Женщины-тени изумленно попросили Майаду продолжать.
— Затем, в 1980 году мама возглавила комитет, который готовил фотоальбом с видами Ирака, роскошное дорогостоящее издание. Когда работу закончили, Саддаму, свергнувшему в 1979 году Бакра и занявшему пост президента, прислали экземпляр: его доставили лично ему. Книга ему очень понравилась, и он попросил мать прийти к нему в офис и привести с собой дочерей. Абдия к тому времени уже вышла замуж и жила в Тунисе, и мать сопровождала только я.
Как только мы прибыли во дворец, нас провели в кабинет Саддама. Война с Ираном еще не началась, и он носил гражданскую одежду. На нем был надет белый костюм с черной рубашкой и белым галстуком. Мама толкнула меня локтем в бок, и я чуть не рассмеялась, когда увидела ее гримасу. Дело в том, что в этом костюме президент Ирака выглядел, как помолодевшая копия гангстера Аль Капоне. Позже мама сказала, что Саддам Хусейн из тех мужчин, которым нельзя разрешатьодеваться самостоятельно. Но вскоре это уже не представляло интереса, потому что началась война с Ираном и президент вообще перестал носить гражданскую одежду. Его видели только в военной форме, и мама говорила, что это единственное преимущество той ужасной войны.
В июне 1981 года я начала писать еженедельную колонку для газеты «Аль-Джумхурия». Она называлась «Итлалат» [ «Обзоры»]. Как-то я написала статью о времени, сравнивая его с бесконечным временем Аллаха. Я упомянула о теории относительности Эйнштейна и эффекте замедленного времени. Я сожалела о том, что в сутках не сорок восемь часов, а всего двадцать четыре.
Сотрудники газеты хвалили статью. Вдруг мне позвонила мама. Она сказала, что я должна поспешить домой. Меня разыскивал чиновник из дворца Саддама. Я повесила трубку, испугавшись, что президенту не понравилась моя статья, ведь после начала войны он стал очень раздражительным. В общем, мне было не по себе. Через несколько минут после того, как я вернулась домой, опять зазвонил телефон. Это был мужчина по имени Амджед. Он вежливо представился, назвавшись личным секретарем Саддама, и сказал, что президент хочет увидеться со мной завтра в пять часов вечера. Мне велели прийти в Аль-Каср Аль-Джумхури, то есть Республиканский дворец в Карадде на берегу Тигра.
Я ужасно встревожилась. Мне казалось, я не смогу вытерпеть целую ночь, недоумевая, почему Саддам вызывает меня, и потому прямо спросила секретаря, в чем моя вина. Он хихикнул и сказал: «Нет-нет, сестра, вы ни в чем не виноваты. Напротив, президент хочет наградить вас».
Услышав его слова, я успокоилась и позвонила редактору газеты Сахибу Хусейну аль-Самави, чтобы сообщить приятную новость. Конечно, он воодушевился и попросил, чтобы, выйдя из дворца, я пришла к нему и все рассказала.
В то время я еще была замужем, хоть жили мы с Саламом не очень дружно. Но он порадовался за меня и сказал, что попросит отпустить его из военного лагеря, чтобы отвезти меня на встречу с президентом. Командир разрешил взять выходной в честь такого важного события. На следующий день в 11.30 он вернулся домой, принял ванну, переоделся и заверил, что приедет к четырем часам вечера, чтобы проводить меня во дворец.
Мы ссорились с Саламом из-за того, что он завел несколько любовниц. К половине пятого он не вернулся, и я поняла, что он опять солгал. Мне пришлось бежать на улицу и ловить такси. Мама, уверенная в том, что я могу положиться на Салама, попросила нашего водителя отвезти ее на какое-то вечернее торжество.
Я, растрепанная и запыхавшаяся, приехала во дворец за несколько минут до назначенной встречи. Но мне удалось взять себя в руки. Младший секретарь провел меня по залам. Наконец я оказалась в просторной гостиной. Множество иракцев ждали в ней аудиенции президента. Несмотря на войну с Ираном, во дворце ни в чем не было недостатка. Гостям подавали сок и прохладительные напитки. Их наливали в высокие хрустальные бокалы, которые стоили больше, чем недельная зарплата многих иракцев. Затем нас отвели в другую большую комнату. В ней накрыли шведский стол с разнообразными закусками. В центре стояла огромная тарелка с дорогой белужьей икрой. Большинство присутствовавших были простыми иракцами. Они никогда не видели черную икру и отказывались есть крошечные блестящие рыбьи яйца даже после моих уверений в том, что она съедобна и, более того, стоит очень дорого и во всем мире считается деликатесом. Сбоку стоял второй стол со сладостями и фруктами — ананасами, манго и вишней.
