Откуда появилась змея? Чешуйчатая лента пересекла белое поле умиротворения, оставляя за собой влажный след.

Стоял чудесный день, мы гуляли по парку. Аромат осенней листвы, красный ковер под ногами, кроны деревьев в пронзительно-синем небе. Змею заметила только я. Обыкновенный безвредный уж прополз по моей ноге. Странно, что он оказался в этом парке, посреди города, где к тому же выгуливают собак. Мгновение — и он исчез в густой траве.

— Ты видел?

Нет, Диего ничего не видел. Он пошарил руками в траве под кустарником, нашел палку и пошевелил ветви. Там никого не было. Мы пошли дальше, я старалась больше не думать о той змее.

Мы в кабинете врача. Первое ультразвуковое исследование, маленькая темная комнатка. Гель неприятно холодит живот, оставляет скользкую дорожку. Я снова вспоминаю змею, которая проползла по моей ноге. Лицо врача неподвижно. Он двигает инструмент ниже и ниже, к лобку. Зародыш есть, темная точка в матке, но сердцебиение… ударов сердца не слышно. Как пишут в книгах, ударов, напоминающих стук копыт скачущей галопом лошади. Врач спрашивает, будем ли делать вагинальное УЗИ. Я соглашаюсь, не до конца понимая, что от меня требуется. Я хочу только одного: хочу услышать это сердце. Диего рядом со мной, смотрит то на монитор, то на плотно сжатые губы врача. Зонд входит в мое тело, что-то там исследует. Вот он появляется наружу вместе со стерильной целлофановой перчаточкой, смазанной гелем. Обычный медицинский инструмент — инструмент, причиняющий боль…

Сердцебиение не прослушивается.

— Возможно, срок еще маленький, — говорит врач. — Может быть, вы ошиблись, зачатие произошло позднее, чем вы думаете.

Он что-то пишет в карточке, просит прийти на повторное обследование через неделю, приглашает следующую беременную. У женщины большой живот — не меньше шести месяцев.

Мы заходим в бар, заказываем чай. Неприятный запах пригоревшей еды. Шумная компания отмечает какой-то праздник… Диего улыбается, чтобы ободрить меня, но выходит не улыбка, а некое подобие улыбки, горькое сожаление. Накрыл мою руку, лежащую на грязном столе, как будто хотел задушить мои мысли.

— Змея… Проклятая змея… — Я постоянно думала о ней.

Чай был отвратительный, с привкусом стирального порошка, воду для него, кажется, взяли из кофеварки. Диего сходил к стойке бара, вернулся, жуя пирожное, подбородок испачкан сахарной пудрой. Пощекотал меня, положил мне в рот кусочек:

— Ешь. Все будет хорошо, вот увидишь.

Через день я снова сдала кровь на гонадотропный гормон плаценты. Медсестра колола мне вену, а я разглядывала стену, белую каталку, банку спирта и ватные шарики. Мы вышли на улицу. Из переполненных автобусов на остановке, ругаясь, вывалились люди. На лицах этих бедолаг застыли горечь и обида. Мы зашли в бар, наскоро позавтракали у стойки. Диего встретил знакомого рекламщика — болтливого здоровяка. Они обнялись, завели разговор о работе, о каком-то проекте. Знакомый Диего казался человеком жизнерадостным, говорил громко, с напором. Мы же — как два лемура… жалкие призраки, случайно оказавшиеся на земле. Диего смеялся нарочито и как-то неестественно, скорее, чтобы подбодрить себя. Я представилась здоровяку, протянув маленькую сухую ладонь.

Мы вернулись домой. Ближе к вечеру Диего пошел за результатами анализов. Я видела из окна, как он возвращается… переходит дорогу, идет через рынок, где продавцы убирают свой товар. Лицо напряженное, в руках — конверт. Мы вскрыли его, сидя на диване. Я позвонила гинекологу. Уровень гормона оказался слишком низким.

