– Я знала, что с тобой будет прикольно, – говорит, вернувшись из душа, – но что так прикольно...
– Курить у тебя можно?
– Кури.
Я курю, и она засыпает. Потом я тоже ложусь на край ее дивана и думаю о том, что даже если бы она не спала, говорить нам было бы не о чем, несмотря на то, что мы из одного отряда, а может, именно поэтому.
Потом я тоже проваливаюсь в какой-то хаотичный сон, а утром она толкает меня в плечо.
– Илья, вставай. Нас ждет новый рабочий день.
Не целует меня, и я ее не целую.
Прощаемся у кафе, где я оставил на парковке свою машину.
– Удачи! – кивает она и пропадает из виду.
6. НОВОЕ ДЕЛО
На этот раз в кабинете Никифорова обсуждают погоду несколько человек: Ирина с золотисто-русой копной ослепительно блестящих волос, компьютерный гений Роман и Александр Васильевич. Общее мнение – зима затянулась, но ввиду ранней Пасхи без вариантов скоро должно потеплеть. Я присоединяюсь:
– А когда Пасха?
– Восьмого апреля.
– Ого! Рановато.
Генки еще нет. Но раз собрал не всех, значит, будем обсуждать дела вот таким тесным кругом. В этом тесном кругу радует глаз только Ирина. Я мысленно представляю ее в ярко-красном облегающем вечернем платье, в красных туфельках, с маленькой красной сумочкой на тонкой золотой цепочке. Ох, это уже не весна, а жаркое лето. Осталось дорисовать красной помадой ее губы...
Мне хочется спросить, есть ли у нее красное платье. Это что-то из «Матрицы» – не я придумал эту девушку. На самом деле, она одета в капри и свитер каких-то темно-синих тонов. В офисе, для коллег, она вовсе не стремиться быть шикарной женщиной. Но я видел у Генки ее фото на приемах, ее фото в дорогих ночных клубах, ее фото с нужными людьми в нужном месте в нужное время. И меня очень интересует, что же ее привело на путь Маты Хари – интересует намного больше, чем причины худышки Леди Х встревать в любую пальбу на дороге.
Вопрос об алом платье стоит на повестке дня в моей голове. Наконец, появляется Босс. Жмем руки. Но ладошку Ирины Генка подносит к губам.
– Ты не выспалась?
– Все отлично, – отрезает она.
Он скользит по ее лицу холодным взглядом. Она спешит открыть свой ежедневник.
– Итак, дело, которое на нас свалилось, в общих чертах, наверное, известно каждому. Речь идет об убийстве Прохорова.
Киреев кивает бородой и что-то черкает в блокнот. Все молчат.
– Мне ничего не известно, – говорю я.
– В прошлый понедельник был убит бизнесмен Прохоров, Виталий Владимирович, – повторяет для дебилов в моем лице Босс. – Обстоятельства следующие: в восемь вечера Прохоров и его друг – Олег Валентинович Сотник, вышли из ресторана «Кара-Кум» и направились в сторону автомобилей, припаркованных перед заведением. Оба подошли к машине Сотника (черная «тойота прадо»), еще о чем-то говорили, когда из авто, проезжающего мимо, открыли огонь. Машина не остановилась. В результате огнестрельного ранения в грудь и живот Прохоров скончался на месте. Сотник был ранен, сейчас находится в больнице, угрозы для его жизни нет. Милиция, прибывшая на место преступления, обнаружила шестнадцать гильз от автомата Калашникова калибра пять-сорок пять миллиметра. По факту убийства возбуждено уголовное дело. Следствие рассматривает различные версии, приоритетная – на почве личных неприязненных отношений.
– К кому? – интересуюсь я снова.
– К Прохорову.
– А чем он занимался вообще?
– Строительный бизнес, целиком легальный. Профессиональная деятельность вне подозрений.
– И кто обратился к нам с этим? – спрашивает Ирина.
– Его жена – Прохорова Ольга Николаевна, вдова то есть. Ему было тридцать четыре года, остался сынишка шести лет. Она не верит, что милиции это по силам. Заказное, наглое убийство.
– А кто этот Сотник? – спрашиваю я снова.
