То, что переходит от старой формы к новой, — не старая индивидуальность, которая, как и тело, была лишь сосудом для духа, и не абстрактные умозрения разума, как считали перипатетики. Новую форму могут оживить только сильное стремление или мечта, наиболее же всего — горение духа, героическое устремление познать Истину и принести ее свет людям.

Поэтому, как Сократ и Христос, Бруно был уверен, что своей смертью, подвигом Истины, он побеждает смерть — не только для себя, но для многих, кто может воодушевиться его «героическим энтузиазмом». Такая смерть — наибольшее возможное для смертного человека приближение к бессмертию. Жертва конечной жизнью ради жизни бесконечной и универсальной есть наилучшее оправдание бытия человека на земле и кратчайший путь к бессмертию. «Смерть в одном столетии дарует жизнь в грядущих веках».

Вселенная.Дж. Бруно фактически отождествляет Единое и Вселенную. Это и понятно: если две первые «ипостаси» Единого — форма и материя, то их соединение не может быть трансцендентным Единым Плотина, но должно воплощать в себе Вселенную в ее целостности. «Итак, Вселенная едина, бесконечна, неподвижна... Она не материя, ибо она не имеет фигуры и не может ее иметь, она бесконечна и беспредельна. Она не форма, ибо не формирует и не образует другого ввиду того, что она есть все...» Внутри Вселенной движение вечно, но сама она не движется, ибо она заполняет собою самй всю себя. По той же причине она не возникает и не уничтожается. «Сама природа... есть не что иное, как Бог в вещах».

Поток царствует во всем: «Ничто изменчивое и сложное в два отдельных мгновения не состоит из тех же частей, расположенных в том же порядке... Ничто нельзя дважды назвать тождественным самому себе».

Все вещи естественно стремятся к самосохранению под действием «естественного импульса искать то место, где оно (тело) может лучше и легче сохранить себя и поддержать свое настоящее существование; ибо к этому одному стремятся все естественные вещи, каким бы неблагородным ни было это стремление».

Жизнь во Вселенной, по мнению Бруно, есть правило, а не исключение: «Мы полагаем, что для живых существ нашего рода обитаемые места редки... однако не подобает считать, что есть часть мира без души, жизни и ощущения, а следовательно, и без живых существ. Ведь глупо и нелепо считать, будто не могут существовать иные существа, иные виды разума, чем те, что доступны нашим чувствам».

Атомы.Понятие «Абсолютного Минимума» Кузанца Бруно переосмыслил как «первую материю» и «субстанцию» вещей. «Единое состоит из неделимых» . «Природа осуществляет деление, которое может достичь предельно малых частиц, к которым не может приблизиться никакое искусство с помощью своих орудий».

Из Минимума — атома, монады — развертывается все посредством движения. Так в геометрии неподвижная точка содержит все фигуры в свернутом виде и посредством движения развертывает их все. Бруно отрицает аристотелевскую концепцию движения, согласно которой любое движение предполагает внешний толчок. «Движение атомов происходит от внутреннего начала».

Минимум, т. е., атом, содержит в себе потенцию всего, как одна искра — возможность мирового пожара. Кампанелла справедливо замечал, что у Бруно «Атом есть Бог».

Этика героического энтузиазма.Бруно отвергает личное бессмертие как основу нравственности. «Ибо, если даже и ждем иной жизни и иного существования, то все же та наша жизнь не будет такой, какой мы живем сейчас. Ибо эта жизнь проходит навеки без всякой надежды на возвращение». Но раз жизнь кратка, ее надо до предела наполнить деятельностью, трудом, созиданием.

Сам Бруно воплощал в своей жизни образец героического энтузиазма. Служение истине в наш «железный век», — говорит он, — необходимо сопряжено с героизмом. «Героический энтузиазм» означает «ту достойную восхищения душевную напряженность, свойственную философам», которая возвышает человека как над физическими муками, так и над самой смертью.

«Я в своих мыслях, словах и действиях не знаю, не имею и не стремлюсь ни к чему иному, кроме искренности, простоты и правды. Именно так и будут судить обо мне там, где не поверят, чтобы героические дела и заслуги были бесплодны и бесцельны...»

Литература

Августин Аврелий. Исповедь Блаженного Августина, епископа Гиппонского. М., 1991.

Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М., 1995.

