Ну конечно же, если бы дело было только в простуде, он не болел бы так долго! Она вспомнила, что вчера ночью он заметно хромал. Значит, он каким-то образом поранился.

Ее разбирали злость и тревога. Какая же она дура, что не догадалась о его ране! И он тоже хорош! Почему, черт возьми, он ничего ей не сказал?

Вот проклятие! Она вскочила на ноги и натянула на себя пеньюар.

— Ты гнусный тип, — прошипела она чуть слышно, но слова эти прозвучали все же достаточно явственно, чтобы разбудить его. — Я твоя жена, и ты обязан мне доверять!

— Ты мне еще не жена и вообще объясни: чем ты недовольна?

Его подбородок и щеки были покрыты черной щетиной, волосы растрепались, но глаза были ясными и такими невероятно синими, что Синджен на мгновение забыла, что хотела ему сказать, и удовольствовалась безмолвным любованием.

Колин вдруг осознал, что лежит перед ней голый, и невозмутимо сказал:

— Будь добра, Джоан, укрой меня одеялом.

— Не укрою, пока ты не расскажешь, что с тобой произошло. Что под этой повязкой?

— Я был так сильно болен, оттого что меня пырнули ножом, а я, как последний идиот, не обратился к врачу. Я не хотел тебе говорить, потому что подозревал, что тогда ты голыми руками разорвешь в клочья половину населения Лондона, только бы разыскать злодея и принести мне его голову на блюде. Теперь Лондон остался позади, и я могу тебе все сказать. Здесь ты уже не сможешь сама себе навредить.

Синджен смотрела на него и молчала. В чем-то он был прав. Она и правда пришла бы в бешенство, в этом можно не сомневаться. Она улыбнулась:

— А повязку уже пора сменить?

— Думаю, что да. Нитки в шве надо выдернуть завтра или послезавтра.

— Ладно, — сказала она примирительно. — Так и быть, я сменю тебе повязку. Господь свидетель, у меня было достаточно практики в этом деле, ведь в моих руках перебывало столько детишек Райдера.

— Твоего брата? А сколько у него детей?

— Я называю их его любимцами. Райдер выручает детей из всяких жутких ситуаций и дает им приют в своем доме, Брэндон-Хаусе. Сейчас их там у него двенадцать, но никогда не знаешь, когда появится новенький или кого-то усыновит какая-нибудь честная семья, которую Райдер подобрал с великим тщанием. Иногда невозможно удержаться от слез, когда видишь малыша, избитого пьяным извергом-отцом или просто брошенного где-то в переулке спившейся матерью.

— Понятно. Оденься, Джоан, но сперва накрой меня одеялом.

Она накрыла его, хотя и с неохотой, и он вдруг понял, что помимо своей воли посмеивается. Никогда в жизни он не встречал женщины, хотя бы отдаленно похожей на нее. Но ее интерес к его телу приводил его в смущение, уж слишком он был очевиден.

Чтобы соблюсти приличия и не одеваться на виду друг у друга, Синджен сделала ширму из открытой дверцы гардероба и повешенного на нее одеяла. Одеваясь, она не переставала без умолку болтать с Колином. Поглощая завтрак, она с упоением смотрела, как он бреется. Она выразила желание помочь ему помыться, но в этом удовольствии ей было отказано. Вместо этого он приказал ей опять повернуться к нему спиной и паковать вещи. Однако он позволил ей осмотреть его бедро. Рана благополучно заживала. Синджен слегка надавила на кожу около шва.

— Слава Богу, — сказала она. — А я так испугалась.

— Теперь я уже здоров. Остается только восстановить силы.

— Как все это странно.

Он глядел на нее, на эту яркую, веселую, уверенную в себе девушку, которая, кажется, не боялась ничего и никого и смотрела миру в лицо, как будто он принадлежал ей и она могла исправлять и переделывать его по своему желанию. Недолгий опыт научил его, что рано или поздно жизнь выбивает из людских голов подобные иллюзии, но он надеялся, что из ее головки они улетучатся еще очень не скоро. Она была сильной, в ней не было ничего от пугливой кисейной барышни, и за это он был благодарен судьбе. Слабонервная английская мисс вряд ли смогла бы приспособиться к замку Вир и его обитателям, в этом он был уверен. В эту минуту он вдруг увидел еле заметный проблеск страха в ее глазах, и это мимолетное свидетельство ее уязвимости заставило его промолчать. Все равно скоро она все узнает сама.

