Шотландцы только хихикнули. О какой непричастности можно говорить, когда их всех выдавали несмытые кровь и гарь рокового для них сражения?

– Нет, милорд, – ответил Макдональд с еле заметной улыбкой на устах. – Здесь все изменники. Стало быть, нас всех повесят?

Мелтон слегка скривился, однако тут же вернул на лицо невозмутимую маску. Он был строен, изящен, почти хрупок, однако держался уверенно и властно.

– Вас расстреляют, – сказал майор. – У вас час на приготовления.

Он помедлил, бросив взгляд на лейтенанта, словно опасался предстать перед подчиненным излишне великодушным, и продолжил:

– Если кто-то из вас захочет что-нибудь написать – может быть, письмо, – я пришлю отрядного писаря.

Мелтон кивнул Макдональду, повернулся на каблуках и вышел.

Это был мрачный час. Несколько человек воспользовались предложенной возможностью и сосредоточенно выводили на бумаге каракули, держа листы, за неимением другой твердой поверхности для письма, на наклонной деревянной трубе. Другие тихо молились или просто сидели в ожидании неизбежного.

Макдональд попросил за Джайлса Макмартина и Фредерика Мюррея: им всего по семнадцать лет, сказал он, нельзя подвергать молодых той же каре, что и взрослых. В просьбе было отказано, и юноши сели рядом, взявшись за руки и отвернув к стене бледные лица.

При виде них и всех остальных верных друзей и отважных солдат сердце Джейми сжала печаль, однако собственной участи он ждал с нетерпением.

Ему больше нечего здесь делать, не о чем тревожиться. Все, что было возможно, он сделал – для подчиненных, для жены, для нерожденного младенца. Да настанет же конец его телесным мукам, и он упокоится с миром.

Скорее для проформы, а не из потребности Фрэзер закрыл глаза и, как обычно, по-французски, принялся возносить покаянную молитву. «Mon Dieu, je regrette…»

Но он ни в чем не раскаивался, да и поздно было о чем-то жалеть.

Он лишь мучился вопросом, встретится ли он с Клэр сразу после смерти, или, как и было сказано, в наказание придется какое-то время побыть с ней в разлуке. В любом случае он увидит ее вновь – Джейми верил в это сильнее, чем в церковные догматы. Бог подарил ему Клэр, Он ее и вернет.

Джейми забросил молитву и представил себе лицо Клэр: нежные щека и висок, высокий чистый лоб, который ему всегда хотелось поцеловать в точку между бровями, у носа, между ясными янтарными глазами. Вспомнил ее рот, тщательно представил себе полные нежные губы и их незабываемый вкус – и вдаль ушли шепот молитв, шорох перьев и еле уловимые ухом рыдания Джайлса Макмартина.

Мелтон вернулся после полудня и привел с собой не только лейтенанта, но и писаря с шестью солдатами. Майор опять замешкался при входе, но Макдональд успел подняться прежде, чем англичанин сказал хоть слово.

– Я пойду первым, – сказал он и ровно зашагал к двери.

Он пригнулся, чтобы выйти, и лорд Мелтон положил руку ему на плечо.

– Будьте любезны назвать свое полное имя, сэр. Писарь занесет его в реестр.

Макдональд взглянул на писаря, слабо улыбнулся углом рта.

– Список трофеев? – Он пожал плечами и выпрямился. – Дункан Уильям Маклауд Макдональд из долины Ричи. – Он вежливо поклонился лорду Мелтону. – К вашим услугам, сэр.

Макдональд вышел за дверь – и вскоре где-то рядом раздался одинокий звук пистолетного выстрела.

Юношам позволили выйти вместе, и они покинули дом, крепко держась за руки. Остальных выводили по одному. У каждого спрашивали имя и вносили в реестр. У двери, склонившись над разложенными на коленях бумагами, примостился на табурете писарь и трудился, не поднимая головы.

Настала очередь Юэна, и Джейми с трудом оперся на локти и изо всех сил сжал руку друга.

– Мы скоро встретимся, – прошептал он.

Юэн лишь улыбнулся, наклонившись, поцеловал Джейми в губы и ушел.

Наконец в помещении остались шестеро пленников, которые не могли самостоятельно передвигаться.

– Джеймс Александр Малькольм Маккензи Фрэзер, лэрд Брох-Туараха, – медленно отчеканил Джейми, четко выговаривая для писаря каждую букву, и поднял взгляд на Мелтона. – Милорд, я вынужден попросить вас о любезности: помогите мне подняться.

