– Я полагала, мы с тобой – хорошие подруги, – носик Хелен обиженно искривился. – А ты, оказывается, вовсе не желаешь помочь мне устроить свое счастье!
– Пойми же, мистер Найт никогда не женится на тебе, – была вынуждена высказаться Эмили.
– Отчего же? Я недостаточно родовита для него? Думаешь, ты подошла бы ему больше?
Язвительность Хелен нередко задевала Эмили, но сейчас она постаралась не обращать на это внимания, ведь ее подруга огорчена и не ведает, что говорит.
– При чем здесь я? Мистер Найт не нравится мне так же, как и его сестра. Дело не в этом, Хелен. Он уже наверняка знает, с кем вступит в брак. Такие блестящие джентльмены женятся непременно на девушках с огромным приданым! Даже если он и любит тебя, его семья не позволит ему взять в жены скромную девушку, учительницу из пансиона. Такие романтические истории встречаются только в книгах!
Хелен вскочила на ноги и принялась бегать вокруг стола, за который присела Эмили.
– Ты ничего не знаешь о том, какой он милый и обаятельный! Конечно, он держится независимо, но он может себе это позволить. Ты невзлюбила Филлис и перенесла неприязнь к ней на ее брата – разве это справедливо? Мистер Найт уже несколько месяцев оказывает мне знаки внимания, а ведь он знает, что у меня нет приданого, значит, его ухаживания продиктованы одними лишь чувствами!
Эмили вздохнула, ей показалось, что вместо Хелен с ней говорит одна из учениц, причем далеко не из старшего класса. Энид, Сьюзен и их подруги и то больше знали о жизни, чем мисс Эйвери, всю жизнь запертая в пансионе. И как ее переубедить? Эмили не хотелось ссориться, но, похоже, она всерьез задела Хелен своими словами о том, что та не подходит мистеру Найту.
– Ты и в самом деле его любишь? – кротко спросила она.
– Нельзя не согласиться с тем, что мистер Найт – во всех отношениях блестящий молодой джентльмен. Конечно, он мне приятен, и, конечно, я не умру от разбитого сердца, если окажется, что он всего лишь убивает скуку, ухаживая за мной, – с обескураживающей откровенностью сказала Хелен. – Мне необходимо узнать, какие чувства он испытывает ко мне, и не тратить свое время, выслушивая его комплименты, если они не подразумевают под собой ничего, кроме легкого флирта.
На взгляд Эмили, чувства мистера Найта было нетрудно описать последними двумя словами Хелен, но продолжать увещевать подругу означало привести ее в еще большее раздражение. Хелен впервые столь определенно высказывалась о своих надеждах, и Эмили следовало ценить оказанное ей доверие.
Хелен подождала ответа, но Эмили, кажется, не торопилась отвечать, и Хелен пришлось вернуться к своей недавней просьбе:
– Так ты не станешь мешать моей встрече с мистером Найтом здесь?
– Не стану, – без особого удовольствия ответила Эмили. – Но как же миссис Аллингем и мисс Олдридж? Вдруг они заметят, что мистер Найт поднялся на второй этаж?
– Миссис Аллингем всегда прощает мои невинные проступки, – Хелен улыбнулась своей хитрой улыбкой, делающей ее еще больше похожей на лисичку. – Ты уже наверняка слышала от миссис Вильерс, что у директрисы свое, особое, отношение именно ко мне.
– Как, ты знаешь о том, что болтает про тебя миссис Вильерс? – Эмили смутилась, она не знала, как сказать подруге, что миссис Вильерс поделилась своими домыслами в первые же дни пребывания Эмили в пансионе.
– Разумеется, моя дорогая, – фыркнула Хелен. – Я и сама достаточно наблюдательна, чтобы не сомневаться: миссис Аллингем – моя настоящая мать!
Эмили ахнула – как может эта девушка сохранять хладнокровие, на протяжении многих лет встречаясь со своей матерью, словно та была для нее совершенно чужим человеком?
– Сейчас ты начнешь расспрашивать меня о том, что я чувствую, – Хелен досадливо одернула кружево на воротнике серого платья. – Поверь, я привыкла к этому знанию давным-давно и не склонна проливать слезы или компрометировать миссис Аллингем, бросаясь в ее материнские объятия. Хотя это был бы невероятный скандал!
