Я пожимаю плечами.

– А если хочу?

– Значит, эти отношения вас не устраивают.

– Но они все равно есть?

– Это ясно. 

– Я боюсь, что секс разрушит... что-то очень нежное, очень тонкое, – признаю я. –  Вы не боитесь этого?

         Она смотрит удивленно. Даже не удивленно, а задумчиво.

– Хочется ответить вам фразой, которая мне очень нравится:

         А настоящая любовь не проходит,

         Просто тупеет острая боль,

         Просто солнце быстрее заходит

         За фиолетовый горизонт.

– Космические пейзажи, – усмехаюсь я.

– Серебристые звездолеты.

         Она улыбается:

– Так вы купите мне апельсинов?

– Тонну.

– Килограмма будет вполне достаточно.

         Я снова выруливаю на шоссе, но, честно говоря, чувствую себя не очень уютно. Как-то неловко. Как-то разочарованно. Так, словно передо мной в музее Венера Милосская слезла с постамента и сказала:

– Вот же мои руки. Я не из камня, я живая женщина – возьми меня! Только купи мне кило апельсинов.

         Может, у молдаван такая традиция. Я захожу в супермаркет, покупаю апельсины, бананы, киви, и мы поднимаемся в мою квартиру.

18. БЛИЗОСТЬ

         Я ставлю чайник, а моя гостья, оглядев квартиру, опускается на кухонный табурет и начинает чистить апельсин. Молча и сосредоточенно.

– Черный-зеленый?

– Что?

– Чай. Черный или зеленый?

– Зеленый. Я думала, служебные квартиры не такие.

– А какие?

– Как офисы. С кожаными диванами.

– Это ваша эротическая фантазия.

         Она не отвлекается от апельсина.

– А ваша?

– Не знаю. Я не страдаю эротическими фантазиями, и мне никогда не снятся эротические сны.

– Значит, вы в этом смысле вполне реализованы.

– У меня, скорее, романтические фантазии, – сознаюсь я.

– Например?

– Свидание на берегу моря – при луне. Чтобы на воде дрожала лунная дорожка...

– У вас такого не было?

– Нет. А у вас?

– У меня было.

– И какое было море? Черное?

– Нет, Средиземное. Я там отдыхала с одним парнем. Давно, в молодости, еще когда в институте училась.

– И чем закончилось? Никто не утонул?

– Никто. Но наша любовь утонула. Исчерпала себя. Люди очень быстро заканчиваются друг для друга. Будете апельсин?

– Нет. Спасибо. Как ваш жар?

         Я снова касаюсь ее лба и не нахожу никакого жара. И у себя – тоже не нахожу. Снова – как и при нашей первой встрече – мне кажется, что она вызывает у меня не сексуальное, а какое-то другое желание. Но какое?

         Я сажусь напротив и гляжу на нее. Она не сутулится и не расслабляется по команде «вольно». Выглядит по обыкновению напряженной.

– Мне кажется, вы работали моделью.

– Работала. Но это тоже утонуло в Средиземном море. У меня многое утонуло. Ой, чайник у вас кипит.

         Я завариваю чай из пакетиков. Холостяцкий чай с искусственным ароматом. Она созерцает зелеными глазами зеленую жидкость в чашке.

– Расскажите, что вы сейчас расследуете, – просит вдруг.

– Одно убийство. Но это неинтересно.

– Понятно. Неинтересно убийство. Холодное и циничное.

– Глупое и шумное – так точнее.

         Она звенит ложечкой.

– А сахар вы мне положили?

– Нет. Вы же модель.

– Уже не модель. Две ложки, пожалуйста.

         Она подходит с чашкой к окну.

– Почему-то кажется, что вы здесь не живете.

– Потому что я много работаю.

– А потом?

– Когда?

– Вернетесь домой?

– Не знаю. А вы?

– Я куда-нибудь уеду. Но не домой.

– Не хотите жить в Москве?

– Не хочу жить в городе, где я была горничной или сиделкой. Понимаете?

– Да. Но это потому, что вы здесь одиноки.

         Я поднимаюсь и ступаю к ней. Приближаюсь и беру ее за талию. Ловлю запах апельсинов. Она не подается назад, так и остается стоять прямо и напряженно перед темным окном, глядящим на спящий-спальный район.

– Вы встречаетесь с кем-то? – спрашиваю прямо.

– Нет.

– Как долго?

