– Значит, вы так работаете? Твои подчиненные могут не знать всего о заказах? То есть непрозрачно?

         Я спрашиваю это просто с познавательной точки зрения. Но Никифоров резко качает головой в ответ.

– Стоп, стоп! Эти вопросы не входят в твою компетенцию.

         И я невольно опускаю глаза перед сталью этого парня.

– Да я просто.

         Он снова невесело усмехается и хлопает меня по плечу.

– Ты сейчас журналиста напоминаешь, который решил разнюхать сенсацию, а не моего собственного сотрудника.

         Звучит странно – «моего собственного», но я тоже усмехаюсь.

– Просто сравнил со своим бюро.

– Как известно, твое бюро почило в Бозе, безвременно усопло, – Генка улыбается уже веселее и вдруг предлагает: – Помянуть не хочешь? Мы – люди не публичные, негламурные, но модные места надо знать. Как?

         Меня вовсе не привлекает перспектива провести под прицелом ухмылок Никифорова остаток вечера, но я соглашаюсь.

         О, знаменитые московские тусовки! Я понимаю, что для нашей импровизированной мини-вечеринки Генка выбрал не самый шикарный клуб, но и здесь мне встречаются лица, странно знакомые из телепередач, рекламных роликов и обложек глянцевых журналов. Ощущение такое, что здесь, внутри огромного воображаемого телевизора, эти герои самые настоящие, живые и реальные, а я сам – какой-то мультяшный, нереальный и неживой.

         Мы пьем виски, вокруг – шумно и хаотично. Генка с кем-то здоровается, с кем-то даже целуется, кому-то указывает на меня, я тоже что-то отвечаю и улыбаюсь. Но в целом – мне не очень весело. Может потому, что я чужак. Может, потому что мне недавно исполнилось тридцать восемь.

– Нравится?

– Нравится.

         А может потому, что я не из Рыбинска и не с войны, а из стольного града Киева.

         От виски энергии не прибавляется. К нам подсаживается девица лет двадцати пяти, в ярко-красной куртке с розовым мехом и в высоких, тоже красных, сапогах из сказки Шарля Перро. Между курткой и сапогами – ноги в чулках. Ноги кажутся настоящими, а сама она – почему-то нет. Генка подмигивает мне и весело нас знакомит:

– Это Илья. Это Лада.

– Приятно.

         И дальше – в том же духе до тех пор, пока нас не выплескивает в ночь. Генка закуривает сотую за вечер сигарету.

– Нет? Не по душе?

         Я пожимаю плечами.

– Здесь душе-то и спрятаться некуда от грохота.

– Не такой уж и грохот! Иногда надо расслабляться. Это красивое место. А Лада – дочка Мамонова, одного ресторатора. Но у папика ей скучно тусоваться.

– А ты женат?

– Нет. Не берут меня, – смеется Генка. – Так, на ночь берут, а надолго – нет. Я ж Мальдивы никому не обещаю.

– А ты именно принцессу хочешь? – уточняю я.

– Честно – никого не хочу. Я когда сюда приехал – в восторге был от всей этой маеты – от дорогих сигар, от качественного секса, от кокаина, от клубов. Думал перебить то, что там...

         Он обрывает сам себя, умолкает.

         И продолжает неожиданно:

– А на самом деле – затратно и невесело. Подкинуть тебя домой или будешь такси ловить?

– Буду ловить.

         Он не прощаясь садится в свой «мерс» и уезжает. А я остаюсь перед клубом. Потом беру такси и, кажется, засыпаю прямо в машине.

2. «АМУР»

         Первый день слежки ушел за горизонт. Даже встреча в офисе с хмурым Никифоровым уже позади. Банкир вел себя адекватно – сидел в кабинете, ужинал с партнерами в ресторане и благополучно вернулся домой. 

         И я тоже мог вернуться домой. Но нужно было где-то перекусить, и я зашел в кафешку «Амур» неподалеку от моей квартиры. И теперь сижу за столиком и жую жесткую свинину с подгоревшей картошкой фри – невкусную и нездоровую пищу. Передо мной газета с неинтересными новостями. Вокруг – незнакомые, непривлекательные лица. Девушки у бара... в недорогой одежде. Кафе явно не блещет шиком. Многолюдно и накурено. Сквозь сигаретный чад еще просачивается запах жареного масла и чего-то несвежего. Может, так пахла свинина до того, как ее приготовили...

