Потом, конечно, он отказался от попыток отучить тетю Рейчел от опия, иначе говоря, от того зла, к которому сам же ее и приучил. «Я просто не могу больше видеть, как она страдает», — сказал он в присутствии миссис Рамзи и служанки. И они безоговорочно поверили ему, ни на секунду не усомнившись в его правоте, и не важно, что это случилось не в первый и не во второй раз, и даже не в пятый.

За ужином в тот вечер он пробормотал: «По крайней мере, она не подсела на кокаин». И на Элиссанду, которая тогда даже не знала, что такое кокаин, внезапно повеяло таким холодом, что она всю ночь просидела, скрючившись у камина в своей комнате.

Шанс на успех бесконечно мал. А цена поражения немыслима.

Элиссанда встала и подошла к окну. Отсюда были хорошо видны ворота поместья. Прошло уже много лет с тех пор, как она выходила за эти ворота. А ее тетя — еще дольше.

Неожиданно ей стало трудно дышать. К горлу подступила тошнота. Элиссанда ухватилась за подоконник, борясь с дурнотой, а за ее спиной леди Кингсли продолжала говорить о воспитанности и дружелюбии своих гостей, о том, как им весело будет вместе. Элиссанде вовсе не стоит беспокоиться относительно запасов еды для гостей. Кухни в Вудли-Мэнор расположены отдельно от дома. Туда крысы не добрались.

Элиссанда медленно повернулась. И улыбнулась. Такой же улыбкой она одарила своего дядю, когда он объявил, что, нет, он все же не поедет в Южную Африку — после того как она, наблюдая за многомесячными приготовлениями, наконец поверила, что он действительно туда отправится.

Увидев эту улыбку, леди Кингсли почему-то замолчала на полуслове.

— Мы будем рады вам помочь, — сказала Элиссанда.

Тетя Рейчел никак не отреагировала на новости. Она дремала.

Элиссанда аккуратно заправила тусклые седые прядки за уши.

— Все будет в порядке, тетя, я обещаю.

Она укрыла тетю Рейчел еще одним мягким шерстяным одеялом, чтобы та не мерзла.

— Нам придется на это пойти. Такой возможности может больше не представиться.

Мысленно она изумилась тому, как поразительно своевременно на дом леди Кингсли случилось нашествие крыс. Создавалось впечатление, что крысы знали, когда уедет дядя.

— Я не боюсь его.

Так или иначе, правда не имела значения. Главное, что Элиссанда должна была верить в собственное бесстрашие.

Она опустилась на колени у кровати тети Рейчел и всмотрелась в ее исхудавшее, но все еще красивое лицо.

— Я вытащу тебя отсюда, тетя. Я нас обеих вытащу.

Вероятность успеха была бесконечно мала. Но она была. Пока можно довольствоваться и этим.

Она прикоснулась губами к ввалившейся щеке тети Рейчел.

— Поздравь меня, я собираюсь выйти замуж.

— Нам необходимо жениться, — сказал Вир своему брату. У леди Кингсли было два экипажа, но только одна упряжка лошадей. Поэтому первыми в Хайгейт-Корт отправились дамы, а джентльмены остались ждать транспорта.

— Мы еще молоды, — сообщил Фредди.

Конрад и Уэссекс увлеченно играли в двадцать одно. Кингсли сидел на своем багаже и читал иллюстрированную лондонскую газету. Вир и Фредди медленно прогуливались по аллее.

— Мне почти тридцать. И чего я достиг?

Легко потерпеть неудачу, если волочиться только за самыми популярными дебютантками сезона, еще легче, если при этом периодически поливать платья упомянутых дебютанток пуншем. Вир считал, что его должны рассматривать как человека, желающего осесть. Это должно сделать его роль еще более убедительной — несчастный безобидный идиот слишком туп для того, чтобы понять: сук надо рубить по плечу.

— Позволь девушке узнать тебя получше, прежде чем ты сделаешь ей предложение, — сказал Фредди. — Я уверен, что женщина не сможет не полюбить тебя, если ты дашь ей время.

