Энжи смотрит на меня как на сумасшедшего.

– Это невозможно! Этого ты не сделаешь никогда!

– Помоги мне встретиться с Заком!

– Это невозможно!

– Почему? Зак – обычный смертный, как ты или я. Почему я не могу поехать в Москву и поговорить с ним об этом деле?

         Ее глаза округляются.

– Не знаю, где ты раздобыл эту информацию, но Зак никогда не выйдет из тени ради встречи с тобой...

– А с тобой?

– Я не сделаю ничего для этого!

– Почему?

– Потому что решение принято, и я не имею права ни с кем его обсуждать.

– Но это ошибочное решение!

– В таких делах ошибок не бывает!

– Даже Бог ошибается, Энжи. А решение о смерти Иванны принял не Господь Бог... Разве Бог не ошибается?

– Бог?

         Ее глаза наполняются черными слезами.

         Если бы Бог не ошибался... не было бы никакой войны. Она жила бы с отцом в Грозном, училась бы в университете, мечтала бы об успешной карьере, семье и детях, а не носилась бы дорогами чьей-то мести...

         Ей всего девятнадцать лет. Я не знаю, как она рассуждает. Но я вижу, как по ее лицу ползут огромные слезы и смешиваются с кровью, струящейся из рассеченной губы.

– Бог не ошибается, – говорит Энжи. – Ошибаются только люди... когда верят другим.

30. УВОЛЬНЕНИЕ

         Я оставляю ее связанной, но живой. Я оставляю ее, оставляю ей ее оружие и уже через полчаса причаливаю к офису Иванны. Сердце не на месте. Мне вдруг приходит в голову мысль, что Энжи могла затеять это все просто, чтобы отвлечь мое внимание, могла перезаказать Иванну... Никто не даст гарантии, что она работает самостоятельно.

         Иванна выходит с Симой. Тот, заслоняя ее собой, провожает до машины и открывает ей дверцу. Парень внимателен. Просто молодец, не то, что я. Результат с Энжи – это ни «да», ни «нет». Это промежуточный результат.  Если результат вообще.

– Как ты провела день? – спрашиваю у Иванны.

         И вдруг вспоминаю нашу утреннюю ссору в ее офисе, слезы, которые я не сумел сдержать, и – как отражение – слезы Энжи.

– Как обычно, – отвечает она спокойно. – Устала...

– Ты ужинала?

– Да, в офисе.

         Отрываю руку от руля и кладу на лоб. Жар, кажется.

– А твой день?

– Так себе.

– Результат?

– Промежуточный.

         Она усмехается. По ее мнению, что бы я ни предпринимал, стрелка результативности не сдвинется с нуля. Я уже не спорю с ней, но теперь, по крайней мере, я вижу направление, в котором буду толкать эту неподвижную стрелку. И я расшибусь, но сдвину ее!

         Раньше я не знал, от кого или от чего должен защищать Иванну. Было несколько покушений, но исполнителей так и не установили. Не знаю, что с ними стало. Это истории, которые закончились.

         Теперь началась история Энжи. Очень непростая история. Потому что я ее знаю. Она мне близка. И мне не все равно, что с ней случится.

– О чем так задумался?

– Дни увеличиваются.

         Когда мы входим в непроглядную темень ее квартиры, мне начинает казаться, что жар усиливается. Присутствие Иванны не успокаивает меня, дневное напряжение не проходит. Я не могу избавиться от мыслей об Энжи, брошенной связанной в пустой квартире. Влага ее слез не высыхает из памяти.

         Нелегко вести дела с женщинами. С женщинами-жертвами и с женщинами-убийцами – одинаково нелегко.

– Когда я вспоминаю свою жизнь, не могу припомнить ни одного счастливого дня, безоговорочно счастливого, – говорит вдруг Иванна. – Кажется, таких дней не было. Просто не было. Обычно я спрашиваю людей, были ли они счастливы. Некоторые говорят: «Когда родился мой ребенок», «Когда я поступил в институт», «Когда меня взяли на работу». Один клиент сказал: «Когда я его убил». Он убил – и решил все свои проблемы одним махом. Я добилась для него минимального наказания. Через год он вышел на свободу – и это тоже был счастливый для него день. Но о себе – не могу сказать ничего такого. А ты?

– Я...

