Эш поднял бокал в молчаливом тосте по направлению к закрытой двери библиотеки.
– Вы захотите вернуться домой, мисс Таунзенд, и единственное, о чем вы будете умолять меня, так это отпустить вас, прежде чем закончится месяц.
* * *
– Что ж! Я не могу припомнить более приятный обед! – Старый Блэкуэлл откинулся на высокую спинку своего стула. – И мои комплименты повару, Фрейзьер.
Эш улыбнулся словам деда, понимая, что это еще одно доказательство нового, очевидно, мягкого настроения старого монстра. Несмотря на все его ворчание, было ясно, что он решительно настроен миротворствовать на всех фронтах. Даже повариха миссис Эдгарс, с которой он боролся в течение нескольких лет, обвиняя ее в попытке сделать его толстым, удостоилась похвалы. Изумление Эша развеялось, когда он подумал, что явилось причиной этой перемены, если, конечно, дед не лгал по поводу своего здоровья.
«Нет, ты не можешь взять и умереть, любимый монстр! Ты все, что у меня есть».
Разговор вяло продолжался за едой, а Эш тем временем старался понять, как его угораздило вляпаться в этот кошмар. Одно дело, когда тебе читают нравоучения, и другое – попасть в подчинение к скучной американской нахалке.
– Вы едва прикоснулись к еде, мисс Таунзенд. Неужели поведение моего внука лишило вас аппетита?
Кэролайн покачала головой:
– Вовсе нет, мистер Блэкуэлл.
Дед улыбнулся:
– Вы можете называть меня просто «дедушка Уокер».
Эш замер в шоке, не донеся до рта кусочек торта, и быстро выпил, чтобы прийти в себя. «Дед Уокер? Что за…»
– Вы слишком добры, мистер Блэкуэлл. То есть дедушка Уокер. – Мисс Таунзенд смутилась, и Эшу пришлось прикусить язык, чтобы не вмешаться. Что происходит? Его дед, строгий пожилой джентльмен, никогда прежде не позволял никому, кроме членов семьи, подобную фамильярность.
– Не обращайте внимания на моего внука, – продолжал дед, окинув Эша темным взглядом. – Он беспокоится, что между нами такой крепкий альянс – вы и я. И ни один из нас не подвержен его обаянию.
– Пожалуй, это меньше всего беспокоит меня, дед. – Эш поставил свой бокал. – И если мисс Таунзенд теперь член нашей семьи, я уверен, было бы неуместно ее очаровывать.
– Ты скорее заставишь покраснеть Фрейзьера, – пророкотал дед. – Но посмотрим, может быть, ты убедишь меня, что я ошибаюсь.
– Думаю, – сказала Кэролайн, отодвинувшись от стола, – пора дать вам возможность выкурить сигару, и, если честно, мне нужно собрать вещи к завтрашнему отъезду. Так что прошу вас, джентльмены, извинить меня.
Кэролайн поднялась, мужчины встали, и дед поспешил произнести слова благодарности:
– Спокойной ночи и сладких снов, и спасибо, что согласились помочь мне.
– Спокойной ночи… вам… обоим. – Ее щеки порозовели, она кивнула и быстрым шагом вышла из комнаты.
Когда дверь закрылась за ней, мужчины снова сели и Эш глубоко вздохнул.
– Лондон расправится с ней, и довольно жестоко, и ты знаешь это. Она даже не переоделась к обеду, а ее манеры…
– Ее манеры вполне подходят моему дому, – возразил старый Блэкуэлл. – Лондон давно сдал свои высокие позиции, и, кроме глупостей, я ничего там не видел.
Эш сделал все, что мог, чтобы не отвернуться. Негативное мнение деда о светском обществе и лондонской знати росло с каждым годом. У него давно укоренилось чувство превосходства сельского жителя над городом, и он не делал из этого секрета.
– Глупо или нет, но они сделают это…
– Ее не интересует светская карьера, а из всего того, что мне известно о ней, мисс Таунзенд способна постоять за себя.
– Ей придется. Не буду же я вечно держать ее за руку…
– Она будет сдерживать тебя, Эш, а тебе придется оградить ее от всяких неприятностей! Мисс Таунзенд мне нравится. Она высказывает свое мнение без колебаний, и все, что говорит, верно! Кэролайн бесстрашная и, кажется, не имеет склонности к порывам женской фантазии или глупым играм. Сразу по приезде она узнала у садовника название каждого растения в моем саду и, насколько я помню, просиживала в библиотеке дольше, чем кто-либо другой. Она помнит имя каждого слуги в доме и не умеет… петь. – Дед улыбнулся на это последнее утверждение, словно заявлял о важном открытии. – Женщина, которая не умеет вышивать или играть на фортепьяно, но может цитировать Данте и Сократа, – вообрази это!
