– Разбили окно? И все? Боже, я могу с этим помочь.

– Вы почините мне окно?

– Разумеется.

– Как?

– Вставлю стекло.

– Прямо сами?

– Конечно.

– Ладно, а когда?

– Да хоть сейчас, если хотите.

– Сейчас не могу – мне надо на работу. К тому же разве вам материалы какие-нибудь не потребуются?

– Какие?

– Ну, например, стекло.

– А, – говорит Рори и кивает головой. – Вы правы.

– Не хочу показаться занудой, но полицейские вас почти две недели не могли найти. Не могу же я за вами из-за окна полжизни бегать.

– Вы мне не доверяете?

– Ну, я не говорю о недоверии. Просто я вас не знаю.

– Вот, возьмите мою визитку. – Он дает ей карточку и снимает часы. – Вот еще в качестве залога, отдадите, когда я починю окно.

– Электронные часы?

– Если не хотите часы, выбирайте сами – возьмите что угодно из этого. – На столе валяется его барахло: диски, книги с загнутыми уголками страниц, католический Катехизис, трусы.

Харди улыбается, смотрит на него. Она сгребает трусы и кладет их в сумку со своими вещами.

– Пусть это будет залогом!

– Нет, оставьте! – восклицает он. – Что я буду носить?

– Что вы носили всю последнюю неделю?

Харди снова встречается с Анникой в эспрессо-баре и рассказывает о встрече с ирландцем.

– Вот, и я лишила его трусов.

– Зачем тебе было брать белье какого-то старого хрыча?

– Да он вообще-то довольно молодой парнишка. Из Ирландии. Блондин с дредами.

– Белый чувак с дредами? Жалкое, должно быть, зрелище.

– В целом да, но он высокий, так что вроде не так ужасно. Или не согласна? Но я такая дура, убежала, не оставила ему ни телефона, ни адреса, ничего.

– Ну, слушай, у тебя его белье, значит, он появится.

Но он не появляется. Харди звонит по телефону, указанному на визитке, и оставляет сообщение. Но Рори не перезванивает. Она оставляет еще одно сообщение. Снова нет ответа. Наконец она отправляется по указанному на визитке адресу и приходит к обшитому досками гаражу. Он открывает дверь, моргая от яркого солнечного света.

– Приветик! – он наклоняется к невысокой гостье и целует ее в щеку. Она удивленно отшатывается. Рори объясняет: – Начисто забыл. Понимаешь – начисто забыл про твое окно, черт меня дери. Просто козел! Прости. Сейчас же займусь.

– Вообще-то я решила все же подать заявление в страховую компанию.

Он крутит между пальцами косичку.

– Наверное, мне пора избавиться от этой фигни. Как думаешь?

– Не знаю.

– Хожу такой по традиции. Это одно из моих странствий.

– Странствий?

– Ну, типа, фирменных знаков.

– В смысле «странностей»?

– Хотя это тупо, да. Идем, отчекрыжишь их. Ага? – И он приглашает ее внутрь.

– Ты о чем?

– Дам тебе ножницы. И ты их отрежешь.

Да уж, это точно не жилое помещение. Окон в нем нет, единственный источник света – галогенная лампа в углу. К стене приставлен уже начавший желтеть матрас, рядом валяются потрепанный рюкзак, куча одежды, мячики и булавы для жонглирования, ящик с инструментами, шпионские романы и Катехизис. К стене крепятся раковина и унитаз, даже никакой перегородки нет. В комнате пахнет несвежей пиццей. Порывшись в ящике с инструментами, он достает хозяйственные ножницы.

– Ты что, серьезно? – удивляется Харди. – Они как мой торс.

– В каком смысле «торс»?

– Я имею в виду, что ножницы очень большие.

– Все будет нормально, Харди, не волнуйся.

Он садится на крышку унитаза. Теперь он почти сравнялся с Харди по высоте. Она встает на мыски и режет, потом отдает ему первую ампутированную косичку.

– Вообще-то довольно забавно, – говорит она и отрезает еще одну. У ног образуется куча отрезанных косичек, словно горка щепок. Оголились уши – они у него слегка загнуты, как у кролика. Он берет зеркало, в котором отражаются они оба: Рори рассматривает свою стриженую голову, Харди смотрит на него. Он ухмыляется, она тоже начинает смеяться, потом замечает собственное отражение в зеркале и с ужасом отшатывается, стряхивая с обуви волосы.