Антология средневековой мысли. Теология и философия европейского Средневековья. Т. 1 -2. СПб., 2001-2002.

Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. М., 1990.

Жильсон Э. Философия в Средние века. От истоков патристики до конца XIV века. М., 2004.

б. Бл. Иоанн Дунс Скот. Избранное. М., 2001.

Св. Иустин. Философ и мученик. Творения. М., 1995.

Либера А. де. Средневековое мышление. М., 2004.

Коплстон Ф. Ч. История средневековой философии. М., 1997.

Коплстон Ф. Ч. Аквинат. Введение в философию великого средневекового мыслителя. Долгопрудный, 1999.

Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979.

Мейендорф И. Ф. Введение в святоотеческое богословие. Конспекты лекций. 2-е изд. Вильнюс; М., 1992.

Оккам У. Избранное. М., 2002.

Соколов В. В. Средневековая философия. 2-е изд. М., 2001.

Философия Нового времени — эпоха самостоятельности разума, его освобождения от авторитетов прошлого. Во многом это освобождение было обусловлено расколом западноевропейского христианства в XVI в., создавшим «нейтральную» территорию чистой рациональности, которую стали осваивать лучшие умы. Стремление к самостоятельности было и в эпоху Ренессанса, но философы того времени все же оглядывались на античные источники. Новоевропейские же мыслители уповают на собственное мышление, усиленное эмпирическим познанием природы. Но освобожденный разум нуждался во внутренней дисциплине. Иначе он не мог бы стать эффективным инструментом для добывания истин, преобразующих среду человеческого существования и превращающих мир в комфортное место обитания разумных существ. Не случайно на первый план философских исследований в Новое время вышла проблема метода. Но вскоре выяснилось, что однозначные методологические рецепты выработать не удастся. Одни философы считали, что разум может открывать новое и без участия опыта, другие полагали, что сам по себе, без помощи чувств, он не может справиться с этой задачей. Расхождения по этому вопросу привели к возникновению рационалистической и эмпиристской линий. Первая идет от Декарта, вторая — от Бэкона. Но этих мыслителей объединяет стремление сделать человека центром и конечной целью своих изысканий. Новоевропейская философия была философией субъекта. Культ человеческой субъективности постепенно становился общим достоянием, и эпоха Просвещения узаконила эту тенденцию в культурном пространстве Европы. Кульминацией антропологии Нового времени стала система Канта, объявившего, что человек обладает «абсолютной ценностью». Кант, однако, избегал обожествления человеческого Я и настаивал на несовершенстве человеческого познания и воли. Его последователи, Фихте и Шеллинг, перешли эту границу и провозгласили укорененность человеческого сознания в Абсолюте. Гегель усилил эту тенденцию и теологически истолковал философию. Теоцентризм Гегеля и его учеников вновь пробудил интерес к античной и средневековой философии, для которой были характерны сходные ориентиры. Все это стало достоянием современной мысли.

Фрэнсис Бэкон родился в 1561 г. в Лондоне в семье лорда-хранителя печати. В течении трех лет учился в Кембридже, но, очевидно, схоластическая обстановка в университете не отвечала его характеру, и он покинул университет, так и не получив степени ради дипломатической службы и связанных с ней путешествий по Европе. После смерти отца основная часть наследства досталась его старшему брату, и Фрэнсис был вынужден вернуться в Англию и профессионально заняться юриспруденцией. Разносторонняя творческая натура Бэкона проявляла себя в научных экспериментах, литературных и научных сочинениях, большую часть которых он не довел до конца, в политике и придворной дипломатии. Его политические проекты в качестве члена палаты общин не нашли понимания при дворе, поэтому успешный карьерный рост Бэкона стал возможен только при новом короле, Якове I Стюарте. Бэкон становится хранителем печати, как его отец, лордом-канцлером (министром юстиции), бароном Веруламским и виконтом Сент-Альбанским, выгодная женитьба и наследство брата приносят ему богатство. Этой блестящей карьере был неожиданно положен конец, когда в 1621 г. Бэкона обвинили во взяточничестве и лишили всех должностей. Будучи на покое, Бэкон продолжил свои активные литературные и научные занятия. С целью реабилитироваться в глазах короля написал «Историю Генриха VII» (1621). Один из опытов с замораживанием органических тел окончился для Бэкона тяжелой простудой, от которой он скончался в 1626 г.