Майада посмотрела на них и объявила официальную причину ареста:
— Беловолосый человек сказал, что моя типография напечатала какие-то антиправительственные листовки, но это неправда. Я ничего такого не печатала.
Майада заплакала над собственными словами. Перед ее глазами пронеслись лица детей. Она хотела пригласить Фей на обед, а затем отвести к зубному врачу. Али пора подстричься. Потом они бы сходили в магазин за продуктами. Теперь она была в отчаянии оттого, что у Фей болит воспалившийся зуб.
Два дня назад они праздновали шестнадцатый день рождения дочери. Майада потратила больше, чем могла себе позволить, чтобы порадовать ее. Она организовала праздник в модном багдадском клубе «Альвия». Родители, а также бабушки и дедушки Майады много раз проводили там торжества, и она таким образом хотела связать Фей и Али с семейным прошлым.
А теперь, после ареста, их жизни оказались в опасности, мысль о которой вчера даже не приходила ей в голову. Майада больше не могла сдерживать горе, которое жгло ее изнутри, и крикнула:
— Мои дети! Кто о них позаботится?
Самара взяла Майаду за руки и сказала:
— Послушай, тебе нужно построить стену между прошлым и настоящим. Сейчас ты должна думать только о том, как спастись. Иначе ты сойдешь с ума.
Майада была неспособна мыслить разумно. Она знала, что не может перестать беспокоиться о детях. Но что-то подсказало ей, что надо молчать и слушать. Самара поможет ей выжить. Майада кивнула, хотя по ее щекам бежали слезы. Она болезненно сжалась, когда заметила, что лица всех женщин, кроме лица Самары, бледны и на них написано выражение безнадежности.
Очевидно, Самара была очень практичной женщиной. Она не обратила внимания на слезы Майады и спросила:
— Ты голодна? У нас есть немного еды.
— Нет. Спасибо. Нет, нет. — Мысль о еде вызывала тошноту.
Добрая Самара настаивала:
— Ты должна подкрепиться, чтобы быть сильной. На допросах они стараются сломать не только наши кости, но и дух.
Увидев выражение ужаса на лице Майады, Самара погладила ее по спине.
— Отложи мысль о детях на потом. Наверняка им поможет кто-нибудь из тех, кто остался снаружи. Пока ты не выйдешь отсюда, ты должна думать только о себе. Скоро они принесут бобы или рис, и если ты не хочешь есть сейчас, я их отложу. Но позволь дать совет. — Она наклонилась к Майаде и заговорщическим тоном сказала: — Никогда не ешь баклажаны. Месяц назад нам дали суп из баклажанов. Мы все отравились и несколько дней лежали на полу, корчась от боли. Потом мы услышали, что многие заключенные умерли. Впрочем, в нашей камере все выжили.
От совета Самары Майада похолодела. Ей казалось, что сейчас она упадет в обморок. Затем она услышала красивый голос, проходящий сквозь цементные стены тюрьмы, — сначала он звучал тихо, а потом все громче и громче. Какой-то мужчина нараспев произносил 36-ю суру Корана, Аль-Йа Син. Мусульмане верят, что желания человека, который читает эту суру, исполняются. Прекрасный голос пел: «Мой господь простил меня и сделал одним из почитаемых» [2].
Майада вместе с другими женщинами-тенями прислонила голову к грязной стене камеры и стала слушать умиротворяющие строки.
Голос продолжал произносить слова утешения: «Воистину, обитатели Рая сегодня будут заняты тем, что будут наслаждаться. Они и их супруги будут лежать в тенях на ложах, прислонившись».
Высокая женщина с большими карими глазами пробормотала:
— Они убьют беднягу, если он не перестанет.
Самара взглянула на нее и предложила:
— Рула, помолись за него.
Майаде стало любопытно, кому принадлежит чудесный голос. Она спросила:
— А кто это?
— Молодой человек по имени Ахмед, — ответила Самара. — Он шиит. Его арестовали потому, что он стал членом секты ваххабитов.
Ваххабиты появились впервые в Саудовской Аравии. Иракское правительство запрещало гражданам страны вступать в нее, потому что большинство мусульман считало ее слишком радикальной.
