Мама сделала вывод, что парень Дейрдре был членом ИРА. К тому же акцент девушки сильно отличался от того, с каким говорили южные ирландцы. Некоторые из них довольно часто останавливались в «Усадьбе». Когда Дейрдре впервые появилась у нас с рюкзачком за спиной и красной банданой на голове, мы приняли ее за странствующую студентку. Но мама проявила определенную осторожность. В разговоре на балконе она не стала спрашивать напрямую, был ли парень Дейрдре членом ИРА, — ошибиться в симпатиях в северо-ирландском конфликте было все равно что усесться голым задом на кактус. Потом, как ни вертись, уже ничего не поправишь.

— А может, твой Найси кого-то предал? — осторожно спросила она.

— Это его предали! Притворились, что рады его возвращению, а сами готовили убийство! Сочли, что его любовь есть акт предательства!

— Да, немало тебе довелось пережить, девочка. — Мама похлопала Дейрдре по руке, пытаясь осмыслить услышанное.

Похоже, что Дейрдре симпатизировала британцам, а Найси, должно быть, католик. Возможно, отец Дейрдре занимал высокий пост во временном правительстве или служил в полиции. Неужели Найси убили только за то, что он влюбился в протестантку? Классический роман между протестанткой и католиком? Возлюбленные с трагической судьбой Ромео и Джульетты? И в тот момент мама поняла: перед ней очередная героиня. Пока Дейрдре читала стихи, посвященные разлуке с Найси, о том, как они занимались любовью под кромлехом, о страсти, что вспыхнула так внезапно, мама сидела, задумавшись, и пыталась вспомнить, из какого романа явилась Дейрдре.

Девушка допила имбирный эль, и мама отвела ее в мою комнату. Сомнений у нее не осталось — Дейрдре истинная героиня. Уверенная в этом на сто процентов, она подоткнула ей одеяло и еще долго стояла рядом, любуясь, как засыпает красавица, приоткрыв розовые, как бутон, губки. На фоне бледно-голубой круглой подушки ее профиль напоминал камею. Без дурацкой красной банданы и мешковатых штанов она могла быть героиней романа из любого века. Ведь в литературе красота — понятие абсолютное. Красота всегда загадочна. Красота вечна, черт побери!

По скрипучей лестнице мама поднялась на чердак. Потянула за шнур и включила голую лампочку под потолком. Потом принялась искать ключи от книжного шкафа, которые прятала на широкой поперечной балке. Нашла, сдула с ключей пыль и только теперь заметила, как дрожат руки. Она ненавидела себя за то, что не знает, из какого романа явилась героиня. Мама отперла шкаф, где хранилась английская и ирландская литература, и сразу же потянулась к «Улиссу». Если бы Дейрдре звали Молли! Она перелистывала страницы в глубокой уверенности, что история Дейрдре близка по сюжету к судьбе этой героини. Она уселась на пыльный пол, опрокинула мышеловку, стоявшую в нескольких футах от ее обутых в сандалии ног, и читала, читала в тусклом свете лампочки. Она просмотрела «Портрет художника», [5]проклиная себя за то, что не удосужилась как следует ознакомиться с современной ирландской литературой. Хотя мама и была весьма начитанной, она постоянно ругала себя, если чего-то не знала.

Ее мать всегда требовала добиваться совершенства в других, более земных занятиях. Еду в котелке надо помешивать вот так, Анна-Мария. Опять ты оставила лампу включенной. Мясо надо нарезать вдоль прожилок, а не поперек, как ты. Погладь простыни! И косички у тебя заплетены криво. Чтоб купить такую же новую вазу, придется выложить сотни долларов!Она придумала для мамы прозвище Мармитон. Гораздо позже мама узнала, что по-французски это означает «поваренок». Единственным маминым утешением и убежищем стали книги. Сидя на чердаке, она перелистывала страницы и с упоением читала. Так она пряталась от насмешек. Она мечтала поскорее убраться из этого дома ко всем чертям. Отец разрывался между властной женой и дочерью, которая целиком и полностью находилась под материнским каблуком. Но, несмотря ни на что, девочка удивляла всех начитанностью и интеллектом. Мне кажется, что ее отец втайне мечтал о подходящем прибежище для нее — к примеру, о Лиге плюща. [6]Но тут на свет появилась я и пробудила у мамы романтическое стремление устроить лучшую жизнь для своей дочери. Мама могла наизусть цитировать целые страницы из «Поминок по Финнегану»; [7]но в ту самую ночь, когда она перечитывала свои драгоценные книжки, я переживала одно из самых неприятных приключений в своей жизни.

