— Сегодня ведь выходной, проводятся велосипедные гонки, поэтому на дорогах, возможно, будут пробки.
Они поехали направо по широкой улице, идущей перед вокзалом, а минут через пять повернули с неё налево, там оказалась такая же широкая улица. Машина двигалась в западном направлении. Хомма взглянул в карту, купленную только что в вокзальном киоске. Судя по всему, скоро они проедут мимо полицейского департамента Центрального района Уцуномии, а потом мимо зданий городского и префектурального Полицейского управления.
Конечно, он подумывал зайти в местную полицию и там выяснить обстоятельства смерти матери Сэкинэ, Тосико. Поскольку это был несчастный случай, что-то у них должно сохраниться. Если бы Икари был в курсе, он непременно посоветовал бы обратиться в полицию и пообещал, что заранее с ними свяжется. Так вышло бы быстрее. Хомма нарочно не стал этого делать, ему хотелось начать самому, с чистого листа. После смерти Тосико прошло два года и два месяца. Не похоже, чтобы до сих пор кто-то ставил под сомнение обстоятельства её гибели. Её дочь Сёко благополучно получила деньги по страховке. Это значит, что полиция не нашла в смерти Тосико ничего подозрительного и закрыла дело. Раз так, спешить некуда. Сначала он сам побывает на месте происшествия, расспросит местных жителей, а уж если понадобится идти в полицию — это он оставит напоследок.
Сколько они уже едут — минут двадцать?
— Приехали, это здесь.
Водитель затормозил. Он остановился возле телеграфного столба, на котором была табличка с номером квартала: «Итёдзака 2010». Столб стоял у въезда в узкий тупичок в виде буквы «Т», рядом висел знак одностороннего движения.
— Дом две тысячи пять будет подальше, в глубине.
Дверца закрылась, таксист уехал. Хомма принялся осматриваться. С того самого момента, как он сел в такси — нет, даже раньше, ещё когда вышел на станции, — Хомма почувствовал, какой в этом городе плоский ландшафт. Так и должно быть, ведь если подумать — город-то находится в самом центре равнины Канто. Однако название квартала Итёдзака — «склон, поросший деревьями гинкго», — рисовало в его воображении какие-то холмы, что-нибудь вроде токийского района Сибуя. И где же это в таком плоском месте нашлась лестница, чтобы пьяный человек мог упасть и разбиться насмерть? Неужели Тосико Сэкинэ погибла, упав с лестницы в своём доме?
Вообще-то, этот квартал Итёдзака напомнил ему его собственную округу в Мидзумото, такой же тихий жилой район. Многоквартирных корпусов здесь немного, в основном частные постройки, и большинству из них уже немало лет. Они не производят впечатления дешёвки, как те дома, что строятся теперь на продажу по готовым типовым проектам, и потому видно, что хозяева обосновались здесь давно.
Хомма медленно пошёл по Т-образному переулку. Издалека показалась парочка — двое двигались ему навстречу держась за руки. Женщина слегка задержала взгляд на хромающей походке Хоммы и тут же отвернулась. Мужчина продолжал оживлённо о чём-то рассказывать. Потом Хомма отметил про себя парикмахерскую — на вывеске значилось: «Салон Л’Ореаль». В доме напротив учили детей считать на японских счётах соробан. Рядом стоял узкий и длинный трёхэтажный дом, из окон которого драконами вылезали распялки со стираным бельём. На первом этаже этого дома был склад и магазин пиломатериалов. По соседству, как раз на таком расстоянии, чтобы припарковать одну машину, был двухэтажный дом, крашенный поверх штукатурки. Двери раздвижные, в алюминиевой раме, а над ними старомодная, выведенная тушью табличка: «Вилла Аканэ». Это и был дом 2005.
Пока Хомма, сунув руки в карманы, размышлял, как ему подступиться к своей цели, двери открылись и на улицу вышли двое детей, по виду — ученики начальной школы. Это были мальчик и девочка, девочка чуть постарше. Наверное, брат и сестра. Алюминиевая рама двигалась тяжело, девочка толкала её что было сил. Стоит руке соскользнуть, и девчонка по инерции стукнется головой — смотреть на это было невыносимо: ребёнок явно подвергается опасности.
Закрыв наконец двери, девочка взяла за руку брата, который всё это время стоял рядом в ожидании, и они направились в сторону Хоммы. Больше не было видно ни души.