Ребенка я потеряла через два дня. Я была на работе, когда вдруг почувствовала между ног теплую волну. Испугавшись, вскочила и пошла в туалет. Стянула с себя колготки и все остальное. Небольшое пятно крови и сгустки, которые продолжали из меня выходить… я попыталась остановить кровь бумажными полотенцами. Так и стояла, согнувшись, в этом тесном туалете, под полками с кипами бумаг и авторучками, не понимая, что со мной происходит. В крошечном зеркале отражалось мое опрокинутое лицо. Я испугалась, но полностью осознавала происходящее, как человек, впервые совершивший убийство в приступе гнева, по неосторожности… Я пыталась скрыть улики. Красная вода стекала в раковину, в биде.

Бумажные полотенца я зажала между ног, прислонилась к двери, ожидая, что кровотечение остановится. Бумага тут же сделалась ярко-красной, кровь сочилась на пол, салфетки пришлось менять несколько раз. Столько крови я еще никогда не видела.

— Забери меня!

— Что-то случилось?

— Забери меня!

Я ждала его на улице, присев на ступеньку, где обычно устраивался бомж, но сегодня он куда-то подевался. Диего бежал, я слышала звук его шагов. Бросилась ему на шею, уткнув лицо в куртку:

— Я потеряла его. Я потеряла его. Я потеряла его.

Больница занимала большой старинный особняк в центре города. Внутри очень тихо. Лестница залита теплым светом, широкие мраморные ступени потемнели от времени. Медсестры в ординаторской курили, сидя вокруг радиоприемника. До Рождества оставалось совсем немного, все носились за подарками, больница выглядела полупустой. Плакать навзрыд я уже не могла, слезы бессильно катились по щекам, словно последние капли дождя.

Меня осмотрели, сделали УЗИ. Дежурный врач, коренастый и плотный, с зычным голосом рыночного зазывалы, улыбаясь, протянул салфетку. Я вытерла гель. Врач сказал, что мне повезло, что кровотечение спасло меня от выскабливания. Что касается всего прочего… это не просто выкидыш.

— Яйцеклетка пустая. Тело освобождается от нее естественным образом, — объяснил доктор.

Еще он сказал, что я молода и здорова, что можно, не откладывая, пробовать забеременеть снова.

— К сожалению, такое часто случается.

Так мы вернулись домой, с пустыми руками, с пустым животом… однако слова доктора вселили в нас надежду. Ничего не поделаешь, нужно собраться с силами, нужно жить дальше. Включили в квартире свет. Диего принес вино, припасенное для особого случая, хотел заглушить эту боль. Открывая бутылку, он вдохнул аромат: черт, ну и вино! Вино действительно оказалось прекрасным. Яркое, густое, оно согревало, утешало. В том, что случилось, никто не виноват. Да и можно ли назвать ребенком эту комбинацию клеток, этот жалкий сгусток, вышедший из меня вместе с кровью. Смерть без похорон, без гроба. Траур, которого быть не должно.

В конце книги, посвященной беременности и родам, мы нашли маленький словарь. Термина «пустая яйцеклетка» там не было. Книгу мы забросили в дальний угол. Диего хотел рассмешить меня, принялся дурачиться, устроил игру в жмурки — надел повязку, расставил руки, чтобы меня поймать.

— А вот и я, я — твоя пустая яйцеклетка…

Но скрытую в глазах грусть спрятать не удалось.

— Значит, это был не наш ребенок. Если детям суждено появиться, они появляются, не волнуйся.

Больше мы к этой теме не возвращались. Я начала заниматься спортом, мое истощенное тело нуждалось в физических нагрузках, это помогало освободиться от переживаний.

Наша грусть потихоньку проходила, уступая место привычному ритму жизни. Дни шли один за другим по мраморной лестнице, по нашей квартире, где никто уже не открывал пианино, где мой шарф висел в прихожей рядом с мотоциклетной курткой Диего. Мы снова окунулись в наполненную приятными мелочами размеренную жизнь, где было место и чудесам. Как в день нашей первой встречи.

Еду на мопеде по набережной Тибра, стою на светофоре, с лицом, напряженным от повседневных забот, и вдруг вижу его. Он идет к зебре, переходит дорогу, на плече тяжеленная сумка. Я сигналю, он оборачивается, но меня не замечает, ускоряет шаг. Тогда я, пропустив поток машин, подъезжаю ближе, медленно следую за ним, окликаю:

— Диего…

Он оборачивается, бросает сумку на асфальт.

— Я как раз думал о тебе! — кричит он, обнимая меня. — Я думал о тебе, и ты появилась.