А мирок жил своей обыденной жизнью. Хромой Мануэль чинил башмак, двое охранников и трое заключенных резались в карты, толстый Хорхе по кличке Стебелек пытался согнать жир, занимаясь с огромными гантелями. Многие просто тупо сидели или лежали в тени, вовсе ничего не делая.

К Нику подошел совсем юный заключенный по имени Эктор, один из местных торговцев и менял, неплохо говоривший по-английски. Сам Ник уже нахватался испанских слов от Куаутемока, который периодически вставлял их в свою речь, и мог с горем пополам общаться даже с теми, кто английского не знал.

Эктор поинтересовался, не хочет ли тот сменять кроссовки на блок «Мальборо» или бутылку «Джонни Уокера». Ник вежливо отказался от сделки, притом что сигареты ему были не нужны, да и виски, по сути, тоже.

— Лучше поменять, — понизив голос, сказал Эктор. — Тебе все равно не надо.

— Почему это?! — удивился Ник.

— Тебя проиграл Фелипе. Я не должен говорить, так что ты меня не слышал.

Ник похолодел. Медленно, стараясь не проявлять интереса, он повернулся к играющим. Слава богу, Фелипе на него не смотрел. Широкоплечий наркоман и убийца с обритой наголо головой как раз сдавал карты. Ник вспомнил, что уже не раз ловил на себе его взгляд, а Куаутемок объяснял, что Фелипе очень не любит русских — имелись у него какие-то личные счеты. Вроде как он был наполовину кубинцем и считал почему-то, что именно русские убили его деда в 1961 году, когда тот высаживался в заливе Свиней с целью свергнуть Фиделя Кастро. Впрочем, никто не может знать, что творится в башке у наркомана.

— Спасибо, — поблагодарил Ник торговца. Тот пожал плечами:

— Я же ничего не говорил. Если передумаешь, добавлю пару банок сардин. Хороших сардин.

Ник по широкой дуге обошел играющих. Он прекрасно знал, что означает «проиграть». Собственно, это ничем не отличалось от тех уголовных правил, о которых он слышал еще в России. Правда, дома это считалось неким анахронизмом, уцелевшим лишь в романах про сталинские лагеря или телесериалах о тюремной жизни, но Мексика потому и была Мексикой, что здесь цивилизация сочеталась с варварскими правилами и традициями.

Ник видел, как утром недосчитываются на поверке одного из заключенных, а потом находят его лежащим с перерезанным горлом на койке или вообще утонувшим в выгребной яме. Конечно, многие были просто жертвами разборок или мести, но кое-кто — и «проигранным».

Куаутемок сидел на своем обычном месте, окутанный клубами дыма. Когда Ник рассказал ему о словах Эктора, мексиканец задумчиво почмокал губами и произнес:

— Это очень плохо.

— А если я обо всем расскажу Хесусу? Или Исраэлю?

— Тебя посадят в одиночку, наверное… Но Фелипе все равно будет стараться тебя убить. Иначе убьют его. Наймет кого-то, и в одно прекрасное утро ты съешь свой завтрак, и он станет последним.

— Э-э… И что мне делать?!

— Убить Фелипе, — пожав плечами, ответил Куаутемок.

— Я не боец. Я не смогу его убить. У меня даже нет оружия.

— Во времена Кецалькоатля было изобилие всего, необходимого для жизни, — неожиданно начал Куаутемок. — Было много кукурузы, тыквы-горлянки росли толщиной в руку, а хлопок был всех цветов, и его не нужно было красить. Множество птиц с богатым оперением наполняли воздух своим пением, а золота, серебра и драгоценных камней было видимо-невидимо. Во время царствования Кецалькоатля был мир для всех людей.

Но это блаженное положение дел было слишком благополучным, слишком счастливым, чтобы длиться долго. Завидуя спокойной и радостной жизни бога и его народа, тольтеков, трое злобных черных магов замыслили их извести. Они наложили злое заклятье на город Толлан, и Тецкатлипока встал во главе этого полного зависти умысла. Переодевшись в седого старца, он явился во дворец Кецалькоатля и сказал слугам: «Прошу вас, проведите меня к своему хозяину, к царю. Я желаю поговорить с ним».

Войдя в покои Кецалькоатля, коварный Тецкатлипока притворился, что очень сочувствует больному богу-царю. «Как ты себя чувствуешь, сын мой? — спросил он. — Я принес тебе лекарство, которое ты должен выпить, и оно положит конец твоему нездоровью».

