Многим девочкам очень понравилось, что у них есть собственная «манера», и Эмили, не прилагая к этому особенных усилий, с первого раза почти завоевала детские сердца. Она пообещала девочкам поговорить с ними вечером в комнате для игр, получше узнать о каждой из них, и дети уже были готовы полюбить.

По окончании урока Эмили чувствовала себя довольной. Она и не ожидала, что ее первый урок пройдет так хорошо. Она пожелала посмотреть и другие рисунки учениц, скорее для того, чтобы понять, чему именно их учил мистер Реддок и не следует ли и ей перенять некоторые его приемы.

До обеда у нее больше не было занятий, но после ей предстояло серьезное испытание – первый урок со старшими ученицами. Свободное время Эмили посвятила обустройству своей части комнаты – разложила вещи так, чтобы все нужное всегда было под рукой, постаралась придать прежний аккуратный вид своим платьям, измявшимся за долгую дорогу, расставила на каминной полке кое-какие памятные сердцу безделушки…

Миссис Барнс наказывала дочери часто писать, но Эмили сомневалась, что ее новости будут интересны матери, скорее покажутся незначительными мелочами, и решила посвятить написанию писем вторую половину воскресенья, если это позволят ее новые обязанности. Она собиралась поддерживать переписку с двумя подругами, хоть и понимала, что со временем эта связь, наверное, прервется. Мэри была помолвлена, скоро ее ожидали другие заботы, а Рэйчел, остроумная, но несколько заносчивая барышня, весьма неодобрительно отнеслась к тому, какой путь выбрала Эмили. Лучше бы мисс Барнс показываться почаще в свете и постараться найти себе мужа, старше себя или даже вдовца, согласного жениться на девушке без приданого, чем прозябать жалкой учительницей где-то на краю света. Эмили не стала говорить Рэйчел, что все за нее решила мать, и отношения между подругами ко дню отъезда Эмили заметно охладели.

Обед прошел почти так же, как завтрак, с той лишь разницей, что миссис Аллингем на нем не появилась.

– Директриса часто обедает в своей гостиной одна или с гостями, попечителями, викарием или с кем-то еще, – пояснила Хелен после того, как Эмили рассказала о своем первом уроке.

Миссис Фирман спросила, свободна ли мисс Барнс вечером и не сможет ли помочь ей придумать новый узор для вышивки с младшими девочками. Эмили охотно согласилась, не обращая внимания на насмешливую улыбку Хелен. Миссис Вильерс также стремилась завладеть вниманием Эмили, ведь бедная мисс Барнс еще не знакома с ее богатой коллекцией сплетен, но Эмили сумела отговориться от вечернего чаепития тем, что ей нужно подготовиться к завтрашним урокам и разобрать свои вещи.

– Мы придем к вам завтра, миссис Вильерс, – пообещала Хелен, и миссис Вильерс утешилась.

После обеда ученицы должны были около часа гулять, и прогулка не отменялась, даже если погода портилась. Эмили смотрела в окно одного из классов, как, несмотря на дождь, маленькие фигурки в плащах и шляпках бродили среди могил.

– Жуткое место, не правда ли? – послышался за ее спиной голос Хелен.

– Почему не разбить сад где-нибудь рядом со школой? – Эмили жалела о том, что не может подышать свежим воздухом, но мрачный пейзаж за окном не вызывал у нее желания присоединиться к девочкам, за которыми присматривала мисс Брент.

– Соседний с нами дом раньше принадлежал торговцу шерстью, но потом он разорился, и ему с семьей пришлось куда-то уехать. Попечительский совет уже давно пытается разыскать их, чтобы выкупить дом и прилегающий к нему участок земли. Если снести склады, там достаточно места, чтобы развести огород, посадить цветы и деревья, и еще останется место под площадку для игр. А в самом доме хотели устроить спальни для самых богатых учениц и покои директрисы. Но пока что этот план неосуществим.

– Надеюсь, мы с тобой застанем эти счастливые времена, когда у школы появится свой сад, – с надеждой откликнулась Эмили и отвернулась от окна.

– Говори за себя, дорогая, я мечтаю уехать отсюда до того, как мне исполнится двадцать пять лет и искать другое пристанище будет уже слишком поздно, – Хелен решительно взмахнула рукой, словно обрубая нити, связывавшие ее со школой Святой Маргарет с самого детства, и выбежала из класса.

