли и начал медленно набирать высоту. Джилл удовлетворенно улыбнулась — пытка расставания кончилась. Все позади.

Она уже намеревалась отойти от окна, как вдруг заметила, что самолет как-то странно качнул крыльями. Она помедлила, потом решила, что это ей померещилось, и снова повернулась, чтобы уйти, но крылья опять дрогнули, и у Джилл замерло сердце: что-то с этим самолетом неладно.

Эйден весь напрягся. В иллюминаторе горизонт то падал, то опускался, то падал, то опускался, и так без конца. В поисках прочной опоры он вцепился в ручки кресла.

— Что за дьявольщина? — произнес кто-то позади него.

Эйден попытался взять себя в руки. В каких только условиях он не летал — при грозе, в ледовом шторме, в ураганном ветре, — и то все обходилось, а сегодня погода — лучше желать нечего. Следовательно, причин для волнения нет. Ни малейших.

Самолет пошел боком и, вместо того чтобы выровняться, сделал поворот на сто восемьдесят градусов.

— Что за дьявольщина? — повторил пассажир сзади. Эйден поймал себя на том, что мысленно чертыхается теми же словами. В салоне загудели голоса, кое-кто выражал свое недоумение в довольно резких выражениях.

Из кабины вышел пилот и спокойным тоном объявил, что оснований для тревоги нет, но они тем не менее возвращаются в аэропорт. Затем посоветовал всем пристегнуть ремни.