— Что ты здесь делаешь?

Он не сразу ответил.

— Тебе приснился тот кошмар, о котором ты говорила? В нем ты прикована к скале цепью, как Прометей?

Она кивнула.

— Хочешь, я расскажу тебе о Капри, чтобы помочь успокоиться?

Должно быть, теперь он стоял совсем близко, потому что Элиссанда почувствовала влажный запах тумана, который пропитал его одежду. Она кивнула еще раз.

— Если смотреть из Неаполя в сторону моря, остров Капри лежит поперек входа в бухту, как большой естественный волнолом. Остров велик и очень живописен, — начал маркиз.

Элиссанда вздрогнула. Она узнала эти строки. Они были из ее любимой книги о Капри, которой она лишилась, когда дядя опустошил библиотеку.

— Когда-то очень давно один английский путешественник сравнил его с лежащим львом, — продолжил Вир. — Жан Поль на основании увиденных им картин объявил его сфинксом, Грегоровиус, обладавший самым богатым воображением, посчитал его древним саркофагом с барельефами Эвменид и фигурой Тиберия на нем.

Вир положил ее на постель.

— Хочешь услышать продолжение?

— Да, — прошептала Элиссанда.

Вир разделся, отбрасывая один за другим предметы одежды в кучу на полу.

— Капри не является, строго говоря, местом паломничества туристов. — Он осторожно снял ночную рубашку Элиссанды. — Они чаще всего садятся на маленький пароходик из Неаполя, посещают Синий грот, проводят несколько часов на берегу и вечером возвращаются через Сорренто.

Вир поцеловал локоть жены, местечко на запястье, где билась синяя жилка, ладонь... Элиссанда задрожала от наслаждения.

— Но это все равно что читать титульный лист, вместо того чтобы приступить непосредственно к книге.

Его ладонь медленно поползла вверх по ее руке и остановилась на плече. Другой рукой он потянулся к ее лицу. Очень осторожно, чтобы не задеть синяки и царапины, которые уже стали не такими яркими, как раньше, но все еще были заметны на ощупь.

Он провел подушечкой пальца по скуле.

— «Те немногие, кто рискует забраться на скалу, чтобы спокойно осмотреть с высоты остров, обнаруживают цельную поэму, в которой нет ни одного лишнего элемента», — процитировал Вир, проведя пальцем по нижней губе Элиссанды.

Она застонала. У маркиза перехватило дыхание.

— Но ты красивее, чем Капри, — сказал он внезапно охрипшим голосом.

И они прижались друг к другу, моментально забыв обо всех на свете островах. Теперь во всем мире остались только два человека — мужчина и женщина, которые жили и дышали друг для друга.

— О чем ты думаешь? — спросил Вир, лежа рядом.

Он не видел ее. Она была лишь тихим дыханием и теплом кожи.

Ее рука погладила шрамы на его груди.

— Я думала о том, что за свою жизнь прочитала много путеводителей, но не могла и подумать, что они могут стать инструментами соблазнения. Это, во-первых. А во-вторых, мы впервые после занятий любовью не уснули.

Маркиз громко захрапел.

Элиссанда хихикнула.

— Если ты не совсем засыпаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю, — сказал он.

Время пришло.

— Я совсем не хочу спать.

Ему захотелось предупредить ее.

— Моя история не очень счастливая.

— Ни одна история не может быть абсолютно счастливой. Иначе это не история, а пеан [23].

Это точно. И Вир поведал ей о событиях, которые привели к началу его двойной жизни, начиная с ночи, когда умер отец. Несмотря на заблаговременное предупреждение, Элиссанда восприняла рассказ слишком близко к сердцу. Она сильно сжала его руку, дыхание было неровным.

— Моя жизнь, вероятно, так и шла бы по проторенной дорожке — это была удобная, хорошо утоптанная дорога, — если бы я не встретил тебя. Ты появилась и сразу изменила все. Чем лучше я тебя узнавал, тем чаще спрашивал себя, действительно ли вещи, которые я считал непреложными, высечены из камня, или мне они только казались таковыми, потому что я боялся перемен.