– А Сотник – менее известный, но тоже довольно успешный бизнесмен. Тридцать девять лет от роду, директор «Tetnet» – софтвеерной компании: Интернет, программное обеспечение, ничего в этом не понимаю, но Рома разберется.
– Но если Прохоров был убит случайно, а заказ был направлен на Сотника, – Кир чешет бороду.
– Да, в том то и дело, – кивает Генка. – Это не очень простое дело. Как бы двойная работа, я понимаю. Поэтому сделаем так. Илья и Ирина – возьмутся за Сотника, поговорят по душам и покопаются в его делах. Рома проверит его бизнес. АлВас разберется в связях убитого Прохорова – были ли там «неприязненные мотивы». Это пока предварительно. На эту предварительность – два дня. Послезавтра утром обменяемся информацией и будем думать дальше.
Совещание окончено. Радует только то, что я попал в команду с Ириной, а не с бородатым Киром. О выжившем Сотнике у меня нет никаких мыслей.
– А почему он до сих пор в больнице? – спрашиваю я у Генки.
– А почему бы ему там и не быть? Что-то повреждено там серьезно, ключица пробита что ли. На месте разберетесь.
АлВас косится на меня подозрительно. Подозревает в дилетантизме – не иначе. Ирина захлопывает блокнот.
– Свободны?
И я думаю о том, чем будет заниматься сам Генка. Не иначе, как продолжать задушевные беседы с вдовой Прохорова...
Мы выходим из офиса, Ирина запахивает куртку и ежится.
– Да где же весна эта?
Идет к моей машине.
– Сама не водишь?
– Вожу, но не на работе. Я нервная, а повсюду пробки и посты. Откуда ты приехал?
Очень глупый вопрос. Очень.
– Я в Москве, значит, я москвич.
– Ясно. Что думаешь по Сотнику?
– Ничего не думаю. Сейчас пообщаемся. То есть... ты пообщаешься, прольешь бальзам на его израненную... ключицу.
– Шутник ты однако, – она улыбается. – Ты легкий человек, мне кажется. Никифоров сказал, ты профи.
– У меня было свое бюро... в Киеве.
– В Киеве? Ясно. И что там?
– Тоже зима.
– А в бюро?
– Надоело. Здесь больше драйва.
– Драйва? Так ты это называешь? Ну, возможно, – она усмехается.
– А ты?
– Что?
– Почему в «Спартаке»?
Она не отвечает. И я вдруг совсем иначе вижу ее грустное, бледное лицо, обрамленное светлыми волосами. И вопросы о красном платье отпадают сами собой. Можно было догадаться...
– Ясно, – повторяю я за ней.
– Что тебе ясно? – огрызается она и продолжает с глухой обидой на весь мир: – Ты знаешь, как я его люблю? До какой степени? «Очень» – это слабо сказано. Я все бросила: подиум, карьеру в рекламе, свои маленькие телероли, чтобы быть рядом с ним, чтобы быть ему полезной, чтобы ему удобнее было мной пользоваться! Но, если бы он хоть что-то чувствовал, не стал бы подкладывать меня в постель к нужным людям – ни ради какой информации, ни ради какой цели, ни ради какого задания! Понимаешь меня? Он ничего ни к кому не чувствует. Живет одним эхом войны, словно у него внутри разорвалась бомба. Я потом только сообразила, что так все и осталось по-прежнему: он в своем мире, а я – в своем, но рядом.
Я явственно вижу перед собой стальные глаза Генки и понимаю, что это – целиком в его стиле.
– Сейчас не встречаетесь?
– Очень редко, когда ему уж совсем пойти некуда. Но это... как свидания без слов, в пустоте и темноте.
Зачем она рассказала мне это?
– Зачем я рассказала тебе это?! – поражается она сама.
– Потому что мы – маленькая команда. И как командир нашей маленькой команды, я скажу тебе, что рано или поздно самая сильная боль проходит, самая страшная печаль забывается.
Она кивает головой.
– Да. Еще говорят: время лечит. И я очень хочу, чтобы это в конце концов прошло... это все, эта мука. Но мне кажется, что она пройдет вместе с моей жизнью.
– Не выдумывай!
– Так я чувствую. Но...
Ее губы находят забытую улыбку.
– Но что?
– Но мне казалось, что это я командир нашей маленькой команды, а ты – новичок.