Возможно. Возможно, он любит ее.
Возможно, намерен о ней позаботиться, как утверждает.
Но все кажется обманом, потому что скрывается полная правда, несмотря на лежащие перед ней документы. Джордж Орсон признал, что он вор, но и только, — еще непонятно, откуда взялись деньги, как раздобыты, кто именно его разыскивает.
— Я краду деньги не у конкретного человека, вот что ты должна понять, Люси. Не обкрадываю симпатичных богатых старушек, гангстеров, мелкие кредитные общества в Помпее, штат Огайо. Я краду — скажем, присваиваю — деньги абстрактных объектов.Очень крупных глобальных объектов. Поэтому дело несколько осложняется. Я хочу сказать… помнишь, тебе одно время хотелось работать в какой-нибудь крупной международной инвестиционной компании. Вроде «Голдман Сакс». Правильно?
И если бы ты, к примеру, придумала способ утащить деньги из сейфов «Голдман Сакс», то вскоре обнаружила бы, что компания делает все возможное, чтобы найти тебя и отдать под суд. Разумеется, обращается к правоохранительным органам, но, вероятно, принимает и другие меры. Надеется на частных детективов, на охотников за вознаграждением. Нанимает наемных убийц? Мастеров пыточных дел? Возможно, не дойдет до этого. Понимаешь, о чем я говорю?
— Нет, по правде сказать, — сказала Люси. — Ты обокрал «Голдман Сакс»?
— Нет-нет, — сказал Джордж Орсон. — Просто для примера. Я только стараюсь… — Он вздохнул и сдался. Совсем не похоже на Джорджа Орсона, подумала она — почти полная противоположность заговорщицким смешкам, которые ей сначала казались очаровательными и привлекательными. — Слушай, — сказал он. — Не хотелось доводить до этого. Я думал, что сам все устрою, ты даже обо всем… ни о чем не узнаешь. Думал, тебя вообще втягивать не придется.
И снова притих, задумался, постукивая кончиками пальцев по чашке. Тук-тук-тук. Оба волновались и осторожничали. Тяжело и тоскливо, думала Люси, может, действительно лучше было бы ничего не знать, полностью предоставить ему все дела, верить, что их ждет чудо — робкая, но сообразительная девушка и ее столичный загадочный старший любовник отправляются на борту круизного лайнера в Монако или на Плайя-дель-Кармен.
Задумавшись, она позволила проскользнуть в памяти давним фантазиям. Потом склонила голову к другим документам, которые выложил перед ней Джордж Орсон.
Маршрут: из Денвера в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в аэропорт имени Феликса Буаньи в Абиджане, Кот-д’Ивуар.
Карточки социального страхования и свидетельства о рождении: Дэвид Фремден тридцати пяти лет, его дочь Брук Фремден пятнадцати лет.
— Можно быстро получить паспорта без особых проблем, — говорил Джордж Орсон. — Срочный паспорт оформляется от двух до пяти дней. Только действовать надо немедленно. Завтра же идти в суд или на почту, подать заявку…
Он умолк, когда Люси на него взглянула. Она не позволит себя подгонять. Будет тщательно думать, и он должен это понять.
— Кто это? — спросила она. — Дэвид и Брук?
Джордж Орсон опять с укоризной нахмурился. Тем не менее даже сейчас придерживает информацию. Хотя обещал отвечать на вопросы.
— Собственно, никто, — устало ответил он. — Обыкновенные люди. — Провел по волосам ладонью. — Они умерли, — сказал он. — Отец с дочерью. Погибли при пожаре в чикагской квартире с неделю назад. Поэтому нам очень пригодятся их документы именно сейчас.Возникло окошко до официального оформления смерти.
— Понятно, — опять повторила она. Почти все, что можно придумать и произнести, и Люси на мгновение зажмурилась. Не хочется представлять себе их — Дэвида и Брук в горящей квартире, задыхающихся в дымном жаре, — поэтому она твердо уставилась в свидетельство о рождении, как в экзаменационный билет.
Свидетельство о рождении 112–89–0053.
Брук Кэтрин Фремден 15 марта 1993 года.
16:22 пол женск. Шведский монастырский госпиталь.
Чикаго округ Кук.
Девичья фамилия матери: Робин Мередит Кроули, родилась в штате Висконсин, родила Брук в тридцать один год.