Не ответив, майор вытаращил на него глаза. Сдержанная неприязнь на его лице сменилась чем-то вроде близкого ужаса.

– Фрэзер? – повторил он. – Из Брох-Туараха?

– Да, так и есть, – терпеливо ответил Джейми, мысленно гневаясь на глупую задержку.

Смириться со скорым расстрелом – одно, а слышать, как убивают твоих друзей, – совсем другое, и нервы это отнюдь не укрепляет. Мало того что ему приходилось опираться на дрожавшие от напряжения руки, так еще и потроха, явно не разделявшие высоких устремлений духа, принялись предательски дрожать.

– Черт побери, – пробормотал англичанин.

Он наклонился к Джейми, лежавшему в тени, повернулся и поманил лейтенанта.

– Помоги перенести его к свету, – скомандовал Мелтон.

Поскольку его перетащили довольно бесцеремонно, у Джейми от резкой боли, вызванной перемещением, закружилась голова, он застонал и прослушал то, что сказал майор.

– Ты и есть тот самый якобит, прозванный Рыжим Джейми? – нетерпеливо повторил англичанин.

Фрэзер с ужасом понял: если признаться, что он и есть Рыжий Джейми, его не расстреляют. Его привезут в Лондон, осудят как опасного государственного преступника и подвергнут публичной казни. Сначала вздернут на виселице, потом, полумертвому, вспорют на эшафоте живот и вырвут кишки. Кишки в ответ забурчали – похоже, их такая перспектива тоже не радовала.

– Нет, – сказал он как можно тверже. – Давайте побыстрее, не тяните кота за хвост.

Не обратив внимания на сказанное, английский майор встал на колени перед Джейми, рванул ворот его рубашки и за волосы откинул голову.

– Черт возьми! – вскричал Мелтон, ткнув пальцем в основание шеи пленника, где белел небольшой треугольный шрам.

Шрам этот почему-то майора чрезвычайно взволновал.

– Джеймс Фрэзер из Брох-Туараха. Рыжий, с треугольным шрамом на шее.

Мелтон отпустил голову Джейми и сел на пятки, в задумчивости почесывая подбородок. Вскоре он собрался, повернулся к лейтенанту и, указав на оставшихся пленников, велел:

– Забери остальных.

Английские солдаты подняли и вывели оставшихся шотландцев, а угрюмо нахмурившийся майор так и стоял над Джейми.

– Мне нужно подумать, – сказал Мелтон. – Черт, мне нужно подумать!

– Думайте, коли есть о чем, – отозвался Фрэзер. – А я прилягу.

Его прислонили к стене и усадили, вытянув перед ним раненую ногу. Выяснилось, впрочем, что после двух дней лежания на спине сидеть уже нет сил. Перед глазами заплясали огоньки, и он повалился на бок, на земляной пол, и прикрыл глаза в попытке побороть головокружение.

Мелтон что-то бурчал себе под нос, из его бормотания Джейми не мог разобрать ни слова, но к этому, впрочем, совершенно не стремился.

Сидя на солнце, он наконец внимательно рассмотрел свою ногу. Разумеется, он не доживет и до виселицы. Воспаление шло вверх от середины бедра, распухшая нога была ярко-красная, ярче засохшей крови. Рана гноилась: теперь, когда смрад от немытых тел и гнойных ран других людей уменьшился, он ощущал слабый сладковатый запах собственной разлагающейся плоти. Казалось, мгновенная смерть от пули в голову намного привлекательнее долгой мучительной смерти от гангрены. Он лег горячей щекой на прохладную, мягкую, словно грудь матери, землю, подумал об этом и уплыл в забытье.

Из беспамятства, даже не из сна, его вернул к реальности требовательный голос Мелтона.

– Грей, – твердил этот голос, – Джон Уильям Грей! Помните это имя?

– Нет, – сказал он, плохо соображая из-за слабости и жара. – Сударь, давайте стреляйте и уходите, хорошо? Я болен.

– Неподалеку от Кэрриарика, – нетерпеливо и настойчиво продолжал Мелтон. – Юноша, юноша лет шестнадцати со светлыми волосами. Вы повстречали его в лесу.

Прищурившись, Джейми посмотрел на своего мучителя. Из-за лихорадки он уже неясно видел, но в тонком лице с большими, почти девичьими глазами действительно было что-то знакомое.