— Не скажу.

— В таком случае как же мне выпустить тебя отсюда? Я вовсе не хочу умирать и не хочу жить в постоянном страхе за Джоан и детей.

Макферсон посмотрел на свои запястья, натертые ручными кандалами. Подумать только — оказаться прикованным к стене, как какой-нибудь уголовный преступник! И кем! Этой девчонкой, которая сейчас сидит у стены, тараща на него свои голубые глазищи.

Она обвела его вокруг пальца, одурачила его! Он отвел от нее взгляд и устремил его на Колина Кинросса, человека, которого он знал всю жизнь. Колин Кинросс был высок, строен, силен и всем своим видом внушал доверие. У него были твердые, мужественные черты, его никто не назвал бы миловидным или смазливым, как называли его, Роберта. Женщины обожали Колина Кинросса и вешались ему на шею. Фиона страстно его любила, несмотря на всю свою безумную ревность. Никто не сомневался в его мужественности; он слышал, как глупые девчонки хихикают, обсуждая его мужские достоинства и его искусность в любовных делах. Да, никто не брал под сомнение, что Колин Кинросс — настоящий мужчина. Роберт Макферсон почувствовал мучительный укол зависти и отвернулся. Потом тихо сказал:

— Если я пообещаю, что не причиню вреда ни твоей жене, ни детям, ты отпустишь меня? Господи помилуй, ведь Филип и Далинг — мои племянники, дети Фионы. Я бы ни за что не причинил им зла.

— Да, пожалуй, на это даже ты не пошел бы. Однако остается еще и Джоан. Она моя жена. К тому же у нее есть ужасная привычка: она все время рвется меня спасать. Это довольно приятно и трогательно, хотя иной раз жутко злит.

— Ее надо как следует поколотить. Она всего лишь баба, так пусть не лезет в мужские дела.

— Думаю, ты смотрел бы на это по-иному, если бы она пеклась не о моей, а о твоей безопасности. Итак, кто же сказал тебе, что я убил Фиону?

— Да не сделаю я ничего твоей жене, черт бы тебя побрал!

— Но вы будете продолжать свои попытки убить Колина, не так ли? — воскликнула Синджен, вскакивая. У нее не было ни малейшего желания быть милосердной к Роберту Макферсону. Будь ее воля, она бы оставила его здесь в цепях, пока он бы не умер и не истлел.

Колин легко прочел ее мысли и усмехнулся:

— Сядь, Джоан. Предоставь это дело мне.

Синджен замолчала, но ее мозг продолжал лихорадочно работать. Кто же обвинил Колина в убийстве? Тетушка Арлет? Вполне возможно. Если он погибнет, она сможет распоряжаться в его доме, как ей заблагорассудится. Нет, это все же маловероятно. Тетушка Арлет очень обрадовалась деньгам, которые Синджен принесла лэрду в приданое. «Если бы умерла я, — подумала Синджен, — она бы возликовала. Но если бы умер Колин? А может быть, она все-таки ненавидит его достаточно сильно, чтобы желать его гибели? Может быть, она почему-то считает, что он каким-то образом повинен в смерти отца и брата?» От дум у Синджен заломило виски. Сегодня на нее свалилось слишком много впечатлений.

Колин подскочил в кресле, когда из камина вдруг выпало полено, увлекая за собой поток золы. Это оторвало его от воспоминаний о разговоре с Макферсоном. Он еще крепче обнял жену, она прижалась к нему еще теснее и, целуя его в шею, спросила:

— Ты веришь ему, Колин?

И еще раз поцеловала его. Кожа у него была теплая и солоноватая — очень вкусная. Она могла бы целовать его до бесконечности.

— Сегодня я больше не хочу о нем говорить.

— Но ты отпустил его! Мне страшно.

— Тебе нечего бояться. Он поклялся именем своего отца.

— Ха-ха! Он прохвост, которому нельзя верить, смазливый, но опасный.

— Замолчи, Джоан. Теперь я тебя поцелую.

Он нежно приподнял ее и прижался губами к ее губам. У его губ был вкус сладкого, темного портвейна, который он пил после обеда вместе с Райдером и Дугласом. Когда его язык осторожно скользнул между ее губами, Синджен захотелось крепко обнять его за шею и никогда не отпускать.

— Как чудесно, — проговорила она, не отрывая уст от его рта. Когда его язык коснулся ее языка, по ее телу пробежала дрожь.

