И я тоже улыбаюсь.
– Хорошо. Я согласен быть новичком, мэм. Согласен быть стажером и даже чернокожим напарником.
Она оборачивает ко мне бледное лицо.
– В твоей жизни тоже... было много страшных вещей?
– Много, мэм. Очень много. Но я все еще новичок...
7. КЛИНИКА
В клинику нас пропускают беспрепятственно, но попасть в палату Сотника – далеко не так просто. В коридоре у белых дверей дежурит рослый парень.
– Личная охрана Олега Валентиновича! – останавливает нас резко.
Предъявляем удостоверения. Он долго сверяет наши лица с фотографиями в документах, потом скрывается за дверью.
– Входите, – наконец, пропускает нас. – Только недолго.
Сотник пытается подняться навстречу. По словам Генки – успешный бизнесмен тридцати девяти лет. Сейчас он не выглядит успешным, но и на тридцать девять тоже не выглядит. Это моложавый, невысокий парень, с загипсованным левым плечом и желтоватым лицом под темными растрепанными волосами. У него карие глаза и некрупные черты лица. Он небрит и помят. И если бы я не знал о его ранении и о том, что он потерял друга, я бы спросил, сколько дней до этого он пил не просыхая.
Мы здороваемся, он кивает на стулья для посетителей.
– Я знаю, что Ольга вам звонила.
– И теперь мы пытаемся выяснить детали.
Он сжимает губы, хмурится.
– Да обычный был вечер. Мы иногда встречаемся так с Виталькой. Встречались... Сидели обычно в «Кара-Куме», выпивали. А тогда я не пил даже, потому что собирался еще по делам заехать, и предложил его подкинуть. Подошли к моей машине, остановились... что-то он рассказывал, а я ключи вертел в руках... Что он рассказывал... блин, не помню. Про какой-то проект, но так – горячо, как он обычно. А, вот о чем, вспомнил... О том, что городские власти отказали ему в аренде земельного участка. Там, сложная схема нарисовалась, кто-то выискался нелояльный. Что-то такое. И тут с дороги стали стрелять. А быстро же – никто ничего не сообразил. И если бы мы за тачкой стояли, а так – впереди, чуть в стороне, достать легко. Меня вырубило тогда, я только в больнице очухался. И, говорят, если бы ниже пуля попала – сердце, легкие... А так ключицу перебила. А Витальки нет. Я уже в больнице узнал – Оля приходила, рыдает.
– Олег Валентинович.., – начинает Ирина.
– Да знаю я, о чем вы спросите... Кого я подозреваю? Милиция уже спрашивала. Никого я не подозреваю. У всех полно недоброжелателей, ну, и что? Вот я одного придурка с работы уволил и зарплату ему не выплатил, так что теперь – его подозревать?
– А почему не выплатили? – спрашиваю я.
– Не заслужил.
– А в каких отношениях вы с Ольгой Николаевной? – уточняю снова.
– С Ольгой? В хороших. Отдыхали вместе с Ольгой и с Виталькой в Египте, в Таиланд летали. И тут тусили вместе, дома я у них бывал часто. И что?
– Вы не женаты?
– Был женат – с девятнадцати до двадцати двух. Потом развелся. Женитьба тормозит прогресс личности, тем более – ранняя. Другие заботы начинаются, человек уже не может ничего достичь. А я выстроил вот неплохую фирму, а моя жена выстроила неплохую личную жизнь – с одним престарелым провинциальным чиновником. И все довольны.
– А дети довольны? – спрашивает Ирина.
– А нет детей. И у нее тоже нет, – Сотник пытается изобразить вежливую улыбку, обращаясь к Ирине. – У меня к вам большая просьба. Не могли бы вы узнать у дежурного врача, когда мне сделают обезболивающий укол, потому что совсем хреново... так ему и передайте.
Ирина уходит на поиски доктора.
– Раздражает меня ваша девочка, – говорит мне Сотник прямо. – Не люблю, когда на меня так смотрят, словно это я кого-то пришил на дороге. Как вы считаете, Витальку хотели убить или меня?
– Вы... этого парня от дверей пока не отпускайте... на всякий случай.
Он кивает.