Эмили только покачала головой. Похоже, ее новой подруге до смерти надоело это место, и нельзя было ее в том винить.

Вместо прогулки Эмили прошлась по школьным коридорам. Ходьба отвлекала ее от мыслей о предстоящем уроке в старшем классе.

С еще большим, нежели утром, волнением входила Эмили в класс, где ее ожидали уже вполне взрослые молодые леди, из которых многие превосходили свою новую учительницу красотой, состоянием и безупречностью манер.

Серый свет осеннего дня уже едва проникал сквозь узкие окна, и в классе горело множество ламп – об этом позаботилась мисс Олдридж. Большинство занятий живописью приходилось на светлые утренние часы, но сейчас преподавательница изящных манер, мисс Хамфрис, уехала навестить больную мать, и миссис Аллингем велела другим учителям занять освободившиеся часы. После обеда меньше всего был занят преподаватель живописи, и именно ему, то есть ей, Эмили, предстояло подменять мисс Хамфрис. Сама миссис Аллингем иногда утруждала себя, час или полтора беседуя с девушками на тему благочестия и прилежания, и полагала эти маленькие лекции весьма полезными для юных особ.

Эмили подумала, что мисс Хамфрис уехала совсем не вовремя, но вошла она в класс с самым решительным видом. В конце концов, она умела осаживать ворчливую Маргарет и некоторых дерзких джентльменов, значит, справится и с избалованными барышнями.

В отличие от младших девочек, не все юные леди сидели на своих местах. Эмили увидела неподалеку от своего стола группку оживленно болтающих девушек, словно они встретились только что, а не утром, перед завтраком. Среди них выделялась высокая, гибкая девушка с почти черными локонами, обрамляющими овальное бледное лицо, несмотря на запрет ученицам делать модные прически. По тому, с какой уверенностью она держалась, Эмили сразу поняла, что это и есть мисс Филлис Найт. За обедом она сидела спиной к учительскому столу, и Эмили не смогла разглядеть ее лицо, хотя Хелен и указала ей на эту девушку, но запомнила прямую осанку и чуть полноватые плечи.

Две из подруг мисс Найт при виде мисс Барнс уставились на нее, остальные три продолжали болтать, как будто не заметили, что учительница уже вошла. Все ученицы выжидательно притихли, явно предвкушая забавное зрелище.

– Рада, что вы приветствуете меня стоя, мисс, – объявила Эмили так громко, как только смогла, не переходя на крик, и проследовала к своему столу. – Всем остальным я предлагаю сделать то же самое.

– Как? Что? Что она сказала? – пронесся по классу неровный гул, включающий недоуменный шепот и возмущенные возгласы.

Мисс Найт пришлось обернуться, чтобы рассмотреть учительницу, так как Эмили прошла мимо нее. Серые и черные глаза словно хотели пронзить друг друга. Через мгновение мисс Найт презрительно поджала пухлые губы, а мисс Барнс спокойно улыбнулась, всем своим видом показывая: «Я уже здесь, хотите вы этого или нет, маленькая выскочка. И я останусь тут и увижу еще много таких, как вы, и ваш убийственный взгляд меня не задевает».

– Итак, я благодарю вас и прошу занять ваши места. Завтра, я полагаю, вы станете приветствовать меня более дружно, – Эмили обращалась ко всему классу, но смотрела на мисс Найт.

Филлис Найт первая отвела глаза и с видом оскорбленной королевы проследовала к своему месту. Ее подруги двинулись за ней, отчетливо слышались их перешептывания.

– Как вы уже знаете, я буду преподавать вам живопись. Вряд ли вас нужно учить, вы занимались с мистером Реддоком и, без сомнения, не нуждаетесь в объяснении приемов и бесконечных повторениях одного и того же сюжета. Всем этим я займусь с младшими девочками. А вам предлагаю сегодня нарисовать что-нибудь по своему вкусу, но непременно осеннее, – полчаса назад Эмили не знала, что предложить девушкам, доделывать работы, начатые ими с мистером Реддоком, не казалось ей важным. Если там опять будет пейзаж с церковью, о нем вполне можно забыть, а если что-то более любопытное – они продолжат позже, когда она лучше узнает этих девочек. Озарение пришло, когда она смотрела в темные, мятежные глаза мисс Найт. Заставить учениц нарисовать что-то, передающее их ви́дение мрачного и прекрасного сезона, захватившего власть на несколько мучительных и сладостных месяцев, – значит для Эмили попробовать заглянуть им в души.