Мать не могла нарадоваться на нас с отцом. К сожалению, наша нежная дружба продлилась всего несколько месяцев. В конце июня французы вновь напали на Перпиньян, и в начале июля отцу пришлось отправиться в Каталонию. Прощаясь, он назвал меня своей маленькой королевой. Мать приказала всем торговым судам, ходившим во Фландрию, сопровождать армаду. В день отплытия в Ларедо должны были поднять якоря сто тридцать два корабля. «Хоть тебе и не суждено стать женой короля, — с улыбкой произнес мой отец, — пусть все увидят, что ты достойна быть королевой». Когда кавалькада всадников во главе с моим отцом выехала за ворота замка, я взбежала на крепостную стену и долго глядела им вслед. Я понимала, что увидимся мы нескоро и тогда все будет по-другому. Если б я знала насколько! Теперь заботы о снаряжении армады полностью легли на плечи матери. Она сама отобрала две тысячи придворных и пять тысяч солдат, которым предстояло сопровождать меня во Фландрию.
К двадцатому августа все было готово. С рассветом началась подготовка к отплытию. А вечером в Бискайском заливе внезапно разразилась буря. Я как раз устраивалась в своей каюте. Она была довольно просторной, с пристроенным к стене альковом с бархатным пологом цвета киновари. В каюте легко помещались стулья, маленький письменный стол, диван и шкафчик для музыкальных инструментов. Моя мать смотрела в круглое окошко на темное небо и высокие пенистые волны. Впервые за день у нас выдалась свободная минутка.
— Переждем грозу вместе, — сказала мать. — Возможно, Господь послал ее специально, чтобы мы могли как следует попрощаться. Фландрия очень далеко, Хуана. Ты молода, неопытна, и я тревожусь за тебя.
— Что ты чувствуешь теперь? Каково это — в шестнадцать лет навсегда оставить все, что было привычно и мило сердцу? — спросил Мануэль.
— Мне страшно, конечно, но и любопытно тоже. Я думаю о своем женихе, гадаю, будем ли мы с ним счастливы и вправду ли он так красив, как гласит молва.
— Ты играешь на клавикордах, монохорде [8]и на гитаре. Ты самая образованная из дочерей Изабеллы. Вечером, после ужина, когда каравелла качается на волнах, ты весело болтаешь с молодыми фрейлинами, а мать любуется твоей красотой и жалеет, что не сумела достаточно закалить твой дух в преддверии будущих испытаний. Ты украдкой наблюдаешь за королевой и догадываешься об ее чувствах. В душе твоей поднимается неведомое прежде темное торжество. Твоя мать никогда не была с тобой особенно ласкова, и порой ты сомневалась, любит ли она тебя так же сильно, как старая кормилица Мария де Сантиэстебан, которая тряслась от рыданий, прощаясь с тобой в Вальядолиде. Теперь, на пороге разлуки, у тебя есть доказательство материнской любви. Качка тебя не пугает: ты всегда любила море, в детстве оно казалось тебе волшебным ковром, способным перенести тебя в дальние страны. Что тебя действительно страшит, так это прибытие во Фландрию.
Едва ступив на заваленную тюками палубу каравеллы, которой командует капитан Хуан Перес, я чувствую, что видит во мне команда: благородную кровь, память о славных предках, воплощение испанского духа. Когда королева сойдет на берег, главной на борту стану я. Все вокруг будут подчиняться моим приказам. А пока я наслаждаюсь немыслимой ранее близостью с матерью, радуюсь материнской нежности и даже слезам. Матушка плачет обо мне. Разве такое возможно? Той ночью мы ложимся спать в одной постели. Я с раннего детства не видела мать в ночной рубашке. Без пышных одежд она кажется обычной женщиной с проседью в волосах. Я стараюсь выглядеть печальной, спешу притвориться спящей, чтобы мать не догадалась, как мне не терпится поскорее оказаться во Фландрии и сделаться женой эрцгерцога Бургундского. Еще крошкой я слышала удивительные истории о блеске и пышности фламандского двора. Меня восхищали изделия их искусных ювелиров, латы, выкованные их кузнецами, вышитые их мастерицами гобелены. О блистательных турнирах и роскошных пирах фламандцев ходят легенды. Не меньше пересудов вызывает развратная фламандская знать. Я всегда подозревала, что самые ярые ревнители благочестия втайне завидуют свободным нравам фламандцев, столь не похожих на чопорных кастильцев. У нас даже невинная вольность может стать предметом разбирательства в суде святой инквизиции.