– Ясно. Но мы же не разбойники какие-то. Мы честно вели свои дела, относительно честно. Мы же не на рэкете поднимались. Ни с кем ничего не делили.
– В близких вы уверены? В вашей девушке?
– Моя девушка – мой бухгалтер. Я ей плачу за то, чтобы в ней не сомневаться. Светлана Лаврова – можете проверить.
– Проверим.
– А вы не пробовали тех ребят найти, которые стреляли? И от них дальше плясать? – интересуется немного едко.
– А вы опишите их. Укажите номер машины. Составьте их фоторобот. Обозначьте особые приметы. И мы их сразу найдем.
Сотник скрипит зубами.
– Понятно. Глухое это дело. Темно же было. И внезапно все. Только одно могу сказать – это недорогая машина, старая, мелкая.
– Кто ж дорогие машины так пачкать будет.
– «Мазда» или что-то такое. Черная.
– А ребят не заметили?
– Нет.
– Вы увидели машину уже после того, как услышали выстрелы?
– Да. Я обернулся к шоссе.
– Она остановилась или просто сбавила ход?
– Притормозила... дернуло ее в сторону что ли. В нашу сторону.
– Черная «мазда»?
– Или «шкода». Я не уверен.
– Сколько человек стреляло по-вашему?
Сотник думает.
– Сколько стволов было?
– Два. С переднего сидения и с заднего. Стекла опустили... с нашей стороны.
– Лиц вообще не было видно?
Он качает головой.
– А что там поблизости, кроме «Кара-Кума»?
– Да это хороший, центровой район. Парковка, бутики.
– Солидные?
– Вполне.
– Солидные бутики иногда позволяют себе системы видеонаблюдения. Мы это проверим. А вы пока... вспоминайте своих врагов, Олег Валентинович. И – пока не вернулась Ирина – еще один вопрос: между вами и Прохоровой – никогда ничего?
– Никогда ничего. Должно же оставаться в мире что-то чистое. Дружба например. Женщины – всего лишь дрянные кошки. Из-за них не стоит... терять друзей.
– Ясно. Это позиция, – киваю я.
Возвращается Ирина с доктором, и мы прощаемся с нашим пациентом.
– Что он еще сказал? – интересуется она в машине.
– Что женщины – дрянные кошки.
– А он – грязный кобель!
– Не понравился?
– Нет. А тебе?
– И мне нет. Не знаю, почему. Не из-за кошек. Иногда, действительно, женщина мешает... ясно видеть этот мир.
– Потому что она украшает его.
– Она искажает его, так точнее. Украшает и тем самым искажает. Но я не обижен... на своих женщин.
– А на себя?
– На себя больше.
– Какие выводы по Сотнику?
– Проверим еще его девушку, его сотрудников, его контакты и сложим общую картину. Пока – нет никаких выводов.
– Поражаюсь, что у него есть девушка.
– Это его бухгалтер.
– Тогда понятно. Все колесики механизма должны вертеться и приносить пользу, – она снова поеживается, как от холода.
Мы едем в офис Сотника и до конца дня общаемся с персоналом. Светлана Лаврова – тихая, безликая девчушка, которая не позволяет себе даже громких сожалений о случившемся, вышколенная холодной требовательностью своего босса.
К вечеру мы устаем от обилия лживых штампов, высказанных по поводу трагедии. Сотрудники Сотника выглядят придавленными его властью даже в отсутствие начальника. И я почему-то думаю, что каждый из них, на самом деле, рад своему спасению от железной хватки босса хотя бы на время его больничного.
Наконец, прощаюсь с этим рабочим днем и Ириной и отправляюсь в кафе «Амур».
8. ОБЛАКО ОБМАНА
К вечеру немного теплеет. Совсем немного, но воздух оттаивает, отстает от машин и домов, густеет, словно оседает мутно-белым облаком.
В сумерках я подъезжаю к кафе и паркуюсь на обычном месте. На том самом, где я уже не раз думал: «Зачем? Зачем я ищу ее так настойчиво?»
И снова это «зачем?» задевает меня. Может, просто ущемленное самолюбие? Девушка отказалась общаться со мной и исчезла так внезапно. Это впервые, пожалуй, в моей практике. Но у меня нет особой практики. Только чувства. Я отнюдь не ловелас.