— Так, — сказала Люси, молча изучив бумажку. — А как насчет матери? Робин? О ней будут спрашивать?
— Собственно, она умерла какое-то время назад, — сказал Джордж Орсон и чуть передернулся. — По-моему, когда Брук было десять. Погибла при… — И снова замялся, как бы щадя чувства Люси или Брук. — При несчастном случае, — сказал он. — Свидетельство о смерти матери тоже где — то тут, если хочешь…
Но Люси лишь тряхнула головой.
Автомобильная авария, предположила она, хотя, может быть, лучше не знать.
— Девочке всего пятнадцать, — сказала Люси. — Я не похожа на пятнадцатилетнюю.
— Правда, — сказал Джордж Орсон. — Надеюсь, и я не похож на тридцатипятилетнего, но можно поработать над этим. Поверь моему опыту, люди не умеют оценивать возраст.
— М-м-м, — сказала Люси, все еще разглядывая документ. Все еще размышляя о матери. О Робин. О Дэвиде и Брук. Пытались выбраться из огня или во сне погибли?
Бедные Фремдены. Целая семья исчезла с лица земли.
Снаружи на заднем дворе позднее утреннее солнце жарко палит над японским садиком. Сорняки густые, высокие, нигде никаких признаков маленького мостика и светильника в виде кото. Верхушка плакучей вишни пробивается из сорняков, как бы хватая глоток воздуха, обвисшие ветки похожи на длинные мокрые волосы.
Многое, очень многое беспокоит в такой ситуации, но оказалось, фактически больше всего беспокоит необходимость изображать дочь Джорджа Орсона.
Почему нельзя быть простыми попутчиками? Влюбленными или друзьями? Мужем и женой? Даже дядей и племянницей?
— Знаю, знаю, — сказал Джордж Орсон.
Сбивает с толку, что он стал покорным и смиренным Джорджем Орсоном, уменьшенным вариантом знакомого прежде. Заерзал на стуле, когда она отвернулась, глядя на задний двор.
— Досадно, — сказал он. — Честно признаюсь, меня это тоже не радует. Меня это тоже немало смущает. Не говоря уже о том, что я никогда не думал, будто сойду по возрасту за отца почти взрослой дочери. — Он усмехнулся на пробу, как бы проверяя, не покажется ли ей это забавным, но она его не поддержала. Точно не разобралась в собственных эмоциях, но настроение явно не то, чтобы оценивать остроумные замечания. Он потянулся к ее ноге, тут же опомнился, отдернул руку, и на ее глазах вымученная усмешка сморщилась в гримасу.
Этого тоже совсем не хочется: напряженной неловкости, возникшей между ними в ту минуту, как он начал рассказывать правду. Приятно было вместе посмеиваться. «Упражняться в остроумии», по выражению Джорджа Орсона. Будет ужасно, если это кончится, если у них все изменится, если прежние отношения безвозвратно прервутся. Приятно было быть Люси и Джорджем Орсоном — «Люси» и «Джорджем Орсоном», — пусть даже они просто разыгрывали представление друг перед другом, но это было легко, естественно и забавно. Это была настоящая Люси, открывшаяся после встречи с ним.
— Поверь мне, — сказал он очень торжественно, совсем не как Джордж Орсон. — Я не сразу выбрал такой вариант. Только особого выбора не было. В нашем нынешнем положении не так легко раздобыть необходимые документы. Выбирать было не из чего.
— Хорошо, — сказала Люси. — Понимаю.
— Надо просто прикинуться, — сказал Джордж Орсон. — Сыграть в игру.
— Понимаю, — повторила Люси. — Я тебя поняла.
Хотя это не обязательно облегчает дело.
Днем Джорджу Орсону надо было «кое-что уладить».
Что в определенном смысле почти подбодрило Люси. С самого их приезда сюда он надолго исчезает — скрывается и запирается в «студии», уезжает, не сказав ни слова, в старом пикапе, — и сегодня никакой разницы. После разговора поспешил к своему компьютеру, а она стояла на пороге «студии», глядя на большой письменный стол, на старую фотографию в раме, за которой прячется сейф, словно реквизит в плохом детективе с убийством.
Он взялся за дверную ручку. Наверняка хотел закрыть дверь — разумеется, не у нее перед носом, — но замялся, и изначально ободряющая улыбка напряженно застыла.
