— Да, это общепринятая точка зрения, — кивнула журналистка.
— Я так не думаю. Более того, я уверен, что это ошибка, — заявил Лукас. — И я полагаю, что Дружок еще жив.
Карли лизнула свое ванильное мороженое.
— Отличная история, если я смогу упомянуть твое имя. Что-нибудь еще?
— Ты должна намекнуть, что я скоро отыщу этого парня — ведется опрос свидетелей, у меня есть фоторобот, и я всем его показываю. Я продемонстрирую его людям, у которых ты потом сможешь взять интервью, они будут знать, что должны с тобой сотрудничать. Они опишут этого парня, но ты моего рисунка не увидишь.
— Все это замечательно. Но как я должна буду с тобой расплатиться?
— Я хочу, чтобы в репортаже ты сообщила, что получила информацию из независимого источника. Можешь использовать мое имя, но ты не должна меня цитировать и говорить, что новые сведения дал я. Упомяни, что я отказался от комментариев.
— Но это ложь, — возмутилась Карли.
— Да, — согласился Дэвенпорт. — Ты должна сказать, что узнала об этом от секретного источника в нашем департаменте, но не от меня. Можешь добавить, что мы с моими коллегами разошлись во мнениях и мне было предложено держать язык за зубами. После чего ты немного расскажешь обо мне и сообщишь, что у меня есть собственные источники информации, о которых не знают другие полицейские.
— Я не понимаю, что все это значит, — сказала она, и у нее на переносице появилась небольшая морщинка. — Хотелось бы все же знать, куда я двигаюсь, на случай если мне предстоит падение с обрыва.
Лукас доел шоколад, два раза лизнул ванильное мороженое и выбросил остатки в стоящую у него за спиной урну.
— Я действительно не сомневаюсь, что любовник Стефани Беккер жив. Он должен почувствовать угрозу, но не от меня. Нужно, чтобы он пришел ко мне.
Она кивнула.
— Хорошо. Мы сделаем так, как ты хочешь.
— И это совсем неплохая история, — заметил Лукас.
Карли посмотрела на часы.
— Кстати, мне нужно бежать.
— Что-то случилось?
— Должно произойти нечто серьезное — я точно не знаю, что именно, но меня отправили на задержание с отрядом быстрого реагирования.
— Звучит неплохо, — сказал Дэвенпорт.
— Звучит паршиво. Но я должна быть на переднем крае, — вздохнула она. — Мы начнем репортаж в десять.
Элла Крюгер, опустив голову, медленно шла по краю тротуара вниз по склону холма, вдоль утиного пруда колледжа. Ее губы беззвучно двигались, пальцы отсчитывали большие черные бусины четок, свисавших с пояса. Не застав ее в кабинете, Лукас следовал за ней на расстоянии в пятьдесят футов, лениво посматривая на студенток — большинство из них были крупными симпатичными блондинками, словно сошедшими с рекламы немецкого печенья. Он ждал, когда Элла переберет последний десяток бусин.
Вскоре она выпустила четки, выпрямилась и быстро пошла вокруг пруда. Лукас поспешил за ней, и она обернулась и заметила его, когда их разделяли те же пятьдесят футов.
— Как долго ты за мной идешь? — с улыбкой спросила она.
— Пять минут. Секретарша сказала, что ты вышла погулять.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного. Я в замешательстве, никак не могу разобраться с убийством Стефани Беккер.
— Странная история, и с каждым днем она становится все более непонятной, если можно верить газетам, — сказала монахиня.
Это было не утверждение, а скорее вопрос.
— Да, пожалуй. — Лукас не хотел рассказывать ей все. — Вот послушай: у нас есть человек, который убил двух женщин и вырезал им глаза. Затем он убивает мужчину, увозит его из города и хоронит в Висконсине, где его заметили совершенно случайно — соседи увидели свет фар машины и подумали, что это грабитель. Потом выясняется, что тело было закопано днем раньше, а он вернулся только для того, чтобы выколоть глаза у трупа.
— Не хочет, чтобы мертвые за ним наблюдали, — тут же сказала Элла.