Мать рассеянно смотрит на меня, витая мыслями где-то далеко. Наверное, вспоминает о тайной свадьбе с моим отцом, наперекор брату, королю Энрике IV. В детстве она рассказывала мне, как Фердинанд пробирался в Медина-дель-Кампо, переодевшись пастухом. В тот день она так же, как я теперь, маялась от смутной тревоги и пыталась заглянуть в будущее.
— Не забывай, чем ты обязана Испании, — наставляет меня мать. — Мы с твоим отцом отдали молодость и здоровье, чтобы объединить нашу страну. Твой брак поможет нам обрести мощных союзников в нашей борьбе против Франции. Что бы ни случилось, помни: ты принцесса Кастилии и Арагона, не дай соблазнить себя ложным блеском и грубой лестью, — продолжает она. — Я посылаю с тобой верных людей, чтобы ты не страдала от одиночества. Ты всегда можешь опереться на нашего адмирала дона Фабрике Энрикеса и на Беатрис де Бобадилью, она мудра, хоть и молода. Я знаю, нелегко примириться с мужем, которого до свадьбы ни разу не видела, но ваши юные души — плодородная почва, и на ней прорастет любое семя. Почитай своего супруга, а любовь не заставит себя ждать. Не будь чересчур надменной и постарайся сдерживать свой буйный нрав. Слишком пылкие женщины пугают мужчин. Помни, на любой пожар найдется ливень.
Мать все говорит и говорит, и ее голос звучит в унисон шуму волн за бортом и вою ветра над Бискайским проливом, а ночь, озаренная всполохами молний, идет своим чередом.
С утра шел дождь. Я сидела в каюте, а мать командовала фрейлинами, разбиравшими багаж. За ужином к нам присоединилась Беатрис Галиндо. Когда подали десерт, она достала флакончик со снадобьем, приготовленным рабынями-мавританками. «Это любовное зелье, — сказала Беатрис, — выпей его и поделись с мужем. Меня заверили, что, испробовав этого зелья, вы полюбите друг друга на всю жизнь».
Она вылила полфлакона в мой бокал, и я сразу вспомнила об Изольде и об опасностях, которые таит любовь.
Моя мать и Беатрис смеялись, словно маленькие девочки, затеявшие какую-нибудь шалость.
— Посмотрим, как оно действует, — заметила королева. — Только отцу не говори, это наши женские секреты.
Мы втроем еще смеялись, когда в каюту с поклоном вошел командир армады дон Санчо де Басан и сообщил, что буря улеглась и подул попутный ветер. С позволения ее величества наутро армада должна была поднять якоря.
Мать вознесла хвалу Господу и дала разрешение на отплытие. Деликатная Беатрис поспешила оставить нас вдвоем. В ту ночь мы почти не спали, понимая, что не скоро встретимся вновь.
— Когда-нибудь ты поймешь, Хуана, как тяжело прощаться с детьми. В минуту разлуки или если твоему ребенку угрожает опасность, само тело, что выносило дитя, восстает против этого, кровь, вскормившая его, закипает в жилах. Но великой любви не бывает без великой жертвы — таков закон жизни. Сейчас меня переполняют радость и печаль. Невыносимо горько терять дочь; и все равно я счастлива, что в борьбе за процветание и величие Испании у меня будет такая помощница.
На рассвете все было готово к отплытию. Королева протянула каждому руку для поцелуя и дала краткие наставления. Наконец настал мой черед. Мать прижала меня к груди, и я услышала удары ее сердца. Как же сильно оно билось! Мы не плакали, просто долго не размыкали рук. Ни одна из нас не проронила ни слова. Мать перекрестила мне лоб. Я преклонила колени и припала губами к ее руке.
Моя мать оставалась на молу, а я на палубе, пока линия берега не скрылась из виду и я не оказалась посреди бесконечного моря, под прозрачным синим небом. За каравеллой, словно за кометой, тянулся пенный хвост. На ветру трепетали разноцветные флажки и гирлянды, украшавшие мачты ста тридцати двух торговых судов. Это было поистине великолепное зрелище. Я чувствовала себя героиней романса, который распевали хуглары [9].
