Эдита тоже не отвлекается. Она делает мне пальцем знак «Тссссс!» и кивает на диванчик для посетителей в углу кабинета, а сама продолжает говорить по мобильному телефону. Потом, не прерывая разговор, поднимается из-за стола и, повернувшись ко мне спиной, подходит к окну.

За окнами разливается солнце. Она говорит что-то быстро, четко, приводя какие-то цифры. Эдита – высокая, с длинными гладким черными волосами. Она острая. У нее тонкие, острые черты лица, острые локти. Но в этой своей остроте и четкости цифр она безумно мила. Теперь она стоит ко мне в профиль, и я разглядываю ее фигуру, обтянутую коротким темным платьем с высоким воротником. На плечи накинут то ли шарф, то ли платок серо-синего цвета. Разговор между тем становится более понятным. Теперь речь идет о выпуске серии новых антиаллергических препаратов, широко разрекламированных в средствах массовой информации перед летним сезоном бесконечной аллергии. Она отвечает на вопросы, постукивая ногтями по стеклу, словно приглашает кого-то снизу подняться на четвертый этаж.

 Наконец, захлопывает телефон и оборачивается ко мне.

– Вот, ваши конкуренты жаждут горячих новостей. Здравствуйте, господин...

– Илья Бартенев, частный детектив.

         И вдруг, даже в своей всепоглощающей радости, я замечаю, что лицо у Эдиты совсем не радостное.

– Но мне сказали, что вы...

– Я не хотел оглашать свою должность в коридорах компании.

– По поводу?

Она не садится на свое место, а продолжает стоять у окна и смотреть на меня. И на фоне окна кажется еще тоньше и острее, чем есть.

– По поводу убийства Виталия Прохорова.

– Чем я могу помочь?

Она спрашивает это спокойно. Но голос заметно ломается. Что-то звенит в нем еще, кроме простого вопроса. Она думает, чем еще должна поинтересоваться, и, наконец, находится:

– Почему вы спрашиваете об этом? Я не знала его при жизни. Вообще не знала.

И моя весенняя радость мгновенно меркнет. Так, словно из весеннего дня я попадаю в полосу бесконечного, серого, непроглядного дождя. И я... попадаю в эту полосу случайно – совершенно случайно, иду сквозь дождь, как по туннелю, и понимаю только одно: он не приведет к свету. Я уже не вернусь в тот солнечный день, из которого пришел. Этот день уже никогда не будет прежним. 

– Эдита Валерьевна, в момент убийства Прохоров был не один. Рядом с ним находился его друг, Олег Сотник. Вы знакомы с этим человеком?

– Нет.

– Никогда не встречались?

– Никогда.

– Курить у вас можно?

– Курите.

         Я закуриваю.

– Эдита... я не из милиции, – говорю ей внятно. – Я расследую это дело не для того, чтобы сообщить результаты правоохранительным органам. Вы это понимаете?

– Меня не интересует, кто вам платит.

– Хорошо, скажу иначе: у вас нет необходимости врать мне. По словам Сотника, вы не только знакомы, но даже были любовниками.

         Она медленно садится.

– Это для него... это расследование?

– Нет.

– А для кого?

– Я не имею права разглашать эту информацию.

         Она кивает самой себе и говорит абсолютно неожиданно:

– Мне сегодня приснилось, что я рву вишни... с ветки. И красный сок течет по рукам. Такого никогда не было со мной наяву. Но этот сон – к стыду...

– Вам стыдно?

– Не то чтобы стыдно... А очень гадко. Я надеялась, что никто никогда не придет ко мне с такими вот... вопросами.

         Она снова стучит длинными острыми ногтями по полированной поверхности стола. Выцарапывает свою истину.

– Что было наяву, Эдита?

– Наяву... было очень много всего. Если вы... хоть когда-нибудь кого-то любили... Не знаю, как объяснить это мужчине, – она дергает плечами. – Мы познакомились, когда он только приехал в Москву. У него горели глаза и совсем не было денег. Не то, что на собственный бизнес, даже на вход в ночной клуб. Я брала деньги у отца и отдавала ему. Потом продала машину. Потом отец догадался – мы много спорили, но в конце концов он сдался, сказал мне, что я помешалась, и он бессилен открыть мне глаза, что остается только ждать, пока это помешательство пройдет.

