На лице Карра появилось обеспокоенное выражение.

– Нет. Ни в коем случае. Я знаю его, мы дружим. Но я ничего не понимаю. Он никогда не врет. Фил очень порядочный.

– Если человек находится под прессингом…

Шериф покачал головой и рассказал, что однажды они играли в гольф друг против друга. Они шли с равным счетом после семнадцати лунок. Берген послал мяч из стартовой зоны в сторону сосновой рощицы справа от основной зоны, мастерски выбил мяч из очень неудобной позиции и за два удара попал на грин[4]. Затем он двумя паттами[5] прошел лунку, в то время как Карр сделал на один ход больше и проиграл.

– Пока я с восторгом рассказывал парням в раздевалке о том, как он выбил мяч из неудобного положения, Фил становился все печальнее и печальнее. По дороге в бар он схватил меня за руку с таким видом, будто вот-вот расплачется. Он сказал, что его второй удар угодил под одну из сосен, и Фил выкатил оттуда мячик, так сильно ему хотелось победить. Но обман раздавил его. Берген просто не смог с этим справиться. Он такой человек: не способен украсть ни цента, ни удара в гольфе. Он абсолютно честен и всегда будет таким.

Пожарный, работавший зубилом и киянкой, положил инструменты на пол, схватился за грудь резинового костюма своего напарника и резко распахнул куртку.

– Отлично, – сказал его приятель, – Дальше я сам, – Он посмотрел на Карра: – На улице сплошное веселье.

Доктор пробиралась между стеной и носом фургона. За ней следовал высокий мужчина, закутанный в тяжелую арктическую парку. Светлые волосы Уэзер, в которых проглядывала седина, были коротко подстрижены. При невысоком росте она обладала хорошей фигурой, хотя плечи выглядели широковатыми. У доктора были высокие скулы, темно-голубые глаза и большой подвижный рот. Крупный нос с небольшой горбинкой казался немного асимметричным. «Наверное, у нее непростой характер, – подумал Лукас, – В ее внешности есть что-то восточное, как обычно бывает у славян». Никто не назвал бы ее хорошенькой, но она была невероятно привлекательной.

– У вас секретный разговор? – спросила доктор.

В руке она держала стаканчик с кофе.

– Да нет, – ответил Карр, взглянув на Лукаса.

Он едва заметно качнул головой, словно хотел сказать: «Не говори о священнике».

– Шелли, я обошел все дома вдоль дороги, – доложил высокий мужчина, – Никто не видел ничего необычного. Впрочем, троих опросить не удалось. Я попытаюсь их разыскать.

– Спасибо, Джин, – поблагодарил Карр, и мужчина направился к двери. Повернувшись к Лукасу, шериф пояснил: – Это мой старший следователь.

Лукас кивнул и посмотрел на Уэзер.

– Не думаю, что имелись основания измерять температуру тел.

Доктор покачала головой и глотнула кофе. Лукас обратил внимание, что на руках у нее нет колец.

– По крайней мере, у женщин. Огонь, вода и лед все равно повлияли бы на показания. Но тело Фрэнка было тщательно завернуто, и я измерила его температуру. Получилось семнадцать и восемь десятых. Значит, он умер не очень давно.

– Хм, – проворчал Карр и посмотрел на Лукаса.

Доктор заметила это, перевела взгляд с одного на другого и спросила:

– А это важно?

– Возможно, тебе придется внести это в какой-нибудь отчет, – сказал Карр.

– Мы пытаемся понять, сколько времени прошло с момента их смерти до начала пожара, – пояснил Лукас.

Уэзер посмотрела на него с непонятным выражением.

– Бешеный, правильно?

– Что?

– Это ведь вы прикончили Бешеного, который нападал на женщин. И вы участвовали в том деле с индейцами.

– Да, – кивнул Лукас.

«Вороны выходят из дома в темноте, в руках у них пистолеты сорок пятого калибра… Почему она об этом заговорила?»

– Моя подруга оперировала в Нью-Йорке женщину-полицейского, которой выстрелили в грудь. Не могу вспомнить имя, но в то время она была очень знаменита.

– Лили Ротенберг.