Я так разнервничалась, что не хотела есть, но многие поглощали угощение с большим аппетитом. Ко мне направилась женщина с ярко-рыжими волосами. Она заявила, что мечтала познакомиться с Саддамом и даже написала ему письмо о потерянном наследстве. У нее не было сомнений в том, что он поможет вернуть то, что по праву принадлежало ей. Она намекнула, что влюблена в президента, и я, встревожившись, постепенно передвинулась в противоположный конец зала, чтобы поговорить с пожилой дамой. Но бедная женщина так нервничала, что едва-едва сумела прошептать свое имя. У нее так дрожали руки, что она уронила на персидский ковер два бокала с соком. Мне пришлось отойти от нее.
Когда ужин закончился, нас опять провели в гостиную. Туда же подали чай. Мы сидели и ждали. Только я подумала, что о нас, верно, позабыли, как в комнату вошел человек в военной форме и выкрикнул мое имя. Когда я покидала зал, люди завистливо смотрели мне вслед.
Меня проводили в другую гостиную — меньшую по размерам, но более роскошную. Вдруг послышался сильный шум, забегали военные, и я поняла, что Саддам прибыл во дворец. Через час в комнату вошел другой военный. Он попросил меня следовать за ним. Я уже очень устала, но сделала так, как он сказал. Меня перевели в следующую комнату. В центре стоял большой деревянный стол и несколько стульев с синей обивкой и орнаментом в виде золотых листьев.
Второй военный пожал мне руку и поздравил, а также сказал несколько слов о том, как я должна вести себя на встрече с президентом. Меня испугало, что он строго-настрого запретил мне заговаривать первой или протягивать ему руку. Нужно подождать, пока Саддам это сделает сам.
Я удивилась, потому что когда я видела его в последний раз, он казался скромным и демократичным. Я еще подумала про себя, что Саддам показывает новое лицо.
Самара рассмеялась и прошептала:
— А может, это его настоящее лицо, а старое было подделкой?
Майада кивнула в знак согласия и продолжила рассказ:
— Офицер открыл высокие деревянные двери. Саддам сидел за столом в другой комнате. На нем были надеты очки с большими дужками. Я не видела их раньше. Он был в военной форме. В остальном его внешность мало изменилась со дня нашей последней встречи. У него темная кожа, очень кудрявые волосы и тяжелая челюсть. Я заметила на кончике носа по-прежнему маленькую светло-зеленую татуировку, от которой он избавился несколько лет спустя.
Саддам удивил меня, улыбнувшись, когда я вошла в кабинет. Он протянул руку, и я пожала ее, как мне было сказано. Он спросил: «Как дела у нашей дорогой писательницы?». Я ответила в обычной манере, что все иракцы будут счастливы и довольны, пока он находится в силе и добром здравии. Затем он поинтересовался, как обстоят дела в редакции, и я ответила, что журналисты просили заверить его в любви и уважении.
Он широко улыбнулся и сказал: «Я прочитал в газете твою статью о времени. Отличная статья! Ты — истинная дочь своего дедушки Сати аль-Хусри. Он бы гордился тобой». Затем он легонько потрепал меня по плечу и продолжил: «Я хочу, чтобы ты пообещала: что бы ни случилось, ты будешь писать во благо великой революции. Говори о том, что подсказывает тебе профессиональная честность, и ты не сойдешь с верной дороги».
Я поблагодарила его за добрые слова. Саддам спросил, есть ли у меня автомобиль. Я сказала, что есть. Тогда он спросил, довольна ли я им. Я вновь ответила утвердительно, и его это, кажется, удивило. Он сказал: «Ты так похожа на свою мать Сальву! Тебе никто и ничего не нужны». Мне показалось, это сомнительный комплимент, но, поразмыслив над его словами и тоном, каким он их произнес, я поняла, что он похвалил меня, потому что дедушка Сати воспитал дочь сильной женщиной, у которой всегда было собственное мнение. Он настоял на том, чтобы она получила прекрасное образование, и это подарило ей независимость. А ведь подобные качества у арабок Ирака встречаются очень редко.