         Потом бизнес Олега, организованный на мои деньги, стал приносить доход. Я перестала быть ему нужна – начались измены, ссоры, провокации. Он сказал мне:

– Ты всего лишь богатая телка с упругими титьками. Ты мне надоела. Я не хочу тебя больше! Когда же ты поймешь это?

         Я поняла. Мы порвали отношения. Я ушла в работу, пытаясь хоть как-то загладить свою вину перед отцом. Читала об успехах Сотника в Интернете и рыдала, закрывшись в офисе. Потом... постепенно... стало легче. Не настолько, конечно, чтобы я вышла замуж за другого или просто завела новый роман, но я – по крайней мере – перестала жить новостями о его жизни. Прошло пять лет.

         Отец знакомил меня с парнями, а я была уверена, что их интересую не я, а его деньги и связи. Наконец, мы выбрали вместе с ним одного – наиболее обеспеченного, но заискивающего в моем отце по политическим соображениям. Мы стали иногда видеться и однажды вместе поехали ужинать в «Галерею». И в тот вечер в «Галерее» я встретила Олега с какой-то моделью.

         Как и не было пяти лет рыданий и пузырьков с ядом. Он подошел ко мне и сказал:

– Если ты меня еще помнишь, поедем сейчас со мной!

         И я поехала. Оставила своего спутника за столиком и ушла с Олегом. Он привез меня в свой загородный дом. Все было так хорошо, что я боялась поверить, что это наяву. Все казалось честным и настоящим до самого утра.

         А утром он сказал:

– Как видишь, я легко обхожусь без тебя и твоего папаши. Хотелось показать тебе это воочию. А ты – ворона – так никому и не нужна? Сколько ни давай за тебя приданого, нет охотничков? Ну-ну! Покаркай погромче! Авось и отзовутся люди добрые – помогут твоему горю!..

         Я гляжу на нее во все глаза. Не потому, что она решилась на такую откровенность перед незнакомым человеком, а потому что мое сердце... стучит все глуше... и глуше... и глуше. Весенний день мрачнеет настолько, что становится беспросветным.

         Эдита тонка и хороша собой. Другая бы на ее месте пользовалась всеми преимуществами положения богатой невесты, а она... она выбрала такой зыбкий путь, следуя за своим сердцем... 

– О, Боже! – выдыхаю я наконец. – Эдита, что вы наделали?!

20. ПЛАНИРОВАНИЕ СЕМЬИ

         Она роняет голову на руки.

– Да, я наделала... Стала искать людей, которые могли бы взять такой заказ. И – через третьи руки – получила номер Сухаря, как его называли. Он назначил мне встречу в каком-то кафе на окраине. Я оделась, как проститутка – в шорты, какую-то блестящую майку, сверху натянула полушубок. Лицо спрятала за меховой шапкой. Надела высокие ботфорты, чтобы все на ноги смотрели, а не в лицо. Принесла ему задаток и назвала те места, где Олег обычно бывает вечерами. Договорились, что после выполнения работы я отдам остаток суммы.

         А потом из новостей я узнала, что возле «Кара-Кума» убит Прохоров, а Олег доставлен в больницу с ранением, но опасности для его жизни нет. Вот тогда я поняла, что наделала. Я даже не знала этого Прохорова, не знала его семью.

         Я ждала, что Сухарь выйдет на связь, но он, видимо, понял, что вторая часть обещанной суммы ему уже не светит... И так и тянулись эти дни – до вашего прихода, господин Бартенев. В ожидании звонка от Сухаря или из милиции...  

– Меня Илья зовут...

– Что мне теперь делать... Илья?

         Я думаю.

– Что сделано, того уже не вернуть и не исправить. У Прохорова остались жена и сын шести лет. Сотник жив, почти здоров, сидит с охраной на своей вилле и планирует скоро вернуться на работу. Запомните одно: ваша жизнь уже пошла мимо этого человека... дальше.

– Дальше? В тюрьму? – она смотрит прямо мне в душу синими глазами.

– Я не Господь Бог, чтобы судить о степени вашей вины и глубине вашего раскаяния... Эдита, уезжайте из Москвы! Поживите где-нибудь за границей... А ваш отец, я думаю, сможет здесь, на месте, нейтрализовать эту ситуацию. Только расскажите ему обо всем честно, как бы ни было стыдно. Прямых улик против вас нет... и не будет.