«Проклятье. Побледневший Слоун на ступенях участка в Хэннепине говорит: “Держи себя в руках. В Лили стреляли”. Милая Лили…»

– Да-да, – кивая, сказала Уэзер, – Я помнила, что у нее какое-то цветочное имя. Она сейчас в Нью-Йорке?

– Верно. Она уже капитан. А ваша подруга-хирург – такая рыжеволосая? Я помню ее.

– Да, это она. И она была там, когда произошла большая перестрелка. По ее словам, это самая потрясающая ночь за всю ее карьеру. Она делала две операции одновременно, переходя из одной палаты в другую.

– Господи, а теперь это происходит у нас, – с ужасом произнес Карр, – Послушай, я пять лет прослужил патрульным, до того как меня выбрали шерифом, и это было двадцать лет назад. Большинство моих ребят ушли в отставку из постовых или местной полиции. Мы в жизни не сталкивались с убийством нескольких человек. И я тебя спрашиваю: ты нам поможешь с этим разобраться?

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Лукас, прогоняя воспоминания.

– Проведи расследование. Я дам тебе все, что смогу. Восемь или десять человек, поддержку окружного прокурора, все, что потребуется.

– Какие у меня будут полномочия?

Шериф сунул руку в карман и сказал:

– Ты клянешься защищать закон Висконсина, и так далее, и тому подобное, да поможет тебе Бог?

– Конечно, – кивнул Лукас.

Карр бросил ему звезду.

– Ты теперь помощник шерифа. С мелочами разберемся позже.

Лукас взглянул на значок, лежащий у него на ладони.

– Постарайтесь никого не пристрелить, – проговорила Уэзер.

У Убийцы отчаянно замерзли руки. Он дважды безуспешно попытался открыть банку с супом, затем отставил ее в сторону и включил в раковине на кухне горячую воду. Пока вода текла по пальцам, он думал о том, что произошло…

Он не нашел фотографию. Девчонка не знала, куда ее спрятали, и она не врала: он практически отрезал ей голову перед тем, как она умерла, отсек нос и уши. Она сказала, что фотографию забрала ее мать, и в конце концов Убийца поверил ей. К этому моменту Клаудиа была мертва. Слишком поздно спрашивать, куда она спрятала ее.

Поэтому он убил девчонку тесаком для кукурузы, а потом поджег дом. Полиция ничего не знает про фотографию, да и сам снимок сделан на плохой бумаге и вырезан из дешевого журнала. Это чудо, если он сохранился в разбушевавшемся огне и воде, которой пожарные поливали дом.

И тем не менее он не видел, как фотография сгорела. А если ее найдут, ему конец.

Убийца стоял, держа пальцы под горячей водой. Постепенно они из белых становились розовыми, теряя восковой вид, какой приобрели на жестоком морозе. Он на мгновение закрыл глаза, не в силах справиться с ужасом перед тем, сколько еще предстоит сделать. А времени осталось совсем мало. Голос у него в голове настойчиво твердил: «Беги! Время уходит».

Но он никогда не убегал. Не убегал, когда его били родители и когда другие дети издевались над ним в школе. Вместо этого он научился бить первым. Убийца использовал хитрость, прятал свою агрессию, был холодным, точно лед. Обман стал его образом жизни. «Я у него не отнимал, он сам мне дал. Мы просто играли, а он упал, он настоящая плакса. Я ничего не делал».

В десятом классе он получил важный урок. Оказалось, что другие ученики готовы прибегать к силе не меньше, чем он. Всегда есть кто-то, у кого более мощное тело, более накачанные мышцы. Поэтому кто-нибудь обязательно получает травмы. Результат еженедельных вечерних драк – сломанные носы, вывихнутые плечи. А самое главное, это нельзя скрыть. Невозможно отрицать, что ты участвовал в потасовке, если в ней кто-то пострадал.

Однажды пострадал Даррел Уайнан, парень из крутых. Он привязался к Убийце по причине, известной только тем, кто затевает драки. По правде говоря, Убийца предвидел, что так будет, и, приготовившись к предстоящему сражению, носил в кармане кусок песчаника – гладкий камень размером с мяч для гольфа.