— Ты хочешь побеседовать со мной наедине, Деций? Смелый поступок.

Я резко повернулся, оторвав взгляд от чудной бронзовой лампы кампаньской работы, которой только что любовался. Клодия была не менее хороша, чем произведения искусства, наполнявшие ее покои, и знала это. Она замерла в дверном проеме, за которым начинался сад. Я был слишком хорошо знаком с этим ее излюбленным трюком. Когда она стояла в дверях, солнечный свет насквозь пронизывал ее прозрачные одежды. Но на этот раз Клодия превзошла саму себя. На ней было платье, сшитое из знаменитой, точнее сказать, печально знаменитой коанской ткани. Каждая новая пара цензоров запрещала ношение одежды из этой воздушной ткани, однако римлянки, не рискуя нарушать этот запрет публично, постоянно пренебрегали им дома. В довершение ко всему наряд Клодии был эффектного фиолетового цвета, и казалось, что ее окружает легчайшее облако необычайного оттенка.

— Мой поступок никак не назовешь смелым, Клодия, поскольку я выполняю поручение, данное твоим супругом, — ответил я. — Это он разрешил мне поговорить с тобой.

— О, не сомневаюсь, ты выполнишь поручение наилучшим образом, — усмехнулась она. — Ты всегда трепетно относился к своим обязанностям.

— Неукоснительная верность долгу сделала Рим великим, — парировал я.

Клодия улыбнулась:

— Знаешь, Деций, ты удивительный человек. Всякий раз, когда я считаю, что ты вышел из игры, ты появляешься вновь в окружении новых друзей. Положение твое становится чуть выше, а влияния ты приобретаешь чуть больше, но я никак не назвала бы твое восхождение стремительным.

— Мне некуда спешить, — пожал плечами я. — Тот, кто поднимается слишком быстро, рискует так же быстро упасть.

— А ты, значит, предпочитаешь осторожность.

— Да, тому, кто ценит собственную жизнь, осторожность необходима, — заметил я. — По крайней мере, я всегда был противником рискованных авантюр. Тем не менее недавно какой-то тайный недоброжелатель по непонятным причинам пытался меня убить. Надеюсь, это была не ты?

— Что дало тебе повод к подобным подозрениям? — вопросом на вопрос ответила Клодия. — Неужели только лишь то обстоятельство, что прежде я уже пыталась тебя убить?

В голосе ее звучала неподдельная обида.

— Тогда ты стоял у меня на пути. Сейчас — нет. Я не настолько легкомысленна, чтобы убивать людей ради развлечения. Почему ты решил, что я причастна к покушению на тебя?

— Отравить меня пытался твой юный родственник, Аппий Клавдий Нерон. После неудачной попытки он направился сюда, в этот дом. Здесь проживает всего два человека, имеющих влияние в обществе, — ты и Целер, твой супруг. Это существенно сужает круг подозреваемых.

— Боюсь, у тебя просто разыгралось воображение. У маленького Нерона нет никаких причин тебя убивать, а сюда он пришел, потому что поссорился с моим братом и не хотел оставаться у него в доме. Кстати, они, наверное, помирились, потому что мальчишку я не видела со вчерашнего утра.

— Ты больше никогда его не увидишь, — сообщил я. — Прошлой ночью Аппий Клавдий Нерон был убит прямо у моих дверей.

Клодия замерла, не успев растянуть губы в улыбке.

— Убит? — переспросила она.

По обыкновению, она ничем не выдала своих чувств, но я видел, эта новость ее удивила.

— Да. Причем в точности тем же способом, каким за несколько дней до него был убит Капитон.

Клодия отвернулась, чтобы я не видел выражения ее лица.

— Понятно. Бедный Нерон! Я мало знала его, но он — мой родственник. К тому же он был почти ребенком.

— Этот ребенок пытался меня отравить, — напомнил я.

— Все это очень печально, но ведь ты пришел сюда не для того, чтобы говорить о злополучном Нероне и неудачном покушении на твою бесценную жизнь?

Клодия повернулась, и я убедился, что лицо ее вновь закрывает обычная насмешливая маска.

— Нет, не для того, — кивнул я. — Я пришел поговорить о подвигах твоего брата. Проникнув на ритуал в честь Доброй Богини, он наделал шуму на весь город. Чего он хотел добиться, решаясь на столь дикую выходку?

