– Ну не с каждой, конечно, – грустно улыбнулась та. – Братец, ты благородный честный человек и не воспользуешься женской слабостью. Так я и твержу, что тебе нужна не любовница, а жена.

– Нет! – закричал так громко, что младенец дернулся и замяукал.

Джейми машинально стал его баюкать и вместе с тем сердито выговаривать:

– Послушай меня, Дженни Мюррей, я не собираюсь еще раз жениться, и выкинь из головы свои желания сводни. Ничего такого и знать не хочу, слышишь меня?

– Слышу, – спокойно ответила сестра и села в кровати, опершись на подушку, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ты желаешь жить как монах до конца дней своих? – спросила Дженни. – И отправишься в могилу, не оставив сына, который тебя похоронит и продолжит твой род?

– Черт возьми, не твое дело!

Он резко отвернулся, быстро отошел к окну и уставился невидящим взором на двор, пытаясь унять бьющееся сердце.

– Конечно, ты тоскуешь по Клэр, – раздался тихий голос Дженни за его спиной. – Думаешь, если Эуон не вернется, я смогу его забыть? Но ведь жизнь продолжается, братец, да и не думаю, чтобы Клэр хотела, чтобы ты прожил оставшуюся жизнь в одиночестве, не оставив потомства.

Наступило долгое молчание; он лишь стоял, прижав к себе младенца, и чувствовал тепло его головы. Перед ним в оконном стекле расплылось отражение: неясная высокая фигура с неуместным белым свертком ниже бледного пятна на месте лица.

– Она была на сносях, – сказал он, глядя на отражение, – когда она… когда я ее потерял.

Что же еще он мог сказать? Если он решит начать объяснять Дженни, где, как он надеется, сейчас Клэр, она его все равно не поймет. И как втолковать, что в его душе нет места другой, пока он уповает на то, что Клэр жива, пусть даже и потеряна для него навсегда?

Дженни выдержала долгую паузу.

– Поэтому ты сегодня и пришел? – в конце концов спросила она.

Он вздохнул и повернулся к сестре, прислонившись головой к прохладному стеклу. Она откинулась на подушки; темные волосы разметались, взгляд был полон нежности.

– Возможно, и так, – согласился он. – Я не сумел помочь жене, наверное, и решил, что смогу помочь тебе. Впрочем, – горько продолжил он, – и тут ничего не вышло. Как не было от меня толку для нее, так нет и для тебя.

Дженни сочувственно протянула руку и хотела было произнести слова утешения, но внизу неожиданно раздались шум, топот и крики. Глаза ее расширились от испуга.

– Матерь Божья! – побледнев, промолвила она. – Англичане!

– Господи!

Возглас Джейми стал мольбой и вместе с тем отчаянным криком. Он быстро осмотрелся, с кровати на окно, чтобы понять, лучше попробовать спрятаться или убежать. На лестнице уже топали сапоги.

– В шкаф! – показав рукой, торопливо шепнула Дженни.

Не раздумывая, он влез в большой шкаф и закрыл за собой дверцы.

Дверь в комнату с грохотом открылась. На пороге стоял человек в красном мундире и треуголке, державший в руке обнаженную шпагу. Затем капитан осмотрелся и вперился в женщину, лежавшую в кровати.

– Миссис Мюррей? – спросил он.

Дженни напряглась, пытаясь сесть.

– Это я. И мне хотелось бы знать, какого черта вам понадобилось в моем доме? – с вызовом спросила она.

От слабости у нее дрожали руки, а бледное лицо покрылось потом, однако женщина воинственно подняла голову и гневно заявила пришельцу:

– Убирайтесь!

Проигнорировав ее слова, капитан пересек комнату и подошел к окну. Джейми было видно, как красный мундир отошел от шкафа, затем появилась его спина. Затем англичанин сказал:

– Моя разведка сообщила, что неподалеку от вашего дома раздался выстрел. Где стрелявшие?

– Здесь никого нет.

Дженни говорила уверенным голосом, но не могла больше сидеть от слабости и в изнеможении вновь откинулась на подушку.

– Мужа вы уже увели, а старшему сыну всего десять лет.

Дженни умолчала о Рэбби и Фергюсе: подростков вроде них англичане вполне могли счесть взрослыми, особенно когда речь идет о подозрении в мятеже. Оставалась надежда, что мальчишки заметили вторжение и скрылись до того, как их заметили.