         Я ем и думаю о том, что даже в самых дешевых фаст-фудах обычно бывает чище, что можно было пойти в «Макдоналдс» на углу, а я почему-то свернул сюда. В конце концов, можно было заказать пиццу по объявлению, а не дышать гарью этого заведения. И в то же время я продолжаю жевать и созерцать публику. Рядом со мной что-то дожевывает молодой парень в кепке. Мне почему-то кажется, что это студент-заочник какого-нибудь непопулярного, например, математического факультета. Он торопливо уходит, официантка торопливо протирает стол, место парня занимает девушка с порцией такого же нездорового на вид фри, как и у меня. Я отворачиваюсь к окну, и в темном окне вижу, как ее отражение пытается наколоть что-то вилкой в тарелке так быстро, словно это что-то может уползти. Тянется за солью, я вежливо подаю ей солонку.

– Пожалуйста...

– Спасибо, – кивает она.

         И только теперь я вижу ее лицо, немного заслоненное упавшими каштановыми волосами. И это лицо заставляет меня позабыть обо всех остальных посетителях кафе... У нее милые и тонкие черты, смуглая кожа и огромные зеленые глаза. Даже в тусклом свете кафе – это два сияющих зеленых огня. Она не очень молода, сухость черт и линий фигуры говорит о том, что ей не меньше двадцати восьми, а может, и все тридцать, и это были не самые легкие годы ее жизни. 

– Здравствуйте, – вдруг говорю я.

         Она усмехается:

– Здравствуйте.

– Приятного аппетита.

– Взаимно.

– Вам здесь нравится?

– Что может здесь нравиться? – она пожимает плечами. – Здесь можно быстро и  недорого поесть после работы. Вот и все, что мне здесь нравится. 

– Вы работаете в этом районе?

– Да. Наверное, ради посещения этого кафе, я бы не ездила на другой конец города.

         Она смотрит на меня без доброты. Ее зеленые глаза излучают холод. Она не бывает немотивированно добра к незнакомым.

– Илья, – представляюсь я и протягиваю через стол руку.

– Лариса, – говорит она и подает мне соль.

         Я усмехаюсь.

– Вы очень любезны.

– А вы здесь случайно?

– Живу поблизости. Не знал, что тут настолько невесело. Я совсем недавно приехал. А вы москвичка?

         Ее длинные, темные губы кривятся. 

– Никогда не задавайте в Москве этого вопроса, иначе вас побьют. Вы в Москве, значит, вы москвич. Вы в Париже, значит, парижанин.

– А если я в Нью-Йорке?

         Черты ее лица чуть-чуть добреют.

– Думаю, в Нью-Йорке нет таких плохих кафе.

– У нас в Киеве тоже нет.

         Она отмахивается:

– И ничего не рассказывайте! Охота вам говорить! Мне это все равно.

– А вы откуда?

– И я тоже не буду рассказывать. Было бы что-то интересное, рассказала бы, а так – нечего.

– Снимаете жилье здесь?

– Ну, да. Как все. Нас шестеро в однокомнатной квартире, между кроватями пройти невозможно, на кухне – хозяйка живет. В ванную утром очередь, туалет всегда занят. Девчонки официантками работают, в домах горничными. Интересно вам это?

– Да. А вы кем работаете?

– И я тоже.

– Горничной?

– Какая разница?

– А учились на кого?

– Историк, преподаватель истории. А вы?

– Юрист.

– И кем работаете? Олигархом?

– Нет, по специальности.

– И живете один?

– Да.

         Она кивает.

– Семья дома осталась?

         Ох, маленькая женская хитрость...

– Нет, у меня нет семьи.

– Кончилась?

– Не было. Моя девушка... погибла.

         Это звучит трагично. Погибла? О ком я говорю? Может, я имел в виду Машу? А может, это Эльза погибла для меня в тот день, когда я ее спас? А может, Иванна... и погубила заодно мою маленькую Энжи? Наверное, в моих глазах отражается что-то жуткое, потому что Лариса спешит отвести взгляд.

– Простите.