Он поднял голову и посмотрел на нее:

— Мне недоставало тебя. Сегодня, Джоан, ты узнаешь, что такое наслаждение. Ты можешь наконец поверить мне и перестать твердить, что мой член слишком велик?

— Но он действительно слишком велик, Колин. И ты не можешь этого изменить. Я до сих пор не понимаю, каким образом я могу получить наслаждение, когда ты войдешь в меня.

Он усмехнулся, глядя на нее.

— Поверь мне — получишь.

— Что ж, наверное, я должна тебе верить, ведь я хочу видеть твое прекрасное лицо каждый день, до конца моей жизни. Ты так много значишь для меня, Колин. Пожалуйста, берега себя, ладно?

— Ладно. И тебя я тоже буду беречь.

Он целовал ее еще и еще. Сначала его поцелуи были легкими, но вскоре стали глубокими, страстными, он целовал и целовал ее, а она, задыхаясь, прижималась к нему, безотчетно гладя пальцами его волосы и плечи. Он не пытался ласкать ее груди, касаясь только спины и рук. Казалось, он не помышляет ни о чем, кроме поцелуев, и Синджен была этому несказанно рада — первые пять минут.

Но потом ей захотелось чего-то большего. Это было странно, но приятно. Какое-то тянущее ощущение внизу живота, какое-то жжение, сильное и вместе с тем смутное, но она чувствовала, что это еще не все, что есть нечто большее, и ей этого хотелось. Она вспомнила, что и раньше испытывала эти ощущения, но они сразу же исчезли, когда Колин сделал ей больно. Синджен вдруг схватила его руку и, потянув ее вниз, прижала его ладонь к своему животу.

— У меня такое странное ощущение, — проговорила она, выдыхая воздух в его рот; голос ее звучал хрипло. Она начала неистово, исступленно целовать его, зарываясь пальцами в его волосы, лаская его лицо и плечи.

— Да, я это чувствую, — прошептал он. Его пальцы не двигались, а только легко касались ее живота. Но он продолжал целовать ее, пока она не застонала прямо ему в рот. Тогда его пальцы медленно заскользили вниз. Синджен задержала дыхание, ожидая, что будет дальше. По ее телу разливался жар. Она чувствовала, что с ней должно произойти что-то прекрасное и это «что-то» было уже близко, очень близко.

— Колин, — произнесла она и опять застонала, не отрываясь от его губ.

— Чего бы ты сейчас хотела, Джоан?

У Колина был план в отношении жены, и он не собирался отступать от него. Он не позволит себе забыться и утратить контроль над собой. Нет, сегодня он сделает так, что Джоан сама неистово его пожелает, тогда он посмотрит, что делать дальше.

Ее пыл все возрастал, и он чувствовал радость и огромное облегчение.

Он не переставая целовал ее. Она была такая теплая, мягкая, уже разгоряченная, и ему безумно хотелось ласкать все ее тело, погрузиться в нее, ощутить мягкую податливость и жар ее женской сердцевины. Но он сдерживался. Пусть ее страсть вспыхнет еще сильнее, он будет разжигать ее, пока она не застонет и не закричит. Он закрыл глаза, пытаясь представить себе, каким будет ее лицо, когда она погрузится в омут наслаждения.

— Я хочу, — начала она, затем коснулась своим языком его языка и задохнулась.

— Да, я дам тебе то, чего ты хочешь, — прошептал он и вложил в свой поцелуй еще больше страсти. Кончики его пальцев не шевелились, не ласкали ее, а только легко касались ее плоти.

Синджен не понимала, что происходит. Она помнила, что прежде он вел себя с ней как обезумевший дикарь и сделал ей больно. Сейчас же она смутно понимала, что он сдерживает себя и обращается с ней очень бережно. Отчего такая перемена? Может быть, он думает, что она еще не оправилась после болезни?

Нет, он просто не хочет ее испугать, как в прошлый раз. Она улыбнулась и вдруг сказала, не раздумывая и не колеблясь:

— Я люблю тебя, Колин. Я полюбила тебя сразу, как только увидела. Я думаю, ты самый замечательный мужчина во всей Шотландии.

От этих слов он вздрогнул. Что-то шевельнулось глубоко-глубоко в его сердце, какое-то чувство, которого он никогда не испытывал прежде, горячее, неистовое и вместе с тем удивительно нежное. Оно испугало его — но только вначале. Потом он позволил этому чувству овладеть собой и решил, что подумает о нем позднее — о нем и о ее словах. Он опять поцеловал ее, упиваясь сладостью ее губ, — один раз, другой, третий, четвертый — и только после этого сказал: