Мирана приподнялась на постели. Это отняло у нее много сил. «Мы же теперь не сможем бежать», – вдруг мелькнуло у нее в голове.

Рорик поставил ей на колени большой деревянный поднос. От миски с бульоном исходил восхитительный аромат.

– Хочешь, я покормлю тебя? – спросил Рорик.

– Нет, – ответила Мирана, забирая у него ложку. Зачерпнув бульон, она выронила ее из рук. Ее рука дрожала, на лбу выступили капельки пота. Взяв ложку, Рорик помог ей откинуться на подушки. Мирану удивила его необычайная нежность, но она не промолвила ни слова. Он был совершенно не тем, каким казался накануне.

– Открой рот, – сказал он.

Мирана подчинилась. С его помощью она съела полную миску говяжьего бульона. Он был самым вкусным из всего, что ей когда-либо приходилось есть. Она насытилась, чувствуя приятную тяжесть в желудке.

– Почему ты не дал мне умереть?

– Еще не время умирать, Мирана. Ты молода и полна сил. Никогда больше не говори о смерти.

– Еще кто-нибудь заболел, кроме меня и Асты? Рорик покачал головой и отвел взгляд.

– Как она?

Рорик молчал довольно долго. Мирана почувствовала, как в ней поднимается ужас.

– Аста! Как она, Рорик?

– Она не дожила до утра. Она мертва.

– Нет!

– Вечером мы похороним ее.

Мирана больше не слушала его, это было выше ее сил. Она раскачивала головой взад-вперед и плакала, издавая неприятные гортанные звуки, шедшие из глубины ее существа.

– Нет, нет, – повторяла она снова и снова, не желая верить в случившееся, не желая принимать страшную правду. Аста мертва, но ведь еще вчера она смеялась, подначивая старую Альну, хвастаясь тем, что Гард ублажает ее в постели. Мирана тогда еще подумала, что он не стоит ни единого ее доброго слова. Прошлым вечером она держалась возле Ми-раны, стараясь тем самым показать Рорику и его семье, что верна ей и ни за что ее не предаст. Ее смех был таким звонким, а улыбка такой искренней.

А теперь она была мертва. Мирана не могла в это поверить. Она легла на бок, отвернувшись от Рорика, обхватила себя руками и стала раскачиваться взад-вперед.

– Нет… нет… – бормотала она, – она же отдала мне свое платье, Рорик. Она сказала, что оно так идет к моим черным волосам. Она сказала, что моя кожа белее козьего молока. Она всегда так хорошо относилась ко мне, даже тогда, когда ты только привез меня на остров. А вчера вечером она улыбалась мне и была все время рядом, стараясь доказать твоей семье, что я совсем не такая, как Эйнар. Нет, только не Аста. Прошу тебя, скажи, что ты ошибся, что это не так.

Рорик поднялся и посмотрел на Мирану. Он и сам чувствовал боль от потери. Аста была частью его жизни. Гард был подавлен и молчалив. Женщины готовили тело Асты к похоронному обряду. Они торопились. Мертвецам нельзя было долго находиться среди живых, их духи могли вернуться в виде могущественных чудовищ и уничтожить их.

«Хорошо хоть Мирана осталась жива, – подумал Рорик. – Странно, что болезнь коснулась лишь двух женщин».

Старая Альна и Тора пытались выяснить, какое блюдо, кроме этих двоих, не ели остальные женщины, но тщетно.

Это до смерти напугало Рорика.

Мирана стояла рядом с Рориком. Все собрались у утеса, возвышавшегося над небольшой бухтой. Похороны прошли быстро. Асту вынесли из дома ногами вперед, чтобы ее дух не смог найти дорогу назад, и похоронили в глубокой, устланной мхом могиле, поспешно засыпав тело жирной черной землей, и тут же ушли, как только на могилу была брошена последняя горсть земли.

Находясь теперь вне досягаемости ее духа, они открыто проявляли свое горе. Женщины тихо плакали, мужчины, стоя позади женщин, держались неестественно прямо, оцепенело глядя куда-то за линию горизонта.

Аслак положил руку на плечо Гарда. Кузнец, казалось, не замечал ничего вокруг, отказываясь верить в смерть жены. Он упал на колени – никто не видел на его почерневшем лице ни единой слезинки – и молился о том, чтобы боги перевели его Асту по смертному мосту на небеса.

Мирана чувствовала под своим локтем твердую руку Рорика. Она была слишком слаба и еле держалась на ногах, однако не могла не прийти на похороны. Она должна была почтить память Асты и быть вместе со всеми в этот скорбный день.