         Стоит задуматься. Иванна очень критична. И ее аналитический склад ума мешает ей чувствовать. Мне тоже что-то мешает... Жар что ли...

– Ты был счастлив со своими женщинами?

– Я плохо помню.

– А когда стал чемпионом по боксу?

– Может... Но это стирается. Как ощущение опасности, как боль. Чувства не вечны, это тревожит меня больше всего.

– Хорошо, что чувства не вечны, – улыбается Иванна. – Иначе пришлось бы намного тяжелее. Почему ты не хочешь ничего рассказывать?

– Ты знаешь достаточно. Разве нет? Ты же составляла досье... или что-то в этом роде, прежде чем предложить мне работу...

         Я правда, не хочу говорить. Не хочу думать о том, что было и чего не было. Тем более – о счастье и несчастье.

         Снова звонит мобила и говорит голосом Энжи:

– Я не могу развязать руки!

– А телефон чем ты держишь?

– Зубами!

– Энжи, дорогая, я не могу сейчас приехать...

– Я никогда не была ни с кем, кроме тебя, ты знаешь. Но теперь – я не хочу быть одна. Мне плохо... после тебя, как ты и говорил. Я не хочу выть здесь с тоски!

– И я хочу быть с тобой, но я сейчас не могу, я на работе.

– Скажи ей, что я ничего ей не сделаю!

– Она очень напугана.

– С ней ничего не случится, я тебе это обещаю. Я договорюсь о твоей встрече с Заком... Завтра же... Я сделаю все, что смогу. Но сегодня я не хочу быть одна. Это не... не шантаж, не думай. Просто ты мне нужен, – ее голос срывается.

– Я приеду утром...

         Я ей верю. Она не врет и не заманивает меня в ловушку. И я тоже хочу быть с ней...

– Я приеду утром, – повторяю я. – Развяжу тебе руки, поцелую каждый твой пальчик... Энжи, подожди немного. Подожди меня, Энжи. Ты же недавно бросалась на меня с кулаками, ты должна остыть, – уговариваю я ее.

– Я хочу тебя.

– Остынь еще немного.

– Тебе нравятся холодные девушки?

– Я сумею вдохнуть в тебя тепло, моя прелесть. Ты очень красива, ты очень молода, ты восхитительна. Ты не можешь быть холодной...

– С тобой – нет.

         Наконец, она соглашается потерпеть. Я прячу телефон и вдруг замечаю за своей спиной Иванну. Она стоит, прислонившись спиной к темной стене, практически сливаясь с темнотой и задыхаясь от гнева.

– Ты уволен!

         Вот так? Посреди ночи?

– Убирайся сейчас же!

         Еще утром она хотела оставить мне все свое состояние.

– Уходи! Я не заплачу тебе больше ни копейки!

         Для меня все закончилось – я могу больше не заниматься этим делом, не заботиться о ее жизни, не пытаться спасти ее.

– Ты больше на меня не работаешь!

         Я киваю.

– Согласен. Ты хорошо это решила. Я не работаю на тебя больше – это правильно. Мы не будем больше видеться – это тоже очень хорошо. Не знаю, насколько я тебе неприятен, но обещаю, что появлюсь еще раз на твоем пути – в том случае, если я отменю заказ. Уверен, что охота на тебя – следствие ужасного недоразумения. И когда я это исправлю, я возникну перед тобой снова – не как призрак сегодняшней бессонной ночи, а как знак того, что все плохое в твоей жизни окончилось, и эти «последние дни» больше не повторятся...

         Она делает рукой непонятный жест, кажется, хочет спорить, но потом резко отворачивается и уходит вглубь своей темной пещеры. В ее глазах не проносится даже искорка надежды. Она уже не верит в свою жизнь. Ей она уже не нужна. Нужна только вот эта – сегодняшняя – ночь со мной. Но в эту ночь я не могу и не буду ей принадлежать. Потому что я забочусь о ней – даже после своего увольнения. Потому что думаю не об одной ночи, а обо всей ее жизни, о ее будущих детях, о ее семье, о деле Слуцких...

– Потому что я люблю тебя!

         Но это любовь в темноте. Любовь, не подкрепленная никакими действиями. Любовь – обещание лучших времен. Любовь-призрак.

         Я закрываю за собой дверь. Ей будет страшно, но она переживет это. Уверен, что переживет...