– Ну, как тебе?

– Прекрасно. Большое спасибо. Башка такая легкая стала. – И он трясет головой, как вылезшая из воды собака. – Знаешь, я уже начинаю думать, что не так уж плохо, что нас ограбили. В итоге я получил все обратно, плюс меня бесплатно постригли.

– Тебе, может, и повезло. А ко мне не все вещи вернулись.

На следующее утро Харди просыпается с мыслями о Рори. Днем она посылает ему эсэмэс. После чего когда у кого-то пищит мобильный, она проверяет свой. Но Рори все не пишет и не пишет. Харди уже кается, что послала ему это жалкое сообщение («Твое белье все еще у меня!») и надеется, что по каким-нибудь причинам он его вообще не получит. Через несколько часов ожидание становится невыносимым, и она набирает его номер. Рори подходит к телефону и обещает «заскочить» попозже.

Вот уже полночь, а он так и не появился. Харди звонит еще раз, но он не отвечает. Около часа ночи он с широкой улыбкой появляется у нее на пороге. Она с намеком смотрит на часы.

– Сейчас принесу, – говорит она. – С открытой дверью очень холодно.

– Так что, мне зайти?

– Ну, наверное. – Харди находит пакет с его бельем. – Надеюсь, у тебя было что-то на смену.

– Конечно, – он берет пакет. – Я все гадал, зачем ворам мои трусы. Но теперь я вижу, что они вообще пользуются популярностью.

– Ну, вот, пожалуй, и все. Или, м-м-м, может, ты хочешь выпить или еще чего?

– О да, отлично. Будет здорово.

– Могу и накормить. Если хочешь.

– Супер, – и он направляется за ней на кухню.

Харди открывает бутылку вальполичеллы и разогревает лазанью, которую собиралась отнести на работу. (Она много и хорошо готовит, но почти никогда ничего не ест сама: она же видела, сколько туда ушло масла, сахара и жирных сливок, и все это готово отложиться у нее на бедрах. Так что в итоге Харди приносит все свои творения – «Картофельную Пизанскую башню», «Сиэтлские печенья-завитушки», «Лосося в кунжуте под лимонным соусом с эстрагоновым уксусом» – в контору и угощает коллег. Все это великолепие понемногу рассеянно съедают редакторы, частично роняя на ковер, а Харди смотрит на них из-за своего стола, поглощая исключительно их похвалы.)

Рори жадно поедает лазанью, выпивает почти все вино, продолжая при этом непрестанно болтать. «Класс. Супер». Он рассказывает о своем отце, владельце водопроводной компании, расположенной неподалеку от Дублина, и матери – она работает секретаршей в фирме, торгующей медицинскими товарами. Сам он недолго учился в университете в Ирландии, но бросил, так и не получив диплома, и поехал в Австралию, Таиланд и Непал. Потом он попал в Нью-Йорк, где работал в ирландских пабах. Там он прошел курс по комедийной импровизации и выступал на любительских вечерах в Ист-Виллидж. Потом совершил пешее путешествие по Европе, доплыл от Марселя до Неаполя на корабле, провел несколько месяцев на юге Италии, а затем оказался в Риме.

Харди подливает ему вина.

– У меня бы ни за что не хватило смелости что-то преподавать. У меня и образования-то нужного нет. Уж не говоря про то, чтобы взяться за это в чужой стране. Это довольно смело.

– Или просто глупо.

– Смело, – настаивает Харди.

Рори спрашивает о ее работе.

– Страшно сказать, конечно, – признается он, – но я, наверное, за всю свою жизнь ни одной газеты не прочел. Но там все так мелко.

– Мелко?

– Тексты. Надо печатать покрупнее.

– Ну, – отвечает она, – возможно.

– Так о чем именно ты пишешь, Харди?

– О бизнесе, – она отпивает глоток вина. – Прости, тут я за тобой не поспеваю.

– За мной не угонишься, – добродушно отвечает он.

– Налить тебе еще? – спрашивает она и подливает. – Вообще меня брали писать о личных финансах и предметах роскоши. Но теперь я, похоже, одна олицетворяю весь бизнес-раздел. Раньше на нас работал еще старикан из Парижа, Ллойд Бурко, и он периодически присылал материалы о бизнесе в Европе. Но теперь пишу практически только я.