Немолодой капитан явно прошел через многое и не напоминал легковерного человека.

– Вы знаете, что в Хайленде запрещено держать оружие дома. Это серьезное преступление, – произнес он и скомандовал солдату, появившемуся следом: – Дженкинс, обыскать дом.

Тут на лестнице раздался такой шум, что приказ капитану даже пришлось отдавать громким голосом.

В комнату ворвалась миссис Иннес, чуть не сбив бедного Дженкинса с ног, и набросилась на капитана с кулаками.

– Оставьте в покое бедную леди! – закричала она.

Голос повитухи дрожал, из-под чепца торчали кудри, но настроена она была весьма решительно.

– Убирайтесь, бесстыдники! Оставьте леди в покое!

– Да кто ж тут твою хозяйку обижает? – сердито спросил капитан, который, видимо, счел миссис Иннес служанкой. – Я лишь…

– Всего час назад она разрешилась от бремени! Вам даже смотреть на нее не следует, не то что…

– Разрешилась? – перебил англичанин и с внезапно возникшим интересом уставился на кровать. – Миссис Мюррей, вы родили? А где ваш младенец?

Младенец в этот миг ворочался в пеленках, поскольку испуганный дядя неосознанно прижал его к себе изо всех сил. Джейми смог разглядеть из шкафа окаменевшее лицо Дженни, на котором выделялись мертвенно-белые губы.

– Младенец умер, – заявила родильница.

Миссис Иннес открыла рот от изумления. Хорошо лишь, что капитан драгун смотрел только на Дженни.

– Да? – медленно произнес он. – А почему?..

– Мама! – раздался страдальческий крик от дверей: маленький Джейми вырвался из рук солдата, который пытался его задержать и бросился к матери. – Мама, ребенок умер? Нет, нет!

Джейми в слезах уткнулся лицом в одеяло. Одновременно с ним новорожденный Эуон, словно пытаясь опровергнуть сказанное, напомнил о своем существовании: чувствительно пнул дядюшку ногами под ребра и что-то забурчал (к счастью, эти звуки оказались не слышны за рыданиями его старшего брата).

Дженни пыталась утешить сына, повитуха безуспешно пробовала поднять на ноги Джейми, который вцепился матери в рукав, английский капитан тщетно старался перекричать детские рыдания; помимо прочего, от топота солдатских сапог дом весь трясся. В уверенности, что красные мундиры станут дознаваться, где тело младенца, Джейми стал трясти ребенка, чтобы тот не вздумал заплакать, и еще сильнее прижал племянника к себе. Свободной рукой он взялся за рукоять кинжала; впрочем, он прекрасно понимал, что, если его найдут в шкафу, он не успеет перерезать себе горло.

Недовольный положением, в которое он попал, младенец кряхтел, и его кряхтение казалось дядюшке чуть ли не громче плача его старшего племянника. К счастью, дело обстояло иначе, и дому не грозил огонь, а его обитателям – гибель.

– Это вы виноваты!

Неожиданно маленький Джейми вскочил и, красный от гнева, бросился на капитана, словно бодливый теленок, опустив в пол покрытое слезами лицо.

– Это ты, ты убил моего братца, черт английский!

Англичанин, застигнутый этим внезапным нападением врасплох, испуганно заморгал и попятился.

– Нет, парень, ты ошибаешься. Я только пришел спросить…

– Черт поганый! Гад! A mhic an diabhoil!

Маленький Джейми, вне себя от горя, не останавливался, выкрикивая все известные ему бранные слова, и гэльские, и английские.

– Э-э! – громко произнес новорожденный прямо в ухо Джейми. – Э-э-э!

Это весьма напоминало начало полноценного крика. Перепуганный донельзя пленник шкафа смог только оторвать руку от кинжала и сунуть свой палец в мокрый рот, издававший разоблачительные звуки. Беззубые десны сжали палец с такой силой, что Джейми сам чуть не заорал.

– Пошел вон! Вон! Пошел вон, или я тебя убью! – кричал англичанину мальчишка, вышедший из себя от злости.

Капитан растерянно посмотрел на Дженни, словно надеялся, что лежащая женщина сможет остановить его бесстрашного маленького противника, но та лежала, закрыв глаза, как покойница.