Прошло тринадцать лет, а Фредди все еще говорит с Виром так, словно ничего не изменилось, и Вир остался тем же братом, который защищал мальчишку от их отца. Вир ожидал обычного укола вины, но совершенно не предвидел, что ему придется отворачиваться, чтобы скрыть слезы. Разобравшись с Дугласом, ему придется взять длительный отпуск — пожалуй, он слишком сильно устал.

Но ответ Фредди дал Виру лазейку, которая была ему так нужна.

— Ты считаешь, что я должен сделать предложение миссис Каналетто? Он знает меня всю жизнь.

— Нет! — воскликнул Фредди и покраснел. — Я имею в виду, что она, конечно, любит тебя, но только как брата.

— Ну и ладно. А как насчет тебя? Думаешь, тебя она тоже любит как брата?

— Я... м-м-м... ну...

Когда Господь раздавал своим созданиям умение лгать и притворяться, он Фредди пропустил. Тот не умел не только говорить неправду, но даже не мог уклониться от прямого ответа.

— Я точно не знаю,— наконец сказал он.

— Почему ты не спросишь у нее, — жизнерадостно полюбопытствовал Вир, — чтобы знать наверняка? Я уверен, мы можем оба спросить у нее одновременно. Иначе я не могу быть убежден, что она втайне не вздыхала обо мне все эти годы.

Кингсли, которому надоела газета, подошел к Виру попросить сигарету, и Фредди оказался избавленным от необходимости отвечать.

Дружелюбие гостей буквально захлестнуло Элиссанду. Они были счастливы познакомиться с ней, благодарны за то, что она открыла перед ними двери своего дома, и рады снова оказаться в комфорте, к которому привыкли.

«Крысиное дело», конечно, было крайне неприятным, рассказывали молодые люди Элиссанде. Но все они были молоды и не столь злопамятны, как леди Кингсли. Все они уже стали забывать ужасное событие. Мисс Кингсли смеялась над собой, вспоминая, как орала на всю округу, и если бы лорд Вир не рассказал ей, она бы так никогда и не узнала, что ему пришлось дать ей пощечину, чтобы прервать истерику. Мисс Бичамп тоже с улыбкой повествовала, как лорд Вир вынес ее, пребывавшую в полубессознательном состоянии, на руках, причем она мертвой хваткой вцепилась в отвороты его сюртука, и ее потом с трудом уговорили разжать пальцы.

Их радостный и беззаботный смех изумлял Элиссанду.

Они казались ей пришельцами из другого мира — румяные, энергичные молодые девушки, не ведающие страха. Похоже, им в головы никогда не приходила мысль, что наслаждение влечет за собой последствия, поэтому оно должно оставаться скрытым, как и страдание. Она не знала, как себя вести в этой беззаботной компании, поэтому обычно сидела молча и улыбалась. А они, наоборот, постоянно суетились вокруг нее. Не осталась незамеченной белизна ее зубов и аристократичная бледность кожи — ведь Элиссанда не ездила верхом, никогда не каталась на лодке и не играла в теннис. Когда же она спустилась к чаю, мисс Кингсли во всеуслышание объявила, что в точности такое платье видела на манекене в витрине магазина мадам Элизы на Регент-стрит, но мама отказалась его купить. Элиссанда мысленно усмехнулась, подумав, как долго продлился бы интерес мисс Кингсли к моде, если бы ей пришлось каждый день переодеваться к чаю и к ужину с дядей Эдмундом.

— Жаль, что вы не приехали в Лондон на сезон! — воскликнула мисс Бичамп. — Там было столько всего интересного!

— Даже слишком много, — вздохнула мисс Дюваль. — Мои ноги едва выдержали такое количество танцев.

— А я набрала целый стоун [3], — вздохнула тощая как палка мисс Мельбурн.

— Не слушайте ее, мисс Эджертон, — сказала мисс Кингсли, — даже сделав крошечный глоток воды, она заявляет, что от лифа ее платья отлетают пуговицы.

— Ну тогда джентльмены должны выстраиваться в длинные очереди, — усмехнулась Элиссанда, — чтобы подать мисс Мельбурн напиток.

Юные дамы несколько секунд недоуменно таращились на хозяйку, но потом расхохотались. Причем громче всех смеялась мисс Мельбурн.

Элиссанде хотелось присоединиться к ним, но она воздержалась. Смеяться самой ей приходилось даже реже, чем слышать смех других.