Теперь смутился я. Дело становилось все более странным.

– Потому вы и решили почитать «Дракулу»?

Улыбка застала меня врасплох. Блеснули белые зубы, слишком мелкие для такого сильного лица, загорелись глаза. Но тут же вернулась строгость.

– Вероятно, можно сказать и так.

– Вы так и не ответили на вопрос, – заметил я.

– А с какой стати? – Она пожала плечами. – Я с вами не знакома, к тому же вы пытаетесь вытянуть у меня библиотечную книгу.

– Возможно, мисс Росси, вам угрожает опасность. Я не хочу запугивать вас, но говорю совершенно серьезно.

Она прищурилась и взглянула на меня.

– Вы тоже что-то скрываете. Откровенность за откровенность.

Мне ни разу не приходилось видеть, встречаться, разговаривать с подобной женщиной. В ее воинственности не было ни малейшего оттенка флирта. Слова ее казались ледяным прудом, и нырять приходилось, не успев подумать о последствиях.

– Хорошо, – впадая в тот же тон, ответил я, – вам первой говорить. Кто, по-вашему, мог бы пожелать отнять у вас книгу?

– Профессор Бартоломео Росси. Вы с исторического. Не слыхали о таком?

В ее голосе послышался жесткий сарказм.

Я остолбенел.

– Профессор Росси? Как же так…

– Я ответила на вопрос.

Девушка выпрямилась, одернула жакет, сложила друг на друга перчатки, показывая, что сделала свое дело. На мгновенье мне показалась, что она наслаждается произведенным эффектом.

– А теперь расскажите, зачем вся эта мелодрама вокруг моей книги.

– Мисс Росси, – заговорил я, – прошу вас, я все расскажу. Все, что смогу. Но, пожалуйста, объясните, каким образом вы связаны с профессором Бартоломео Росси.

Она нагнулась, открыла портфель и достала кожаную коробочку.

– Ничего, если я закурю? Хотите сигарету?

Меня вновь поразила мужская уверенность, проявлявшаяся в ней, когда девушка отбрасывала женскую агрессивность.

Я помотал головой: я не выносил табачного дыма, но из этой спокойной гладкой руки почти готов был принять и сигарету. Она непринужденно затянулась, сжимая мундштук правым уголком губ.

– Не знаю, с какой стати говорить об этом с посторонним. Должно быть, мне здесь одиноко. Я уже два месяца ни с кем по-настоящему не разговаривала, только о работе. И вы, мне кажется, не из сплетников, хотя, видит бог, на нашем факультете их полным-полно.

В ее голосе прозвучала сдержанная злость, и сквозь нее прорвался заметный акцент.

– Но если вы сдержите слово…

Она снова взглянула жестко, выпрямилась, напряженно сжимая в руке сигарету.

– Мои отношения с профессором Росси совсем просты. Или должны бы быть простыми. Он мой отец. Он встречался с моей матерью, когда приезжал в Румынию на поиски Дракулы.

Я расплескал кофе по скатерти, залил колени, рубашку – все равно ее пора было сменить, – забрызгал ей щеку. Девушка, уставившись на меня, стерла брызги ладонью.

– Господи, извините. Извините…

Я пытался навести порядок, схватив и свою и ее салфетку.

– Вы в самом деле удивились, – не шевелясь, сказала она. – Значит, вы с ним знакомы.

– Знаком, – признал я. – Он мой куратор. Но о Румынии он никогда не рассказывал и… не говорил, что у него есть семья.

– У него нет семьи.

Ее слова резанули меня ледяным холодом.

– Я, видите ли, ни разу с ним не встречалась, хотя теперь, вероятно, это только вопрос времени.

Она чуть откинулась на неудобном стуле и неловко ссутулила плечи, словно отстраняя всякую попытку сочувствия.

– Я видела его однажды, издалека, на лекции – представьте себе, так вот, издали, впервые увидеть собственного отца.

Я смял салфетки в мокрый ком и сдвинул все в сторону – чашки, ложки, все как попало.

– Но почему?