– Весь Лондон падет к ее ногам, – с сарказмом заметил Эш.
– Придержи язык! – Дед встал, и Эш поднялся следом. – По твоему молчанию за обедом я мог сделать вывод, что ты пренебрег моим советом и не извинился перед мисс Таунзенд. Более того, я подозреваю, что ты еще больше усугубил положение.
– Как ты заметил, мой шарм не произвел эффекта на мисс Таунзенд, дед.
– Хорошо! Это то, что я ожидал, и, если ты настолько глуп, что вздумаешь ухудшить отношения с женщиной, которая держит твое будущее в своих руках… что ж, тогда убедишься на собственном опыте, чем это кончится. – Дед повернулся и, не глядя на внука, продолжил: – Спокойной ночи, Эш. Я не хочу видеть утром, как вы уезжаете, так что желаю приятного путешествия. Удачи!
Дверь закрылась за ним, и Эш остался совершенно один и только тогда понял, что не он будет тем, кому нужна удача. Нет, она нужна мисс Кэролайн Таунзенд!
Кэролайн поднималась по лестнице в отведенную ей комнату, с каждым шагом все больше ненавидя то чувство унижения, которое охватывало ее. Исходя из описания, полученного от мистера Блэкуэлла, она ожидала увидеть неуправляемого испорченного шалопая.
Маленькая настырная американка. Она позволила злости выйти наружу, но слова Эша Блэкуэлла вернулись с большей силой.
Нет, Кэрол не ждала, чтобы мужчины оглядывались на нее, и не поощряла их к этому, так что равнодушие с его стороны не должно было удивить ее. Она никогда не думала о себе как о какой-то красавице, скорее как о посредственности. Но несмотря на мнение старого мистера Блэкуэлла по поводу ее иммунитета к обаянию Эша, Кэрол понимала, что это не совсем так. Вместо карикатурного капризного английского денди с безвольными руками и семенящей походкой молодой Блэкуэлл оказался высоким, широкоплечим мужчиной с копной золотисто-каштановых кудрей и пронзительными голубыми глазами. Вызывающе красивый. Ничего мягкотелого не было в этом мужчине, ни малейшего намека на никудышного человека. Когда Гордон Блэкуэлл заметил, что его праздный наследник требует внимательного присмотра, Кэрол втайне подумала, не преувеличивает ли пожилой господин ситуацию. Может быть, дело в простом непонимании и неправильном восприятии?
Кроме того, ее собственный двоюродный дед говорил, что ее отец был из породы артистических радикалов, поскольку он предпочитал архитектуру и философию финансам и политике.
Секунды, проведенные в обществе Эша, стерли ее сомнения и только подтвердили, каким сильным и невозможным он может быть. Ничего общего с провинившимся школьником. Это был опасный хищник, самоуверенный и по-настоящему искусный в охоте, а она сошла с ума, согласившись удержать его за хвост!
Вся ее гордость по поводу того, что она являет собой пример женской чувствительности, независимости и ученых достижений, испарилась в признании этой несомненной мужской красоты. И вместе со следующим вздохом одна лишь гордость позволила ей хоть как-то владеть собой, как будто его презрение не значило ничего.
Месяц назад Кэролайн получила приглашение от Гордона Блэкуэлла приехать в Англию, дабы помочь его семье, а заодно и познакомиться с Лондоном. Но Кэрол не призналась ни одной живой душе в истинной причине своего согласия. В обмен на скрытность мистер Блэкуэлл предложил щедрое вознаграждение, а именно двадцать тысяч английских фунтов. Это была солидная сумма, отметавшая всякие возражения, которые она могла высказать. Нет, она не призналась во всем тете Эмилии. И та просто решила, будто Кэролайн едет посетить друга деда, который предложил ей посмотреть Лондон.
В течение нескольких лет после смерти родителей Кэролайн зависела от благотворительности со стороны родных, благотворительности, которую они с недовольством оказывали ей. Ее дорогой дед никогда бы не поверил, что его собственный брат окажется таким жестоким, но после его смерти неодобрительное мнение двоюродного деда о ее отце стало поводом для изгнания их из достойного общества до того, как стало слишком поздно. А когда умер и двоюродный дед, то его старшая дочь Эмилия взяла Кэролайн на свое попечение. Но доброта тети Эмилии простиралась лишь настолько, чтобы, не дай Бог, не лишить собственных детей хотя бы одного пенни из их наследства. И воспитанием Кэролайн занимались только потому, что было понятно: скоро ей самой придется обеспечивать себя, не надеясь на счастливый поворот судьбы или богатого мужа.