Но почти тотчас она опять сделалась смешливой и улыбчивой и не пожалела улыбки даже для мистера Моула, хозяина «Белого оленя». А когда они уезжали и он отпустил ей вслед сальную шутку, она ограничилась лишь тем, что обернулась и, нахмурив брови, важно сказала:

— Очень жаль, сэр, что вы так грубы и невоспитанны. Мы с мужем остановились в вашей гостинице только потому, что он заболел. Могу вас заверить, что впредь мы никогда не будем здесь останавливаться, разве что он опять захворает, что весьма маловероятно, потому что…

Колин рассмеялся и взял ее за руку.

Вскоре он погрузился в отрешенное молчание, и Синджен не стала прерывать его раздумья. Он молчал весь день и весь вечер и наутро тоже продолжал молчать. Он был так явно поглощен своими мыслями и имел настолько отсутствующий вид, что она решила оставить его в покое, чтобы он мог без помех додумать свои тревожные думы, о чем бы они ни были. Ее же более всего тревожило то, что он потребовал предоставить им две спальни, не дав ей при этом никаких объяснений. Но она тогда ничего ему не сказала.

Когда день уже клонился к вечеру и их карета подъезжала к городку Грэнтэм, он наконец повернулся к ней и заговорил:

— Я долго думал, Джоан. Мне трудно об этом говорить, но я должен хотя бы в малой степени искупить свою вину. Я бессовестно злоупотребил гостеприимством твоего брата, тайком, по-воровски сбежав под покровом ночи с его сестрой. Нет, не перебивай меня, дай закончить. Короче говоря, как я ни пытался, я не смог найти оправданий своему поступку. Однако я еще могу кое-что сделать, чтобы спасти свою честь и хоть немного успокоить совесть. Я не лишу тебя девственности до брачной ночи.

— Что-о? Я столько времени не докучала тебе разговорами, молчала как рыба, и вот теперь выходит, что за все эти полтора дня ты только и надумал, что эту несусветную чушь? Колин, послушай, ты даже представить себе не можешь, на что способны мои братья! Мы должны, то есть я хочу сказать, ты должен нынче же ночью сделать меня своей женой, не то…

— Хватит! Ради всего святого, Джоан, можно подумать, будто я собрался пытать тебя, а не сберечь твою треклятую невинность! И никакая это не чушь. Я ни за что не стану бесчестить тебя таким образом и не стану бесчестить твою семью. Меня с детства учили дорожить честью. Это у меня в крови, это завет моих предков, передававшийся из поколения в поколение. Хотя в старые времена было много убийств и жестоких боев, но о чести все же не забывали. Мне нужно жениться как можно скорее, чтобы спасти свою семью и имущество и чтобы оградить их от этих разбойников и лжецов Макферсонов, но я никак не должен превращаться в ошалевшего от похоти самца и набрасываться на невинную девушку, которая еще не стала моей женой.

— А кто такие Макферсоны?

— Ох, дьявольщина, я не хотел упоминать их, это выскочило само. Забудь про них.

— А что, если Дуглас нас настигнет?

— Если это случится, я с ним справлюсь.

— Я понимаю, что ты дорожишь своей честью, Колин, правда, понимаю, но, наверное, дело здесь не только в ней, наверное, есть и что-то еще? Неужели я настолько тебе не нравлюсь? Я знаю, я чересчур высокая и, может быть, слишком худая, чтобы соответствовать твоим вкусам…

— Нет, Джоан, ты вовсе не слишком высокая и не слишком худая. Но я уже все решил. Я не лишу тебя девственности, пока мы не поженимся, и все тут.

— Понятно, милорд. Ну что ж, милорд, я тоже все решила. Я твердо намерена лишиться своей девственности, чтобы к моменту нашего прибытия в Шотландию от нее остались только воспоминания. Глупо надеяться, что тебе удастся так просто справиться с Дугласом, если он нас настигнет. Ты не наешь моего брата. Я могу сколько угодно воображать, что поступила очень ловко, прибегнув ко всяким ухищрениям, чтобы направить его по ложному следу, но я всегда помню: он хитер как змей. Нет, Колин, ты должен покончить с моей девственностью как можно быстрее, это необходимо. Это для меня очень важно, так что своим «и все тут» ты от меня не отделаешься. Так чья же решимость пересилит?