– Это довольно странная история, – сказала она, не сводя с меня взгляда, нет, она не ушла в свои мысли, а чутко ловила каждое мое движение. – Ну, хорошо. История из серии «поматросил и бросил». – При ее акценте это прозвучало странно, но мне не хотелось улыбаться. – В сущности, ничего особенного. Он познакомился с матерью в деревне, некоторое время наслаждался ее обществом, а потом уехал, оставив свой адрес в Англии. Уже после его отъезда мать поняла, что беременна, и сестра, которая жила в Венгрии, помогла ей выбраться туда до моего рождения.

– Румыния? – Я с трудом произносил слова. – Он никогда не говорил мне, что бывал в Румынии.

– Неудивительно, – горько усмехнулась она. – И матери тоже. Она написала ему из Венгрии, что родился ребенок. Он ответил, что понятия не имеет, кто она такая и где взяла его адрес, и что он никогда не бывал в Румынии. Вы способны представить такую жестокость?

Глаза у нее стали большими и совсем черными. Они будто сверлили во мне дыру.

– В каком году вы родились? – Я и не подумал извиниться, что задаю даме подобный вопрос; она настолько не походила на знакомых мне женщин, что обычные условности были к ней неприложимы.

– В тридцать первом, – невозмутимо ответила девушка. – Мать однажды на несколько дней возила меня в Румынию, но тогда я еще и не слыхала о Дракуле, да и в Трансильванию мы не заезжали.

– Господи, – прошептал я в пластиковую скатерть. – Господи. Я думал, он рассказал мне все, но этого он не говорил.

– Что – все? – вскинулась девушка.

– Почему вы с ним не встретились? Он не знал, что вы здесь?

Она кинула на меня непонятный взгляд, но ответила напрямик.

– Можете назвать это своего рода игрой. Простая прихоть… – Она запнулась. – Я неплохо успевала в Будапештском университете. Меня даже считали гениальной.

Это было сказано очень скромно, но я только теперь сообразил, что она невероятно свободно владеет английским – сверхъестественно свободно. Может, она и была гениальна.

– Моя мать не окончила и начальной школы – представьте, бывает и так, – хотя она получила кое-какое образование уже взрослой. А я в шестнадцать лет поступила в университет. Конечно, мать говорила, что я пошла в отца, ведь даже в глубь стран Восточного блока доходили выдающиеся труды профессора Росси: о минойской цивилизации, по средиземноморским религиозным культам, по эпохе Рембрандта… Он сочувственно отзывался о британском социализме, поэтому наши власти допускали распространение его работ. Я в старших классах стала учить английский: хотите знать зачем? Чтобы читать потрясающие книги Росси в подлиннике. И найти его оказалось совсем несложно: на задней странице обложки всегда писали, в каком университете он работает. Я дала себе слово когда-нибудь попасть туда. Все продумала. Завязала нужные связи в политических кругах – якобы стремилась изучать славную историю английского рабочего движения. Так что со временем у меня появилась возможность выехать за границу для продолжения образования. У нас в Венгрии сейчас чуть свободнее дышать, хотя никто не знает, долго ли Советы будут с этим мириться. Это, кстати, о палачах и тиранах… Как бы то ни было, я провела шесть месяцев в Лондоне, а оттуда устроила себе перевод сюда четыре месяца назад.

Она задумчиво выпустила колечко серого дыма, но взгляд мой не отпускала. Мне пришло в голову, что для Элен Росси преследования коммунистических властей, о которых она отзывалась с таким цинизмом, могут оказаться опаснее мести Дракулы. Но, может быть, она уже стала «невозвращенкой»? Я сделал себе заметку в памяти спросить об этом позже. Позже? А что стало с ее матерью? Или всю эту историю она заранее сочинила еще в Венгрии, чтобы обратить на себя внимание известного западного ученого?

Она думала о своем.

– Представляете картину? Забытая дочь достигает высот в науке, находит отца, счастливая встреча…

От горечи в ее голосе у меня перехватило горло.

– Но у меня на уме было другое. Я хотела, чтобы он услышал обо мне как бы случайно – о моих публикациях, моих лекциях. Посмотрим, сумеет ли он и тогда прятаться от собственного прошлого, не замечать меня, как не замечал мою мать. И это дело с Дракулой… – Она нацелилась на меня кончиком сигареты. – Мать, благослови боже ее простую душу, мне кое-что рассказала.