Размышляя, я вспомнила о своем внутреннем саботаже, гарантировавшем, что все мои попытки прекратить заниматься массажем окончатся неудачей. Когда наступал критический момент, мне всегда становилось «ясно», что ничего из моих задумок не выйдет – даже когда я работала приглашенным экспертом, и неважно, сколько бизнес-курсов я закончила. Я вспомнила, что сказал во время одного из своих блестящих семинаров «Деньги и вы» Роберт Киосаки. Он посмотрел прямо на меня и очень четко произнес: «Конечно, время некоторых уже ушло». Мне тогда было чуть больше пятидесяти, и я отчаянно захотела доказать ему, что он ошибается, однако не могла на себя положиться. Моя склонность ошибаться была сверхъестественной, но отчего-то меня это не удивляло.
В очередной раз пытаясь начать новую жизнь, я записалась на так называемые уроки эффективности, серию пошаговых лекций, направленных на укрепление воли. Я была в таком восторге, применив уроки на практике, что потратила довольно много денег, чтобы научиться вести их самой. У меня отлично получалось, словно это было призванием, делом моей жизни.
Возможно, с точки зрения некоторых участников группы у меня получалось слишком хорошо. Одна женщина-психолог начала задавать вопросы о доверии практикантам. Не думайте, что для работы подойдет любой прилично выглядящий человек, сказала она. Какова наша профессия? И нет ли у кого из нас приводов в полицию?
От нас потребовали рассказать о нашей предыдущей карьере. Я решила отвечать честно: работала учительницей, массажисткой и проституткой. Одно время мое имя и фотография были в картотеке полиции нравов, чтобы те, видя мое объявление, знали, кто его дает. Запись была уничтожена, когда я перестала заниматься проституцией, – я специально позвонила узнать об этом, и мне сказали, что в их папках информации обо мне нет, – но дело оказалось совсем не в том. Никто не хотел иметь в своей команде бывшую проститутку, и не важно, насколько она была «эффективна». Начальник был вынужден меня уволить. Я ушла, кипя от злости, краснея и испытывая невероятное чувство стыда.
Такое не могло произойти с кем угодно. В моей системе определенно был серьезный изъян, подрывной механизм, связанный с утверждением из сна. Вопрос был в том, что с этим делать. Одна знакомая рассказала мне о методе регрессивной терапии, и рассказ в ее устах звучал так, будто я действительно могла таким образом разгадать свою тайну.
Джен была опытным терапевтом и обладала особым талантом: она помогала людям вспоминать свои прошлые жизни, ради чего оставила успешную карьеру в бизнесе. После того как я рассказала о своей проблеме, она объяснила, в чем заключается наша задача: отправиться в ту прошлую жизнь, которая влияет на процессы, происходящие в жизни нынешней. Никто из нас не знал, что мы обнаружим в результате.
Джен начала плавное введение в процесс, а я слушала ее, удобно расположившись на диване в ее гостиной. Я закрыла глаза, испытывая приятное расслабление… я расслаблялась… расслаблялась…
Первым, что я увидела, были пустые, бледные небеса. Меня охватил пронизывающий холод. Я вся дрожала; Джен укутала меня одеялом, но я все равно не могла согреться. Затем мой взгляд коснулся верхушек сосен, растущих на заснеженных холмах неподалеку. Я оказалась индейской девушкой лет пятнадцати, стоявшей на коленях в снегу, а по моим ногам текла кровь.
Затем я увидела двух всадников: одним был шаман, другим – мой любовник из племени сиу. Шаман был самым сильным человеком в племени. С ним запрещалось спорить, особенно девушкам и женщинам – они не принимали участия в собраниях и не могли влиять на решения племени. Однако именно это я и сделала. У меня был дар читать мысли, и я могла сказать, когда человек говорит правду, а когда лжет. Я знала, что шаман выдумывает истории, желая упрочить свое влияние и положение в племени. Вместо того чтобы держать язык за зубами, я громко обвинила его во лжи в присутствии вождя и старейшин.
