Билли взглянул на часы. Было двадцать минут шестого, и уже начинало темнеть. Винный магазин открывался в десять утра и работал до одиннадцати ночи. Еще почти пять часов торчать здесь.

— Есть не хочешь?

— Да, немножко, — кивнул Гаррет.

— Может, сбегаешь в «Севен—Илевен», принесешь чего-нибудь?

Гаррет пожал плечами. Спальный мешок соскользнул, и он натянул его снова.

— В магазине-то тепло, — соблазнял Билли.

— А ты что, есть не хочешь?

— Я бы не отказался от кофе и чизбургера.

— Не могу я больше есть эти бутерброды! С голоду буду умирать, в рот их не возьму! — сказал Гаррет.

— Зайди в супермаркет. Там есть кафе. Пусть тебе ветчины порежут или сырку.

— Я хочу чего-нибудь горячего.

— Сосиску в тесте и кофе, — предложил Билли, хотя отлично знал, что Гаррет вообще ничего не пьет, кроме кока-колы. Пьет, конечно, спиртное. Но сейчас пить было нельзя: раз они собираются совершить вооруженное ограбление и будут стрелять, то им нужно оставаться трезвыми.

Гаррет подвинулся на сиденье.

— А деньги у тебя есть? — спросил он.

— А куда делась десятка, которую я тебе дал?

— Истратил.

Билли положил кольт «питон» на сиденье, порылся в кармане и вытащил скомканную двадцатку. Он швырнул деньги на панель приборов, и Гаррет, схватив бумажку, распахнул дверцу «пинто».

— Ствол здесь оставь, — сказал Билли.

— Что? А, да, конечно, — ответил Гаррет, глуповато улыбаясь, и сунул «ремингтон» обратно в машину. Билли проверил, на месте ли предохранитель, и прикрыл ружье краем спального мешка. Гаррет захлопнул за собой дверцу, засунул руки в карманы, ссутулился и побрел по снегу между машинами к супермаркету.

Билли включил зажигание. «Пинто» завелся, чуть было не заглох, но все-таки заработал. Билли нажал на кнопку обогревателя, и по ногами заструилось тепло. Он закурил сигарету.

В супермаркете были автоматические двери, и когда они открылись, Гаррет пулей влетел внутрь и, засмотревшись на девушку-контролера, чуть не свалил металлический стенд с дешевыми книжками. Клоун чертов. Билли смотрел, как он направляется к прилавку с журналами. Девочки и дорогие машины — вот все, что интересует Гаррета. Для него рай — это бикини, натянутые на капот «корвета».

Билли положил «питон» на колени и провел рукой по полированному ореховому прикладу пневматического ружья.

Он снова стал думать о Нэнси Краун. В воображении он видел, как она поднимает руки, чтобы расстегнуть заколку, как шевелятся ее груди под свитером, как рассыпаются по обнаженным плечам блестящие светлые волосы. Какая бледная у нее кожа.

Она была прекрасна, и чем больше он думал о ней, тем прекраснее она становилась.

Он уже три раза приходил к ее дому, как вор, крадучись, в темноте. Каждый раз он высматривал и вынюхивал под дверями и окнами, а потом стоял около бассейна, и на него падал снег. В четыре утра, в такой холод, еще не было даже машин на улицах.

В последний свой приход он отвернулся от дома, чтобы прикурить, не обнаруживая себя огоньком зажигалки, и явственно ощутил близость океана. Океан был совсем рядом, всего в двадцати метрах внизу. С песчаного пляжа доносилось шуршание песка, черная ледяная вода терлась о берег. Хлопья снега, кружась, падали в океан, пропадали в нем.

Билли стряхнул пепел на грязный пол «пинто». Печка заработала лучше. Он протянул руки к потоку теплого воздуха.

…В ее доме горел свет, даже когда она спала. В кухне, в гостиной, там, где, по его мнению, находилась ванная, в кабинете. Весь нижний этаж дома был залит светом. Даже наверху лампы не выключались в холле и нескольких комнатах. С того места, где он стоял, он не мог определить, оставляла ли она дверь в спальню открытой. Но, насколько он мог видеть, это была единственная неосвещенная комната. Наверное, все-таки она закрывала дверь, потому что, когда она гасила лампу, спальня погружалась в кромешную тьму.