— Такая мысль приходила мне в голову, — признался Дэвенпорт. — Но у меня возникли сомнения: возможно, он лишь играет? Пытается кем-то манипулировать и его поведение имеет другое объяснение?
— Например?
— Например, он жаждет славы. Или хочет, чтобы полиция связала эти убийства.
Она пожала плечами.
— Такой вариант нельзя исключать, но тогда зачем возвращаться, чтобы вырезать глаза убитому, которого он спрятал, уверенный, что его никто не найдет?
— Да, в этом все и дело, — мрачно заметил Лукас, засовывая руки в карманы куртки.
— Значит, все по-настоящему, и за этим кроется какой-то смысл, — сказала Элла, глядя на лейтенанта.
— Какой, к примеру?
— Он выколол глаза всем трем убитым людям — во всяком случае, тем, о которых нам известно. И сделал это сразу: убил свою первую жертву, Стефани, и тут же вырезал ей глаза. Откуда он мог знать, что первая жертва будет наблюдать за ним после того, как он ее убьет? Из чего следует…
— Что он убивал раньше и с ним уже случалось нечто похожее. — Полицейский шлепнул себя по лбу ладонью. — Проклятье, я об этом не подумал.
— Он очень опасный человек, Лукас, — сказала Элла. — В специальной литературе таких людей называют психопатами.
Лукас ехал в «Лост ривер», не в силах справиться с тревогой. Театр был закрыт, но полицейский заметил, что в вестибюле сидит женщина и рисует. Он постучал в стеклянную дверь, а когда художница его увидела, показал жетон.
— Кэсси здесь? — спросил он, когда она отперла дверь.
— У нас репетиция, — сказала женщина. — Все сейчас на сцене.
Дэвенпорт прошел по коридору в зал. Прожектора были включены, люди расхаживали или стояли около сцены и оркестровой ямы перед ней. Два или три человека сидели в креслах и что-то обсуждали. Половина белых актеров была загримирована под негров с большими белыми губами, а двое чернокожих — под белых. Кэсси увидела Лукаса, помахала рукой, что-то сказала режиссеру, и они вместе подошли к лейтенанту.
— Я хочу немного осмотреться, если вы не против, — обратился к ним Лукас. — Вам не помешает, если я побуду здесь какое-то время?
— Смотреть пока не на что, — ответил режиссер, слегка опустив уголки накрашенных губ. — Вы можете остаться, но увидите только диалоги.
— Репетиция будет продолжаться еще около часа, — сказала актриса.
Ее зеленые глаза были подобны светильникам, проглядывающим сквозь темную краску.
— Как насчет французской кухни? После того, как вы закончите, если у тебя нет других планов?
— Звучит заманчиво. — Она немного отошла от Лукаса и добавила: — Через час.
Дэвенпорт прошел до середины зала вдоль уходящих вверх рядов кресел и сел, чтобы понаблюдать за репетицией. «Белое лицо» было жесткой, но остроумной сатирой на расовую сегрегацию прошлого. Дюжину отдельных сцен объединяли аранжированные мелодии девятнадцатого столетия. Режиссер часто останавливал актеров, они спорили, меняли текст и мизансцены. Получалось своеобразное шоу: жонглирование, чечетка и рэп, шутки, игра на банджо.
В одном из эпизодов двое чернокожих актеров изображали профессиональных игроков в гольф, пытающихся проникнуть в закрытый клуб для белых. В этом маленьком эпизоде Кэсси играла роль южной красавицы негритянки из колледжа, которая пыталась выяснить отношения с чернокожим актером, загримированным под белого.
В более мрачном эпизоде крупный мужчина в фетровой шляпе с загнутыми полями грабил белых прохожих в парке. И хотя он был явно загримирован под негра, ни одна из его жертв, когда они давали показания полицейским, не сказала, что он белый, хотя все знали правду.
Когда этот эпизод закончился, участники принялись спорить. По мнению некоторых, эта сцена нарушала ритм всего спектакля. Двое чернокожих актеров, которые должны были принять окончательное решение, разошлись во мнениях. Один из них — его больше интересовала техническая сторона спектакля — говорил, что сцену следует убрать; второй подчеркивал социальную значимость эпизода и считал, что его нужно оставить.