— Можно? — Она кивнула на кровать, шагнула к ней и села, по-детски радостно подпрыгнув. — У тебя очень мило.

Конноли ответил робкой улыбкой, но остался стоять. Шеба спросила, где ванная, и Конноли сам проводил ее, хотя до ванной было рукой подать. Проходя мимо комнаты сестры, Шеба украдкой заглянула внутрь: слепяще-розовый клин покрывала, гардины в оборочках, плюшевые игрушки. Она бы с удовольствием рассмотрела как следует, но не решилась смущать Конноли. У двери в ванную он отодвинулся в тот самый момент, когда она собралась его обойти. Столкнувшись, оба нервно хихикнули.

Это безумие,подумала Шеба, оставшись одна. Совершеннейшее безумие.Впрочем, за последние месяцы она столько раз бормотала себе эти или похожие слова, что они потеряли для нее убедительность. Шеба тянула время, пытаясь сообразить, почему сегодня Конноли так враждебен, пока не решила, что глупо и гадать. Он ведь подросток, а у них никогда ничего не поймешь. Шеба вдруг испугалась, хотя и не сказала бы, чего именно. Дом Конноли страшил ее, как страшит чужая страна, когда ты впервые ступаешь на ее землю. Дверь ванной оказалась неожиданно легкой и от толчка Шебы так хлопнула, что задрожали стены. Господи, да это картонная коробка, а не дом.Шеба с гордостью и легкой примесью вины подумала о своем каменном викторианском особняке.

Конноли ждал, сидя на кровати. При виде нее встал и начал раздеваться. «Ой-ой!» — с притворным испугом и удивлением пискнула Шеба, но улыбки у Конноли не вызвала. Он молча продолжал раздеваться, и пару секунд спустя она последовала его примеру.

Секс был быстрым и по настоянию Конноли — на полу. Шеба боялась, что натрет ковром спину, и, когда Конноли расстелил на паласе полотенце, воспользовалась шансом предложить устроиться на кровати. Конноли мотнул головой: ему очень удобно, просто не хочет испачкать ковер.

Потом они все-таки забрались в постель, хотя Шебе приятнее не стало — от простыней из какой-то псевдохлопковой, быстросохнущей ткани ее пробрала дрожь. Конноли сел, подбив под спину подушки. Затем снова поднялся, чтог бы достать из ящика комода слегка расплющенную сигарету и коробок спичек.

— Затяжка после того— самый кайф, верно?

Шеба подавила улыбку — парень насмешил ее этой нарочитой небрежностью опытного любовника.

Они помолчали, следя за колечками дыма, которые выпускал Конноли с едва слышными «пф, пф». Шеба вскользь заметила, что ее дочь так же развлекается, когда курит. Заинтересованный, Конноли оживился и стал расспрашивать Шебу о дочери. Разрешает ли ей Шеба курить дома? Часто ли они ссорятся? Почему Полли учится в школе-интернате? Очередной вопрос Шеба заглушила поцелуем.

— Ты такой красивый, — сказала она.

Конноли скривился:

— Ну ладно, ладно. Остынь.

По словам Шебы, он плохо воспринимал комплименты — они выпускали на свободу самые его худшие качества. Шеба не раз наблюдала на его лице презрительное самодовольство, словно он хитростью добился от нее того, что она не собиралась отдавать.

Конноли явно хотелось продолжить разговор о Полли, но Шеба, устав от больной темы, попросила рассказать о егосемье. Счастливы ли его родители, как он считает?

— Они в порядке, — буркнул Конноли. Он вновь замкнулся и выставил колючки, как в самом начале свидания.

— «В порядке»? — поддразнила его Шеба. — И что это значит — «в порядке»?

Конноли подавился дымом. Не успев откашляться, прокаркал раздраженно:

— То и есть. В порядке. Без проблем.

— Как по-твоему, они все еще занимаются сексом?

Парень застыл. Губы его, по словам Шебы, «как-то нехорошо сложились».

— Даже не проси. Марать предков не буду.

— Нет, что ты… — Шеба оборвала свой протест.

Он сказал — «марать»? Именно этого, неожиданно поняла Шеба, она и ждала. Продолжать беседу в том же духе не имело смысла. Для подобных разговоров Конноли был недостаточно развит; они его оскорбляли, противореча некоему глубинному простонародному кодексу родственной преданности.