Снова загудела трасса М-80, и лошадь помчалась еще быстрей, будто и не несла никого на своей спине. Ветки хлестали по лицу. Всадник так туго натягивал поводья, что они впивались мне в предплечья. Я высоко подпрыгивала при скачке, казалось, что вот-вот слечу на землю. Приходилось изо всех сил вцепляться в гриву, чтобы удержаться. Похоже, Конор и Дейрдре жили во времена, когда седло еще не изобрели. Я боялась, что хлещущие по лицу ветки выстегнут мне глаза, поэтому крепко зажмурилась, постаралась расслабиться и приспособиться к галопу. Внезапно лошадь замедлила бег, всадник отодвинулся назад и больше не прижимался ко мне грудью, натянутые поводья ослабли. Я открыла глаза. Мы приближались к пруду Горация — прекрасной птицы там не было и в помине, давным-давно улетела.

Мужчина спешился. Затем протянул мне руку, но я лишь гневно сверкнула глазами и перекинула ногу через круп. Я хотела спрыгнуть, но сильные руки ухватили меня за бедра и бережно поставили на землю. Раньше мне были неведомы отцовские объятия, поэтому я не знала, как реагировать. Не дав мне опомниться, Конор крепко схватил меня за руку. Потом хлопнул лошадь по крупу и послал ее к пруду напиться. А сам, поднеся факел к лицу, внимательно разглядывал меня, продолжая удерживать за руку. Посмотрел прямо в глаза, на что я ответила вызывающим взглядом. Под плащом на нем была надета туника винно-красного цвета, скрепленная у горла золотой застежкой. На ногах грубые сандалии из кожаных ремешков, сплошь заляпанные грязью. Интересно, подумала я, почему он носит историческую одежду, ведь героини одеты по современной моде? Да еще и лошадь с собой притащил. Это был невысокий крепкий мужчина с накачанными мускулистыми руками и ногами. Судя по морщинкам вокруг глаз, ему было около тридцати — как маме. Густые русые волосы, а вот цвет глаз в отблесках факела никак не удавалось рассмотреть. Бородка расчесана, усы аккуратно подстрижены. Я ненавидела его за то, что он поднял меня за волосы, но следовало отдать должное: проделал он это очень ловко. И вообще с ним надо было держать ухо востро. Такой прихлопнет, как муху, и не поморщится. Но я ведь тоже не лыком шита.

— А ты что за злодей? — спросила я.

— Злодей! Ха! — Он отпустил мою руку и вытащил из-за пояса огромный меч. — Я Конхобар, король Ольстера! Предводитель воинов Красной Ветви! Командир Солдат Эрина! Повелитель Красной Ветви, Мерцающих Сокровищ, Румяной Ветви!

Все эти имена и прозвища ни о чем мне не говорили, я мало что смыслила в ирландской истории и литературе. В двенадцать лет прочла пару историй из «Дублинцев», [8]но почти ничего не поняла. Если бы я могла себе представить, что к нам заявится героиня Дейрдре, то более тщательно изучила бы мамины книги. Очевидно, мы обе что-то пропустили, поскольку это имя нам ни о чем не говорило.

— И какой хочешь потребовать выкуп?

— Тебе нечего бояться! Выкуп! — И он снова расхохотался мерзким смехом из низкопробной книжонки. Очень, между прочим, оскорбительным для девушки. — Не больше, чем за котенка.

— От моего деда остались кое-какие деньги.

— Ты меня не интересуешь. Только путаешься под ногами, и все. Да я могу прихлопнуть тебя, как муху, раздавить, как червяка. — Тут он для выразительности притопнул ногой. — Вот так, раз — и нет тебя! Я человек чести, а не похититель глупых девчонок. Ты мне нужна для того, чтоб помочь найти жену.