— Здравствуйте, — заговорил с детьми Хомма.
Ребята замедлили шаг. На обоих были одинаковые кроссовки с героями мультиков. У сестрички на шее что-то висело, но для украшения это было, пожалуй, крупновато.
— Здравствуйте, — ответила девочка.
Хомма присел, положил руки на колени и с улыбкой заглянул в маленькие личики детей:
— Ребятишки, вы из этого дома?
Девочка кивнула. Брат вопросительно на неё уставился: мол, это что ещё за тип? Ведь старшая сестрёнка всё знает.
— Ну так вот, дядя приехал из Токио, чтобы расспросить про человека, который когда-то давно жил в вашем доме. Вы знаете, кто хозяин дома?
— Не знаем, — быстро ответила девочка.
— Может, он тоже живёт где-нибудь здесь?
— Не знаю, я его никогда не видела.
Ну что ж, это неудивительно. И тут Хомма вдруг заметил, что одной рукой девочка сжимала ладошку брата, а другой теребила ту штуку, которая висела у неё на шее.
Без всякой задней мысли, просто чтобы наладить контакт, Хомма спросил:
— А что это у тебя?
— Свисток для самообороны.
Вот уж что называется — сразила наповал.
— Здесь иногда всякие хулиганы ходят, — пояснила девочка, — но, если свистнуть, они убегают. Поэтому мама мне его купила. Дядя, хотите послушать?
Нет, услышать свисток ему не хотелось. Если поднимется шум, то его ещё, пожалуй, отволокут в полицию — не хватало ему угодить в такой переплёт.
— Да нет, не нужно свистеть. Скажите-ка лучше, ваша мама дома сейчас?
— Нет, не дома, — снова ответила сестра. Она переступила с ноги на ногу, и то же самое проделал крепко вцепившийся в её руку братишка — куда один, туда и другой, как мотоцикл с коляской.
— Но мама рядом, вот она. — Девочка указывала за спину Хоммы.
Он быстро обернулся: нет, никакая женщина за его спиной не стояла и не сверлила пришельца строгим укоряющим взглядом, девочка указывала на вывеску «Салон Л’Ореаль».
— У мамы тоже есть свисток для самообороны, — сообщила девочка.
Молодые мамаши с маленькими детьми сегодня самая озабоченная мерами безопасности часть населения. Всё потому, что растёт число грязных преступлений, в которых жертвами становятся дети.
Вот и парикмахер Канаэ Мията, мать этих брата и сестры, не была исключением. Хотя как работник сферы обслуживания она бы должна была легко вступать в контакт, Хомме пришлось искать подход и так и эдак, прежде чем он сумел перейти к интересующей его теме, и случилось это не раньше чем через тридцать минут после того, как за его спиной прозвенел дверной колокольчик, сопровождающий появление в парикмахерском салоне каждого нового гостя.
— Мне хотелось кое-что спросить у вас про Сёко Сэкинэ, невесту моего племянника, — начал он серьёзный разговор.
— Мне не хочется брать на себя лишнее…
— Ничего особенного я не попрошу. Просто как родственник Курисаки… У Сёко ведь родных не осталось. Ну и нас кое-что беспокоит…
Произнося это, он подумал: уж наверняка на его лице читается антипатия к невесте племянника.
Канаэ кивнула:
— Да, понимаю. Тётушка Сэкинэ страшной смертью умерла, мне очень жаль.
Канаэ называла Тосико Сэкинэ «тётушкой», а Сёко Сэкинэ она называла «сестрицей». С Сёко она не была близко знакома, всего лишь обменялись вежливыми фразами на похоронах матери. Но уже из её рассказа Хомме стала ясна загадка с лестницей.
Оказывается, Тосико Сэкинэ погибла из-за падения с лестницы некоего старого дома, находящегося около парка Хатиман-яма, что в нескольких километрах к северу.
— Дом трёхэтажный, но первый и второй этажи занимает банк, а на третьем маленькие ресторанчики. Тётушка Сэкинэ была завсегдатаем одного из этих заведений, которое называется «Тагава». Раз в неделю она ходила туда выпить рюмочку-другую. Так вот, у этого дома сзади пристроена бетонная пожарная лестница. И главное, что она не винтовая, как часто бывает, а идёт прямо с земли и до третьего этажа — такая крутая, что страх… На втором этаже, правда, есть маленькая площадочка.