– Иногда?

         Ее удивление становится еще более выразительным.

– Если бы я знала, что... что вы будете искать меня... и найдете, я бы... не так себя вела, понимаете? Я бы не говорила вам того, что сказала. Я была бы другой. А я с вами... просто как с попутчиком в поезде... Не для того, чтобы вы сделали обо мне какие-то выводы. Как это объяснить? Я уставшая тогда была, страшная и резкая... 

– А на самом деле – бодрая, красивая и мягкая. Мне это все равно, какая вы. Я тоже не умею такие вещи объяснять, но мне это все равно.

         Она кивает.

– Хорошо, оставим сложные темы. Мне приятно, что мы снова встретились, если честно. Как вам удалось меня разыскать?

– Я – частный детектив.

– Шутите?

– Нет, это моя профессия.

– Я думала, такое только в кино бывает.

– В кино – чаще.

         Она смеется.

– Я была знакома с одним пожарным инспектором, он все время рассказывал, какой сладкий, тошнотворный запах у горелого человеческого мяса. У вас, наверное, тоже есть жуткие профессиональные истории?

– Я о них не рассказываю... Лариса. Это мои истории. И я пока не хочу «поговорить об этом».

– Напишете когда-нибудь мемуары.

– А вы знаете, бабушка за нами наблюдает, – я киваю на консьержку, застрявшую на скамейке у подъезда.

– Возьмите ее на работу в ваше агентство!

– Нужно предложить Боссу. Нам как раз не хватает хорошей наружницы.

         Лариса хохочет.

– Поедем ужинать?

– Я уже ела.

– В «Амуре»?

– Ну, да.

– Тогда давайте договоримся, что завтра вы не будете там ужинать. Я вам позвоню – напомню.

         Мы обмениваемся номерами. Меня подмывает спросить, правда ли, что она молдаванка, но я боюсь ее обидеть. И о работе ее тоже лучше не спрашивать – это может быть неприятно.  

– А театр вы любите? – спрашиваю я.

– Люблю. Но здесь не была ни разу. Не до театра как-то.

– Так может, и не любите? 

– Нет, люблю. На спектакли по телевидению иногда попадаю.

– Давайте тогда попадем вместе в Большой или в Современник?

– Только не сейчас! Одеться же нужно.

         Я гляжу на ее длинную юбку и ноги в ботинках.

– А что тогда сейчас? Мне хочется вас развлечь как-то.

– Расскажите что-нибудь.

– Так я уже все рассказал.

         Я так рад видеть ее снова, что у меня нет слов по обычным темам. И проанализировать ситуацию я тоже не могу. Чувствую, что ощущение счастья заполняет пространство вокруг нас и хочется ловить каждый его миг.

– А какое у вас краткое имя? Лора?

– Лара. Но вы зовите, как вам удобно. Мне ни то, ни другое не нравится.

– А какое вам нравится?

– Ольга. Или Татьяна.

– Лара, даже не думайте! У вас замечательное имя!

         Я, на самом деле, так считаю. Хотя помнится, раньше ее имя казалось мне дурацким антиквариатом.

– Покатаемся? – предлагаю я, наконец, самое умное из того, что приходит в голову.

– А это ваша машина?

– Моего Босса.

– Тогда можно.

         Мы исчезаем из поля зрения бабули. Ныряем в поток машин и виснем на перекрестках.

– Вы в этом районе работаете? – спрашиваю я.

– Да. Сиделкой. Я когда-то на курсы медсестер ходила, еще в школе. И вот где пригодилось – через столько лет... Ухаживаю за одной старушкой. Ее дети хорошо платят. 

– Не ночуете там?

– Нет. Ночью другая сиделка приходит. Бабушке скучно с одной – ей нужно разнообразие. Да и сидеть с ней постоянно – можно с ума сойти. Тяжело это.

– Значит, вы медсестра.., – я улыбаюсь.

– Ну да. Уколы умею делать, клизмы… Опять что-то не то говорю.

         Мы делаем круг почета в ее районе. И я не осмеливаюсь предложить ничего другого. Когда снова останавливаюсь у ее подъезда, она говорит:

– Спасибо за компанию. С вами – весело. А целый день – так грязно, так смрадно. У нее ведь рак, она умирает. Такие дни, что «хорошие» деньги уже не кажутся хорошими. После этого – тяжело быть умной, изящной, тонкой. Вы про театр спросили, а я перепугалась от неожиданности. Из другой жизни это. Такие пироги.