Перед тем как закончилась последняя молитва за упокой души Асты, Рорик увел Мирану в дом.

Рорик молча отнес Мирану в спальню, осторожно опустил на кровать и, накрыв ее до подбородка шерстяным одеялом, присел рядом.

– Ты снова хотела сбежать от меня, – без всякой подготовки бухнул он. – Вместе с Энтти.

– Не правда.

– Не лги. Меррик все рассказал мне и мама тоже. Сайра подтвердила, что ты обещала покинуть остров, но заявила, что ни на секунду не верит такой лгунье и потаскухе, как ты.

– Это ложь.

Рорик вздохнул, отвернувшись от нее и сунув руки между коленей. Она взглянула на его профиль, отметив про себя его правильные линии, сильный подбородок, длинные, спадающие на спину вьющиеся золотистые волосы. Сейчас он был великолепен, молод, полон сил и здоровья, но это не могло продолжаться вечно. Как и все смертные, он состарится, утратит былую силу, но тем не менее не перестанет быть человеком, достойным восхищения, уважения и даже доверия. Какое-то таинственное чувство шевельнулось в глубине ее души, нечто неподвластное разуму, но в то же время Мирана точно знала, что оно живет в ней, и ей хотелось, чтобы оно не покидало ее. Рорик, ее муж, сидел рядом. Но она сознавала, что у их брака нет будущего. Мирана видела, как он страдал. Его буквально раздирало на части. Но сегодня, а возможно, еще и завтра, он оставался ее мужем. А что дальше? Она безмолвно и печально покачала головой.

– Я хочу, чтобы ты была честна со мной.

– Ну что ж, отлично, – сказала она. – Теперь уже не имеет значения то, что ты обо всем знаешь. Я действительно обещала им, что покину остров. Я не хочу умирать, Рорик. Так будет лучше для всех. Обещаю, что не вернусь к брату…

– Сводному брату, – поспешно поправил он.

Ей показалась забавной его горячность, и она улыбнулась.

– Да, сводному брату. Я отправлюсь куда-нибудь еще. Теперь он сурово взглянул на нее, от голубых глаз повеяло холодом зимнего моря.

– Ты никуда не поедешь, – глухо сказал он. – Я не хочу, чтобы ты уезжала. Ты останешься моей женой до тех пор, пока я не решу по-другому. Будешь делать так, как я скажу.

– А если я скажу, что больше не хочу, чтобы ты был моим мужем?

– Не имеет значения. К тому же это не правда. Я не стану слушать слова, способные разрушить наши узы, так что не трать понапрасну сил.

Мирана не понимала его.

– Послушай меня, Рорик. Ты ненавидишь меня и уверен, что имеешь на это право. Ты не хочешь видеть меня оттого, что я напоминаю тебе о том, что сделал мой брат с твоей женой, детьми и подданными. Мое присутствие приносит тебе боль и сознание вины, поскольку ты не был рядом с ними, не смог им помочь. Понимаешь, Эйнар не напал бы на твою усадьбу, будь ты и твои люди на месте. Его не проведешь, он очень умен и отнюдь не труслив. По крайней мере я всегда так думала. Я не знаю, почему он так поступил. Но то, что он сделал, не изменишь. Твоя семья дала понять, что я тебе не пара. Они твердо убеждены в этом и не позволят мне остаться, Рорик.

Он поднялся и принялся расхаживать по спальне. – Я не виню их за ненависть ко мне, – продолжала Мирана. – На их месте я бы дала ранам затянуться. Их лица хранят печать безграничного горя, голоса преисполнены боли. Прошлое глубоко засело в их души. Оно не отпускает их, делая несчастными. Я не хочу, чтобы они погубили тебя постоянными напоминаниями о прошлом.

– Не хочу тебе лгать, – повернувшись к Миране, тихо и резко сказал Рорик. – Я действительно прислушивался к тому, что они говорили. И уже готов был с ними согласиться. Это же моя семья. Они любят меня. Они любили Ингу и малышей.

– Я знаю.

– Потом ты заболела. Я не знал, как мне быть. Знаю лишь, что у меня и в мыслях не было убивать тебя, хотя ты вряд ли мне поверишь. Теперь я понимаю, как был глуп. Ты помогла мне освободиться от прошлого, помогла оставить его там, где оно и должно быть, – в прошлом, – нет, ни в коем случае не забыть, такое не забывается, но оставить далеко позади, и боль от случившегося стала не так ощутима. Затем приехали они, и мне показалось, что рана снова открылась и начала кровоточить. Прошлое снова стало явью, оно вновь ожило во мне, такое же жуткое, как в мучающих меня ночных кошмарах.