Третья женщина, сидевшая на металлических нарах и причесывавшая длинные рыжие волосы, добавила:
— Ахмед здесь уже полгода. Каждый вечер он читает Коран. Каждый вечер они выводят его из камеры и избивают. Он кричит так, что стены нашей камеры трясутся, но когда они приводят его обратно в камеру, он опять начинает читать. Он ужасно упрямый. — И она печально кивнула головой.
— Да, Вафаэ, — заметила Самара, — он продолжает цитировать Коран, даже когда они измываются над ним.
Майада так устала, что у нее подкосились ноги. Она стала медленно опускаться на цементный пол, словно одна из сумасшедших нищенок, которые сидят на улицах Багдада.
Женщины сгрудились рядом с Майадой; трое или четверо подняли ее с пола и отвели к железной кровати, как беспомощного ребенка. Они осторожно усадили ее, и она почувствовала, что кто-то заботливо укрыл хлопковым одеялом ее дрожащее тело.
Иракцы легко определяют социальный статус новых знакомых. Этот навык не пропадает и в тюремных камерах. Несмотря на усталость, Майада услышала, как одна из женщин, которую называли Азией, прошептала:
— Может, нам сегодня повезло! Раз в нашу камеру посадили женщину из хорошей семьи, то, возможно, нам станут приносить больше еды!
Майада была в таком отчаянии, что продолжала молчать, но сокамерницы стали мягко ее расспрашивать. Она не хотела показаться неблагодарной, но не могла найти в себе силы, чтобы сказать в ответ хотя бы слово.
Самара села на пол рядом с железной кроватью и поведала Майаде свою историю.
— Я шиитка. Несмотря на то что шиитам трудно жить в официальном Ираке, я горжусь своей верой.
Родственники говорили, что когда я родилась, все восхищались моей красотой. Отец матери сразу полюбил меня и попросил отца дать мне его фамилию. Отец согласился, потому что у них с матерью было больше детей, чем они могли прокормить. — Самара улыбнулась. — Кроме того, я всего лишь девочка, и меня ценили меньше, чем братьев. Поэтому документы были выписаны на фамилию дедушки, а не отца. — Она гордо добавила: — Обо мне в нашем районе ходили легенды: люди говорили, что я очень хорошенькая.
Майада понимающе кивнула. Мало что в иракском обществе ценится больше, чем красота. А эта женщина была поразительно красива.
— Когда я подросла, многие мужчины просили у дедушки разрешения жениться на мне. В юности я вышла замуж за лучшего из женихов. Мы познакомились еще в детстве. Он хороший человек. И хотя мы были очень бедны, мы жили без бед, пока не началась война с Ираном. Как ты знаешь, шииты не получают от правительства никаких привилегий, но от наших мужчин ожидают, что они будут сносить тяготы службы в армии с таким энтузиазмом, словно им вручили мешок с золотом.
Она уставилась на Майаду зелеными глазами.
— Мой муж вместе с остальными мужчинами деревни пошел на войну, как повелевал ему долг. Я была рада, что ему разрешили несколько раз в год приезжать на побывку домой, но каждый раз, когда он уезжал, я узнавала, что беременна. — Вдруг ее глаза сузились. — Через несколько дней после рождения третьего ребенка мне сказали, что мужа убили. Не знаю, серьезная то была битва или нет, главное, что он погиб. Я — молодая женщина, и у меня остались два сына и дочь, которых нужно кормить. От беспокойства я потеряла сон.
Через несколько недель после гибели мужа нам привезли гроб, в котором якобы лежало тело. Чиновник запретил нам его открывать. Мы подумали, что он беспокоится о наших чувствах, потому что тело мужа изуродовано… Я не хотела этого видеть. Я боялась, что иранские бомбы обезобразили мужа и страшный образ будет вечно стоять у меня перед глазами. Но один из братьев настоял на том, чтобы открыли гроб. — Самара повернулась и посмотрела на Майаду. — Как ты думаешь, что мы увидели, когда нарушили приказ?
Майада покачала головой и спросила:
— Что же?
— Землю! — объявила Самара.
— Землю?
Самара поджала губы.
— Да. Землю. Ты можешь в это поверить?