– У нас тоже так говорят: «такие пироги». Вы очень сильная, Лариса. У вас есть цель, это понятно. Но иногда нужно быть слабой, нужно повесить все свои беды на кого-то другого и быть предельно беспомощной. Это мило, это по-женски.

         Она отворачивается.

– И нужно кому-то верить, – добавляю я.

– Может, и нужно. Но это сложно. Спасибо, – благодарит еще раз и выходит. 

16. СНОВА ЗДОРОВО

         Рыть – рыть – рыть. Копать – землю, песок, вязкую глину. Долбить гранит. Это и есть работа частного детектива. Не только экстрим, не только драйв, но и рутина.

         Я копаюсь в контактах наших пострадавших и увязаю окончательно.

– Ничего нет, – говорит Ирина. – Ничего такого. Никакого «Эд.Сем.»

         И я понимаю, что сейчас начнется второй круг ада – повторные встречи с теми, кто не особо хочет нас видеть.

         Сотника я нахожу дома – в его загородном коттедже. Все здесь напоминает о весне, почти незаметной в городе. Энергия набухающих почек, мокрый чернозем, подснежники, – все так и просится в дневник наблюдений за природой, который уже давно никто не ведет в мегаполисе.

         Открывает мне уже знакомый парень из охраны Сотника. Позвонив хозяину, пропускает в дом без лишних вопросов. Сотник – по-прежнему загипсованный – выходит навстречу. Почему-то он кажется мне еще более бледным, чем в больнице.

– Как вы, Олег Валентинович?

– Приехали узнать, как я?

– Да.

– Не шибко хорошо, – отвечает Сотник. – Как-то медленно заживает и очень болезненно. А вы... что там раскопали?

         Он указывает мне на кресло, а сам остается стоять. Я сажусь.

– Вы один здесь... на этой вилле?

– Один. С охраной вот. А с кем я тут еще могу быть?

– А Светлана?

– Светлана? – удивляется Сотник. – Ей работать надо... и вообще. У нас не такие отношения, чтобы... привлекать ее к моей жизни.

         Как всегда, когда разговор заходит о женщинах, Сотник начинает срываться и нервничать.

– Зачем мне тут Светлана? – спрашивает он снова. – Чтобы она гипотезы свои излагала или планы строила? Терпеть я этого не могу! Ольга Прохорова приезжала недавно – навещала. Спрашивает: «Так кого же хотели убить? Тебя или Виталика?» Тоже в сыщики подалась. Достало меня это! Вот уже где! – он чиркает пальцем уцелевшей руки по горлу. – Сил нет никаких! Вот оклемаюсь – сразу на работу. Хоть займусь чем-то полезным, отвлекусь. Что там у вас за вопросы снова?

         И я спрашиваю об инициалах «Эд.Сем.». Он думает, молчит некоторое время.

– Ох люди, вечно вы что-то такое изыщете... Что значит «инициалы»? – спрашивает вдруг. – Имя и отчество? У меня есть знакомая – Эдита Семакова. Так «Сем.» – это фамилия.

– Эдита Семакова?

– Депутата Семакова дочка. Он сейчас в Думе заседает, в какой-то фракции. Не скажу точно – не интересуюсь политикой. И ее саму сто лет не видел. 

– А у вас с ней было что-то?

– Что-то? Ну, был секс пару раз.

– Давно?

– Давно.

– Насколько давно? 

– Ну, лет пять назад. Тогда Семаков еще депутатом не был, был просто владельцем фармацевтического концерна. Солидный там капиталище.

– А почему не сложилось?

– У меня с Дитой? А что там могло сложиться? Там ничего серьезного не было – пошалили от скуки.

– А вообще у вас с кем-то было «серьезно»? – просто из любопытства спрашиваю я.

– А это вообще к делу относится?

– Относится.

– Нет, не было, – он пытается пожать плечами, но гипс мешает.

– А конфликта у вас с Семаковой не было... на почве личных интересов?

– Так у нас и интересов особых не было – ни личных, ни безличных, – отрезает он.

         Про себя я ставлю крест на этой Эдите. 

– Других «Эд.Сем.» не припоминаете?

         Сотник морщит лоб.