Мечтательность в тоне подруги заставила Эмили поневоле улыбнуться. Еще бы – для попечителей, учителей, учениц и их семей откровенное признание мисс Эйвери в том, что она является незаконнорожденной дочерью директрисы, было бы подобно землетрясению. Навряд ли после него школа смогла бы устоять, и миссис Аллингем пришлось бы уезжать все дальше и дальше от Роттингдина, чтобы молва о ее ужасной тайне оставалась всегда хоть на шаг позади нее.
– По твоему лицу я вижу, что ты понимаешь – здесь никому не нужен скандал. Пускай миссис Вильерс болтает, что ей угодно. Пока ничего не сказано во всеуслышание – слух остается слухом.
Эмили предпочла бы, чтобы сегодняшнего разговора вовсе не было. Прежняя скрытная Хелен нравилась ей гораздо больше, чем нынешняя, решительно настроенная поразить подругу своими откровениями.
К радости Эмили, Хелен сочла, что на сегодня достаточно наговорила, и, после того как Эмили еще раз пообещала не мешать свиданию Хелен и мистера Найта, вернулась к чтению нового романа. Эмили надела теплую накидку и шляпку и вышла на улицу, ей хотелось подышать свежим воздухом, пусть даже он был сырой и холодный.
«Я так и не спросила Хелен, любит ли она миссис Аллингем хотя бы немного, – думала Эмили, стремительно проходя по темной улице. – Кажется, она слишком практична для этого и довольствуется тем, что может вести себя немного свободнее, чем другие учителя. Но как она может быть такой наивной в том, что касается Найтов? И брат, и сестра используют ее, а она надеется на брак с мистером Найтом! Это все равно, как если бы мне предложил выйти за него мистер Мэйленд!»
От мыслей о безнадежно заблуждающейся Хелен Эмили вернулась к своим собственным заботам. Как она и ожидала, от матери пришло письмо с пожеланием хорошо повеселиться на рождественском балу в школе и обязательно побывать на приеме у одной из подруг тетушки Фанни, где собирается весьма приятное общество, но о том, чтобы Эмили провела каникулы в доме Томаса, речи в письме не было.
– Что ж, каникулы в пансионе, по словам Хелен, не так уж скучны. Здесь останется много девочек из тех, кого не забирают родные, а также кое-кто из учителей. Я смогу подольше гулять и закончить наконец портрет Эми, – задумавшись, Эмили разговаривала сама с собой, когда заметила, как остановился экипаж, только что обогнавший ее.
Из кареты выскочил мужчина, и его высокий рост и стремительные движения не оставили у Эмили сомнений – перед ней мистер Мэйленд собственной персоной.
– Мисс Барнс! – радостно воскликнул он. – Мне сразу показалось, что это вы, но я не был уверен, пока не рассмотрел вас при свете фонаря. Что вы делаете на улице в такой час?
– Я вышла на прогулку без какой-либо особенной цели, мистер Мэйленд. Иногда школьные коридоры становятся слишком тесными для меня, – пояснила Эмили.
– Я и представить не могу, как вы выносите это каждодневное затворничество, – сказал Мэйленд и тотчас ответил на незаданный вопрос Эмили. – Я навещал своего друга, его поместье в пяти милях за Роттингдином, и теперь возвращаюсь в Брайтон.
– Надеюсь, ваша сестра и мистер Кронбери в добром здравии? – Эмили не знала, что ей спросить у мистера Мэйленда.
– Как и всегда, мисс Барнс, как и всегда. Иногда для меня становится невыносимым смотреть на их упоительное семейное счастье, и я уезжаю на пару дней к Фрэнклину. Мой друг женат на вздорной, капризной женщине, и возвращение в дом моей сестры уже не кажется мне наказанием после того, как я вдоволь наслушаюсь брюзжания миссис Меридэй.
Эмили подумала, что беднягу Мэйленда можно даже пожалеть – его ссылка в Брайтон явно тяготила подвижного молодого человека, а сестра беседовала с ним не иначе как в назидательном тоне.
– Вы полагаете, что не заслужили свое наказание? – не удержалась она от вопроса, заранее уверенная в том, каким будет ответ.
– О, наверное, заслужил, – к ее удивлению, тут же ответил Мэйленд. – Я скомпрометировал одну леди и теперь должен испить до дна чашу всеобщего осуждения.