«Добро пожаловать, старец, — ответил Кецалькоатль. — Я давно знал, что ты придешь. Я очень хвораю. Болезнь охватила весь мой организм, я не могу пошевелить ни ногой, ни рукой».

Тецкатлипока заверил, что если он попробует принесенное лекарство, то немедленно почувствует облегчение. Кецалькоатль выпил снадобье и сразу же ощутил улучшение.

Хитрый Тецкатлипока заставил его выпить еще одну чашу зелья, а так как это было не что иное, как пульке, то он быстро опьянел и стал мягким, как воск, в руках своего противника.

Ник вопросительно посмотрел на мексиканца, который загадочно улыбался.

— Что там предлагал тебе добрый Эктор? — напомнил Куаутемок.

— Блок «Мальборо» или бут… — Ник осекся. — Ты предлагаешь напоить Фелипе и расправиться с ним? Но как это сделать?

— У тебя есть друг. Меня он не любит, но тебе поможет, если ты попросишь.

Бад? Ник сильно сомневался, что бывший инфотрейдер готов рисковать собой ради него. С другой стороны, если Ника убьют, он останется здесь совсем один… Притом он постоянно ноет, что терять ему нечего, пожил хорошо, и так далее…

— Сделайте все по-умному, — продолжал Куаутемок. — И не тяните, потому что Фелипе может вас опередить.

…Бад осторожно подошел к Фелипе. Бритый убийца сидел на корточках возле своей камеры и мрачно смотрел себе под ноги, сощурив глаза. Вчера вечером он сильно перебрал местного самогона, вонючей, но крепкой бурды, которую периодически протаскивали в тюрьму и даже гнали во «внешней зоне». Сейчас, ранним утром, Фелипе было очень плохо, его мутило.

— Какого черта тебе надо?! — окрысился он на Бада. Фелипе долгое время жил в Майами, вертелся среди тамошней кубинской мафии и по-английски изъяснялся не хуже любого гринго.

— Поговорить.

Фелипе несколько опешил от такой наглости со стороны хилого русского.

— Лучше уйди, а то я наблюю на тебя, и ты утонешь, — проворчал он, громко икая.

— Я принес тебе лекарство, — сказал Бад и показал бутылку «Джонни Уокера», которую прятал под одеждой. Ночью они с Ником растворили в виски несколько капсул секонала — сильного снотворного, которое в довесок взяли у Эктора взамен на кроссовки.

Здоровяк должен был вырубиться, после чего его следовало убить. Других вариантов просто не существовало.

Охранник на вышке лениво наблюдал, как двое заключенных о чем-то говорят.

И охота им подскакивать в такую рань, тем более оба не ходят на работы и могли бы дрыхнуть до полудня, пока не принесут жратву…

— О! — глаза Фелипе прояснились. — Ты неплохой парень, как я погляжу! Что, тебе понадобился приятель?

— Я знаю, что ты прикончишь второго русского. Это из-за него я здесь. Думаю, это будет справедливо.

— Конечно, — снова икнув, подтвердил бритоголовый. — Я убью его. Но с этим лекарством я убью его еще быстрее. И тебя никто не тронет пальцем в этой дыре. Я даже могу поговорить с Хесусом, чтобы тебя выпустили.

Разумеется, Фелипе врал, думая только о похмелье. Наверное, Ник мог бы сейчас попробовать справиться с ним и без дурманного зелья, но Фелипе не был идиотом и просто не подпустил бы его близко. А Бад выглядел именно тем, кем надо: несчастным бледнокожим туристом, угодившим в неприятности и ищущим покровительства.

— Давай, давай, — поторопил Фелипе, протягивая руку за бутылкой. Бад протянул ему виски, но неожиданно наркоман что-то заподозрил. — А ты не выпьешь со своим новым другом?!

— Я?! В-выпью… — пробормотал Бад, отвернул алюминиевую крышечку и сделал маленький глоток. Фелипе внимательно следил за ним, подобравшись. Баду ничего не оставалось, как сделать еще глоток… И еще…

— Хватит! — рявкнул Фелипе, отобрал бутылку и серьезно к ней приложился. Бад стоял рядом, практически чувствуя, как секонал вместе с алкоголем всасывается в кровь.

Ничего страшного, убеждал он себя, если отрублюсь, то мекс подумает, что я так слаб насчет алкоголя…