Вот тогда у него особенно разыгрывалось воображение. Ему даже мерещились звуки. Легкое шуршание простыней, шелкового белья. Он слышал ее дыхание. Она постанывает от боли или вскрикивает от наслаждения. Глубоко вздыхает. Он видел, как поднимается ее тело, опускается, поворачивается, поворачивается… Он представлял ее лежащей на спине, на боку; вот она слегка изгибается, вот лежит лицом к нему…

А потом порыв ветра, шелест ветвей или запоздалый автомобиль, несущийся по улице на большой скорости, разрушали звуковую иллюзию, и он уже не знал, слышал ли что-нибудь вообще. Снова тишина тяжким грузом наваливалась на него.

Тьма.

Билли поворачивался спиной к дому, ссутуливался и, прикрывая огонек зажигалки, прикуривал новую сигарету.

И будто слышал голос ее мужа, далекий шепот, невнятное бормотание, страстные слова, просьбы, требования, не сделает ли она то, не сделает ли это. Снова шуршание простыней.

Билли ходил взад и вперед, плевал в дымящуюся воду, отшвыривал стул в дальний конец площадки… Снег скрипел под его каблуками. Что было на самом деле? Что пригрезилось? Он не знал. Не мог знать. Не сделает ли она то, не сделает ли она это. В бессильной ярости он был готов разгромить весь мир, разбить его вдребезги.

В машину вместе с Гарретом ворвался порыв ледяного ветра и облако снега. Из полиэтиленового пакета в его руках пахло чем-то вкусным.

Билли кашлянул.

— Где ты так долго шатался?

— У них там народу полно. Такая очередь! — ответил Гаррет, бодро потирая руки и дыша на них. — Как будто дома уже никто не ест и даже не готовят, а все берут в кафе.

Билли заглянул в пакет, открыл одну из пластиковых коробочек.

— Это еще что такое?

— Картофельный салат.

— Картофельный?

— Он вкусный. Девушка за прилавком дала мне попробовать.

— Значит, дала?

Билли сунул коробочку в пакет и открыл другую. Какие-то маленькие сосиски в густом коричневом соусе, от которого поднимается пар. Он схватил одну — горячая! — и сунул ее в рот.

— Что еще принес?

— Крылышки «Буффало».

Билли одарил его ледяным взглядом.

— Ну, куриные крылья, — объяснил Гаррет. — Острые, тебе понравятся.

Билли съел еще одну сосиску.

Гаррет взял пластмассовую вилку и набил полный рот картофельным салатом.

— Странный ты парень, Гаррет. Пять градусов мороза, метель, а тебе пришла охота поесть картофельного салата. Мозги у тебя заморозились, что ли?

— Картофельного салата с сосисками.

— Сосисок ты не получишь.

— Это нечестно!

Билли повернул к Гаррету лицо, на котором было написано издевательское недоумение, съел еще одну сосиску и вдруг увидел серебристо-серую бронированную инкассаторскую машину, остановившуюся перед входом в винный магазин.

— Господи Иисусе!

— Чего? — пробормотал Гаррет.

Обливая спальный мешок жирным соусом, Билли поспешно поставил полупустую коробку на панель приборов и потянулся за пневматическим ружьем.

Гаррет уставился на него расширенными от ужаса глазами. Неужели Билли каким-то образом узнал об его планах? Прочел его мысли?

Ноги Билли были укутаны спальным мешком. Ружье лежало на коленях наискосок и дулом упиралось Гаррету в низ живота. Билли взвел пневматический механизм. Гаррет панически схватил кольт «питон», оттянул спусковой крючок и направил ствол Билли в лицо. Дуло оказалось так близко, что он чувствовал запах ружейного масла.

— Отвали, Гаррет!

Гаррет крепко держал кольт обеими руками. Он прищурился, зажмурил один глаз и заорал: «А ну, брось ружье!» — таким тоном, какого Билли от него ни разу не слышал.

Когда до Билли наконец дошел смысл сказанного и он понял, о чем подумал Гаррет, увидев, как он схватил ружье, он выпустил из рук «ремингтон» и, очистив лобовое стекло, указал на вход в магазин.

Гаррет увидел инкассаторскую машину, увидел, как открылись двери магазина, и парень-гитарист посторонился, пропуская двух охранников в серых униформах. Один из них толкал перед собой тележку, нагруженную полотняными мешками, а другой шел на несколько шагов позади, держа руку на кобуре.