– Долго.

         И почему-то мне кажется, что ее ответы ничего не проясняют. Точнее – не проясняют самого главного: что она делает в моей квартире. Пьет зеленый чай и смотрит в окно? Зачем?

– Вы же никуда не спешите? – оборачивается она ко мне, словно угадав мои мысли.

– Конечно, нет.

– Мне так спокойно, что не хочется... ничего.

         Ясно. Я киваю самому себе.

– Могу предложить мягкий диван, душ и чистое постельное белье.

         Она все принимает. Уходит в ванную. Я расстилаю постель и уже приглядываюсь к напольному ковру – спать мне по-видимому придется в холодном одиночестве.

         Гостья возвращается в моем халате – непривычно обвернутом вокруг ее талии. Она ложится, закутывается в одеяло и отдает мне халат.

– Это я напрокат брала. Спасибо...

         Я тоже иду в душ. И чувствую себя как-то странно. Вроде бы и бытовуха, а так все вывернулось наизнанку. Возвращаюсь в том же халате и выключаю свет.

– Как вы? – спрашиваю у гостьи.

– А вы?

– Я на полу лягу.

– Не вздумайте! С вами мне теплее будет.

         Ого, заявочки! Честно говоря – не знаю, что делать. Ложусь в халате и тоже натягиваю одеяло. И все это так жутко на меня непохоже, что я ощущаю себя на другой планете.

         Она приникает ко мне, кладет голову на плечо, я провожу рукой по ее спине, по голым ягодицам. Моя гостья абсолютно обнажена и максимально доступна. И халат мне становится как-то тесен.

– Лара... вам не холодно?

– Холодно. Но с вами сейчас теплее.

         Я глажу ее спину. Она приникает ближе. И, наконец, я нахожу ее губы и целую ее. Мне хочется видеть ее лицо, но я угадываю ее черты интуитивно. Она улыбается, и я целую ее улыбку.

– Вы же сказали, что вам спокойно, и вы ничего не хотите, – напоминаю я.

– Я передумала.  

         Теперь и она целует меня, развязывает пояс и стаскивает с меня халат.

– Вы же от меня прятались! – напоминаю я давнюю обиду.

– Я не хотела... влюбляться в вас. Вы мне показались шикарным и резким. Это опасное сочетание.

– Но я не такой.

– И я не такая, – роняет она между поцелуями.

         Но уже слишком горячо. Я не хочу давать ей никаких прав на себя. Наоборот, хочу получить все права на ее тело – хочу его присвоить.

         Мне кажется, она ждала меня. А я ждал ее. Искал ее – и нашел. Она обвивает руками мою шею... выдыхает мое имя. Это ли не счастье?

         Потом я снова обнимаю ее, но это уже совсем другие объятия. Ее тело – уже мое тело, ее дыхание – уже мое дыхание, ее сердце – уже мое сердце...

– Хорошо, что ты приехала в Москву из своей Молдовы и дождалась меня здесь, – говорю я.

         Она вдруг приподнимается на локте и заглядывает мне в лицо.

– Мистер частный детектив, откуда у вас такая информация?

– О чем?

– О том, откуда я приехала.

– Читаю по твоей солнечной коже. Не угадал?

– И что вы еще обо мне угадали?

– Остальное – познается практически, – выкручиваюсь я.

         Да, ночь удалась. Более того – жизнь удалась. Вива, Лара!

  19. ВИШНИ

Утром она исчезает. У нее – обычный рабочий день. А я остаюсь один и никак не могу вернуться мыслями к делу Прохорова. Мысли рассеиваются. Сознание вдруг наполняется чем-то легким, невесомым, по-весеннему ароматным и солнечным. Если мысли складываются из слов-понятий, но вполне объяснимо, почему мысли закончились: слова рассыпались на солнечные блики.

Это любовь. Абсолютно уникальная любовь.

Абсолютная любовь.

Меня выплескивает в город, где все движется быстрее и радостнее. Кажется, весь мир переполнен осязаемым, весенним, благоухающим счастьем. И меня – волной этого счастья – заносит в компанию Семакова. Я представляюсь репортером агентства новостей и спрашиваю Эдиту Валерьевну. Не потребовав предъявить удостоверение, секретарша проводит меня к кабинету Эдиты. Мне чудится, что все вокруг поглощены, как и я, своим счастьем и не хотят отвлекаться в мою сторону.