После довольно долгого молчания Шеба заговорила о предыдущем сексуальном опыте Конноли — ей подумалось, что как раз такая пикантная тема должна прийтись ему по душе.

Сначала Конноли отделывался туманными фразами, но Шеба настаивала:

— Ну же, выкладывай. Ты раньше со многими девушками спал? Или с женщинами? Сколько их у тебя было?

Он показал ладонь.

— Пятеро?

— Угу. Не считая тебя. И таких классных, как ты, не было.

— А сколько им было лет?

Конноли вновь попытался темнить. И вновь Шеба настояла на ответе.

— Ты у меня первая старушка, если тебя это интересует, — медленно проговорил Конноли.

Шеба ткнула его пальцем в грудь:

— Все-все, хватит.

— А я у тебя пелвый лебятенок?

Дикий лепет вызвал у Шебы отвращение.

— Первый, — пробормотала она.

Конноли со смехом лизнул ее руку.

— Не понравилось, да?

— Что?

С каждым мгновением Конноли раздражал Шебу все сильнее, и все труднее было не показывать ему этого.

— Ну, про твой возраст говорить и все такое… — Конноли запнулся, явно взвешивая, рискнуть ли произнести вслух то, что было у него на уме. Наконец хихикнул: — Боишься, что сиськи отвисли.

По словам Шебы, она и раньше слышала от него гадости — об одноклассниках и учителях. Но, всякий раз ужасаясь жестокой пошлости его реплик, она не принимала их всерьез. Мальчик хочет казаться взрослым, считала она. Вот и цепляет на себя маску циника. До сих пор онане была мишенью для его мерзостей.

— Это отвратительно! — Шеба с такой силой отпихнула Конноли, что он наполовину сполз с кровати.

Увидев выражение его лица, она решила, что он ударит ее. Конноли этого не сделал. Просто вернулся на место. И вздохнул. Шеба готова была наорать на него, но, не найдя от ярости достаточно сильных выражений, молча повернулась к нему спиной. Кровать оказалась слишком узкой для подобного маневра, так что Шеба буквально вжалась в ледяную стену, лишь бы не касаться тела Конноли.

Даже этот безобразный случай не положил конец их связи. И в этом, на мой взгляд, очевидный признак зависимости Шебы от Конноли — или, по крайней мере, от придуманного ею образа. Она не покинула дом. Не заявила, что разрывает всякие отношения с порочным, сквернословящим мальчишкой. О нет, она лежала рядом, кипела от возмущения и грозилась уйти. А по прошествии какого-то времени, когда Конноли соизволил пробурчать извинения, — простила его. Если ей верить, он умолял «не злобиться», восхищался ее красотой, твердил, что она «лучше всех его подружек». И ей этого оказалось достаточно.

— Стивен слышал такие речи с детства, вот и перенял, — оправдывает его Шеба. — Он вовсе не хотел меня обидеть, просто пытался пошутить. Нет, это было ужасно, я понимаю. В отношениях с таким мальчиком, как Стивен, конечно, есть свои изъяны. Но ведь ему было очень стыдно. И еще… еще… с моей стороны было бы так глупопорвать с ним из-за какой-то дурацкой фразы.

О романе Шебы я узнала в ноябре. К этому моменту связь длилась чуть более восьми месяцев и уже была близка к финалу, хотя Шеба этого и не осознавала. Разоблачение Шебы, дату которого я отметила двумя золотыми звездами, случилось в Ночь Гая Фокса. Шеба пригласила меня на праздничный семейный ужин и последующую прогулку на Примроуз-Хилл — смотреть фейерверк. Не питая слабости к фейерверкам, я колебалась насчет участия во второй половине вечера, однако Шеба настаивала.

— Ну пожалуйста, Барбара, — ныла она. — Мне нужна моральная поддержка.

Семейство Хартов переживало нелегкие времена. Все усилия Ричарда и Шебы устроить дочь в другую школу терпели крах. Школы, одобренные Полли, ее отвергали — и наоборот. Дыру в процессе обучения временно заткнули репетитором (за счет матери Шебы). Ричард изощрялся в остротах насчет «доставки образования на дом», но смешного в ситуации было мало. Учитель занимал у Полли три часа в день, а все остальное время она болталась по дому и трепала нервы родителям. Шеба сбросила килограмма три, не меньше.