— О, ты же знаешь Клодия. Он обожает потешаться над всякого рода священными обрядами. Несмотря на свои годы, он остается проказливым мальчишкой, для которого первейшее удовольствие — позлить взрослых.

Странно было слышать подобные слова из уст Клодии, потому что они всецело соответствовали истине. О ее слепой привязанности к брату ходили легенды. Когда он поменял имя на плебейское, она последовала его примеру. Разумеется, они постоянно ссорились, но я и представить не мог, что Клодия способна так уничижительно отзываться о своем возлюбленном братце перед лицом его заклятого врага. Я всегда был подозрителен, и подозрительность моя удваивалась, когда я имел дело с Клодией. Сейчас я тщетно пытался понять, что она замышляет. Быть может, очередная ссора между братом и сестрой оказалась серьезнее прежних? Нежный голос, раздавшийся из соседней комнаты, прервал мои размышления:

— Клодия? Кто там пришел?

— У тебя гости? — удивился я.

— Да, но твой визит кстати. Идем, Деций, я познакомлю тебя с Фульвией.

— Фульвией? Она что, вернулась в Рим?

Я знал всего лишь одну женщину, носившую такое имя, и ей пришлось бежать из Рима после того, как заговор Катилины потерпел поражение.

— Нет, эта Фульвия — родственница той, о ком ты говоришь. Она только что приехала в Рим из Байи.

Мы вошли в спальню, комнату, в убранстве которой особенно ярко проявилось пристрастие Клодии к эротике. Подобный интерьер уместнее смотрелся бы в борделе, чем в покоях знатной римской матроны. Впрочем, вряд ли какой-либо бордель мог похвастать столь роскошной обстановкой. На кровати, заваленной розовыми шелковыми подушками, сидела молодая девушка. Я поклонился, тщательно следя за тем, чтобы лицо мое сохраняло непроницаемое выражение. В том, что Клодия в очередной раз пытается пробить броню моего самообладания, можно было не сомневаться.

Девушка, сидевшая передо мной, отличалась редкой красотой. Волосы, белокурые, как у уроженки Германии, волнистыми локонами спадали на точеные плечи. Хрупкая и миниатюрная, на первый взгляд она казалась почти Ребенком, но платье из той же прозрачной коанской ткани, что и платье Клодии, выдавало ее соблазнительные формы. Огромные глаза и полные чувственные губы дополняли картину. На вид ей было лет шестнадцать, не больше, но на дышавшем юностью и свежестью личике лежала невидимая, но отчетливая печать порока.

— Дорогая, позволь представить тебе Деция Цецилия Метелла Младшего, сына цензора, — произнесла Клодия.

— О, для меня огромная честь познакомиться с человеком столь выдающихся достоинств, — пропела Фульвия.

Сирены, пытавшиеся соблазнить хитроумного Улисса своим дивным пением, могли бы позавидовать медоточивому голосу Фульвии. В отличие от Улисса, я не имел возможности ни заткнуть уши воском, ни привязать себя к мачте. Поэтому мне приходилось делать титанические усилия, чтобы не прыгнуть к Фульвии в постель.

— Полагаю, все римляне будут счастливы, что ты удостоила город своим посещением, — ответил я любезностью на любезность. — Можем ли мы надеяться, что ты останешься здесь надолго?

— Фульвия обручена с Клодием, — сообщила Клодия.

Я не мог отказать себе в маленьком удовольствии и осведомился, сардонически выгнув бровь:

— Ты не ревнуешь?

Клодия и бровью не повела.

— О Деций, ты и представить себе не можешь, с какой легкостью мы с братом способны приспособиться к любым обстоятельствам, — изрекла она.

Клодия явно недооценивала мое воображение, но я счел за благо не спорить с ней.

— Юная Фульвия тоже находилась в доме Цезаря в ту ночь, когда там совершался злосчастный ритуал? — осведомился я, возвращаясь к предмету своего расследования.

— Ритуал предназначен только для замужних женщин, Деций, — напомнила Клодия. — Фульвия сопровождала меня в дом Цезаря, но принимать участие в ритуале она не могла.

— А как же туда проник Клодий? — вопросил я. — Предположим, ему удалось выдать себя за почтенную матрону, хотя мне трудно в это поверить. Но чьей супругой он назвался?