Я нарушила племенную традицию, заговорив и подорвав доверие к шаману. Я знала, что за этим невероятным, импульсивным поступком последует расправа, но даже не представляла, какая: вдалеке от деревни мой любовник, оказавшийся больше предан племени, чем нашей любви, перерезал мне на ногах сухожилия. Не имея возможности убежать или вернуться в лагерь, я осталась в одиночестве медленно умирать на снегу.
Джен тихо попросила взглянуть в лицо моему любовнику, сидевшему на лошади и уже готовому вернуться в деревню вместе с шаманом. Я встретила тяжелый, самодовольный взгляд своего любовника и была потрясена, узнав глаза отца! По ногам стекала кровь, жизненная сила покидала меня, и я вызывающе посмотрела ему в глаза. Во мне больше не было ни любви, ни просьб, ни вопросов, лишь невероятное желание наказать его, и, собрав в кулак всю свою волю и силу, я его прокляла.
Не знаю, как я поняла, что именно так был порожден конфликт, тянувшийся уже не одну жизнь. В сознании возникла мысль, что я буду любить и ненавидеть этого человека, а он будет любить и ненавидеть меня, пока этот круг не разомкнется. Я не знала, что это проклятие даст ему силу сокрушать меня снова и снова.
Неважно, являлось ли то, что я увидела благодаря Джен, подлинной историей или нет, существовало или не существовало переселение душ – важен был факт признания своих чувств к отцу и принятие ответственности за те отношения, что постепенно возникали между нами. Через некоторое время информация, полученная в работе с Джен, начала приносить плоды.
В поисках понимания я отправилась в Байрон Бэй в Новом Южном Уэльсе, чтобы принять участие в «Процессе Хоффма– на», специальной методике проработки проблем, возникавших у человека с родителями. Во время сеанса поединка подушками я заметила, что постоянно стремлюсь уничтожить воображаемый член отца. Однако он неизменно возникал вновь, и я разносила его на куски до тех пор, пока не выдохлась, решив, что он уничтожен, поскольку сама я полностью обессилела. Сейчас мне кажется странным, что никто из терапевтов не обратил на это внимания.
Любопытной частью этого процесса было спонтанное осознание обстоятельств моего рождения, с деталями, о которых мать вспомнила лишь тогда, когда я сама ей о них рассказала. Благодаря «Процессу Хоффмана» мое восприятие родителей изменилось: я научилась видеть в них не просто своих воспитателей, но чувствительных людей, изо всех сил старавшихся пробиться в жизни, делая все, на что они способны.
За несколько свободных дней в отеле Байрон Бэй я обдумывала то, через что прошла благодаря «Процессу Хоффмана», в конце концов осознав, что тот ужасный договор был заключен с дьяволом из моей детской веры. Я испытывала настоящее потрясение по мере того, как следствия этого поступка вырисовывались все отчетливее. Я не хотела умирать и отправляться в ад, а это означало, что я совершила нечто очень плохое и решила, что после смерти обязательнотуда попаду. Но как же исповедь?
Почему я не верила в прощение Бога? Хотя ребенком я помнила об ангелах, всегда отводя им место рядом с собой, мне пришлось обратиться к дьяволу и просить о помощи у него.В какой-то момент я обещала терпеть неудачу во всем, чего захочу, если только мне позволят жить! Переполненная отвратительными воспоминаниями, я тем не менее почувствовала облегчение, обретя, наконец, четкую стратегию: изгнать дьявола – разорвать сделку!
В первую очередь я отправилась в Мельбурн, где сказала своим родителям, что люблю их. Все мы расплакались от радости.
ПОСЛЕ семинара в Байрон Бэй я начала работать на полную преподавательскую ставку, но так уставала, буквально сгорая на работе, что однажды едва не попала под фургон, проехавший на красный свет – водитель даже не удосужился посмотреть на меня. Я была на волосок от гибели – фургон едва меня не зацепил.
В конце семестра я бросила работу, но вместо того, чтобы вернуться к массажу, отправилась на полгода в Денмарк, поселившись в небольшом домике у Марка и зарабатывая на жизнь лекциями. Природа Денмарка отлично влияла на мое здоровье и моральное состояние, но деньги заканчивались – особенно после того, как я вынуждена была распрощаться со своей дешевой хибарой, – и я вернулась в Перт, занявшись тем, что было проще всего, а именно эротическим массажем.