Напряжение понемногу оставило Элиссанду.

— Два дня назад я во всем признался Фредди. Это был чертовски трудный разговор, но после него я ощутил свободу и легкость, каких не чувствовал уже очень давно. И за это мне следует благодарить тебя.

— Я очень рада, что ты откровенно поговорил с лордом Фредериком, но не совсем понимаю, при чем тут я, — призналась Элиссанда с совершенно искренним недоумением.

— Помнишь, что ты несколько дней назад сказала о Дугласе? «Я не позволю ему издеваться надо мной из могилы, так же как и не позволила отобрать мою душу, пока он был жив». Эти слова потрясли меня. До тех самых пор я не понимал, что позволил отобрать у себя часть своей души. Мне нужно было снова ощутить свою целостность, чтобы начать собирать свою жизнь заново.

Вир действительно был исполнен благодарности. Он всегда был замкнутым человеком и знал, что Элиссанда и понятия не имеет, как сильно ему помогла.

— Это чудесно, что от меня была какая-то польза,— неуверенно сказала она, — но я не заслуживаю благодарности. Ты же сам видел: кошмары не оставляют меня, значит, я еще не искупила свои грехи.

— Ты моя, — твердо сказал маркиз, — и все остальное не имеет значения. Кстати, разве я не оказался должным образом подготовленным к твоим кошмарам?

— Я как раз собиралась спросить: откуда у тебя моя любимая книга о Капри?

— Я поинтересовался у твоей матери, не знает ли она, какая книга об острове Капри нравилась тебе больше всего. Она процитировала мне отрывок, но не могла припомнить название книги. Так что мне пришлось поработать.

Из семи книжных магазинов ему срочно доставили все путеводители, в которых, пусть даже мимоходом, упоминалась Италия. После возвращения из театра «Савой» он почти всю ночь читал в каждой из них описание Капри и наконец, обнаружил отрывок, который цитировала миссис Дуглас.

— Я нашел книгу, намереваясь почитать ее тебе, чтобы ты быстрее успокоилась, если опять увидишь во сне кошмар. Но потом сообразил, что для чтения необходим свет, и решил, что лучше запомнить отрывок наизусть. Собственно, этим я и занимался в поезде.

— Это... это так мило... А ты... ты такой заботливый. — Элиссанда подвинулась к мужу и поцеловала его в губы.

— Мне осталось рассказать тебе всего два абзаца текста, но если бы я знал, что путеводители обладают таким мощным эротическим воздействием, непременно выучил бы всю книгу целиком.

Элиссанда хихикнула:

— Ты можешь, не сомневаюсь.

Маркиз нежно погладил ее волосы, прохладной волной рассыпавшиеся по подушке.

— Во всяком случае, если ты захочешь, чтобы я впредь соблазнял тебя только цитатами из путеводителей по Италии, я так и сделаю.

Она прижалась щекой к щеке мужа. Этот простой жест едва не заставил его прослезиться.

— Мне кажется, что сейчас самое время, — откашлявшись, сказал он, — извиниться за то, как я себя вел в руинах замка.

С того самого дня Вир практически постоянно испытывал угрызения совести.

Леди Вир слегка отстранилась, словно желая заглянуть мужу в глаза.

— Только если сейчас самое время извиниться за то, что я вынудила тебя жениться на себе.

— Значит ли это, что я прощен?

— Конечно, — сказала Элиссанда.

Маркиз всегда считал, что прощать — значит позволить злу остаться безнаказанным. Теперь он наконец понял, что прощение относится не к прошлому, а к будущему.

— А я... я прощена? — спросила Элиссанда, и в ее голосе явственно слышалось беспокойство.

— Да.

Она облегченно вздохнула:

— Теперь мы можем продолжать.

Теперь они могли думать о будущем.

— Что значит Pedicabo ego vos et irrumabo? — спросила Элиссанда, когда они поднимались по крутой тропинке, ведущей на вершину Хангман-Клиффс.

День был ясным и солнечным. Сверху открывался великолепный вид дикого берега и бушующего моря. Зрелище заворожило Элиссанду.