Джонс медлит. Причины, по которым «Альфа» желает видеть его, можно перечислить по пальцам, и ни одна не сулит ему ничего хорошего. Возможно, они хотят вышвырнуть его сами. Или его ждет некая страшная месть, которую они придумывали весь уик-энд.

Но нельзя же увиливать от них вечно. Он выходит из лифта, идет в комнату для совещаний. Ботинки бесшумно ступают по плюшевому ковру. Он нервничает и ничего не может с собой поделать. У самой двери он вытирает ладони о штаны, толкает дверь, входит.

Том Мандрейк прерывается на полуслове, аж зубы лязгают.

– Привет! – говорит Джонс. – Как делишки?

Клаусман смотрит на него из своего гигантского кожаного кресла глубоко запавшими глазами. С пятницы босс состарился лет на десять. Видно, что ему очень хочется двинуть Джонсу под дых.

– Садись, Джонс.

– У меня все нормально, спасибо.

Клаусман пожимает плечами – Джонс в жизни еще не видел такой неудачной попытки изобразить беззаботность. Потом его взгляд уходит куда-то в сторону, и голос подает Ева.

Она сидит не там, где обычно, а в самом конце стола, напротив Клаусмана. Лицо у нее каменное – она, конечно, предупреждала, что при «Альфе» будет вынуждена притворяться, но Джонс с некоторых пор берет под сомнение все, что она говорит.

– Думаю, излишне упоминать о том, как мы разочаровались в тебе.

– Я тоже так думаю.

– Десять лет. Вот сколько проработала эта версия «Зефир холдингс». Вот сколько пота и крови в нее вложено. Ты загубил труды целого десятилетия.

Джонс бросает взгляд на Клаусмана – тот сидит смирно и помалкивает. Ясно, что обвинителем выбрали Еву, но Джонс все равно обращается к Клаусману:

– Вы это серьезно? Вы в самом деле думаете, что «Зефир» был корпоративной Утопией? Ничего подобного. Работать в нем было дерьмово, и успешную компанию он изображал из себя дерьмово. Вы слишком беспардонно измывались над персоналом, а это палка о двух концах. «Зефир» убили вы, собственными руками, а я просто показал вам, что он покойник.

– Ах ты мелочь возникучая, мать твою, – произносит Блейк.

– Блейк, – тихо одергивает Клаусман.

Ева подается вперед, чтобы вернуть себе внимание Джонса. Вид у нее очень серьезный, и Джонс страстно хочет ее даже теперь, зная, что она попросту извлекает из ситуации максимум выгоды для себя.

– Джонс, мы не просили тебя утешать нас. Нам хотелось бы определиться, как действовать дальше. Если просочится информация, что экспериментальная компания «Системы Омега» рухнула, возврата назад уже не будет. Поэтому мы намерены вернуть «Зефир» в норму как можно быстрее. Ипросим, – она указывает взглядом на Клаусмана, – просим, чтобы ты нам посодействовал в этом.

Джонс не может удержаться от смеха.

– Это шутка?

– Тебя персонал определенно послушает.

Он обводит взглядом стол. Лица у всех как на похоронах.

– «Зефир» не вернется обратно. «Зефир» начинает новый проект. Цель его – выяснить, может ли компания быть успешной, не поедая собственных служащих. Вам придется с этим смириться. И перестаньте называть это катастрофой! Допустим – простите, если я подрываю чье-то мировоззрение, – допустим, что «Зефир» будет работать успешно, и при этом в нем будет хорошо работаться.

– О госсподи, – с отвращением цедит Блейк.

– Здесь не дилетанты сидят, Джонс, – говорит Ева. – «Альфа» не просто предполагает,что хорошие условия труда обратно пропорциональны производительности. Мы доказали это. Мы пробовали и так, и так. Пробовали то, что тебе пока еще в голову не приходило, и поэтому знаем точно: самоуправление – плохая идея. В «Зефире» высокая текучесть кадров и низкий моральный дух? Да, верно. Служащие все время жалуются? Да. Стала бы компания успешнее, обратив внимание на эти проблемы? Нет, потому что на этом уровне удовлетворенность персонала не дает повышения производительности. Люди не потому идут в секретари и торговые ассистенты, что им нравится отвечать на звонки. Знаешь, что будет, если позволить им работать меньше за ту же зарплату? Они ухватятся за такую возможность обеими руками. Это не мы, сволочи циничные, в «Альфе» выдумали – это факт. Тебе это может не нравиться и нам тоже, но мы хоть понимаем, что это так, и действуем соответственно. А ты, Джонс, не понимаешь. Ты воспользовался высоким, мо управляемым уровнем неудовлетворенности персонала и устроил этот свой бунт, потому что живешь в фантастическом мире.

– Ну, хватит, – говорит Клаусман. – Джонс, я спрашиваю тебя в первый раз и в последний: ты мне поможешь восстановить «Зефир»?

Атака Евы несколько поколебала Джонса, но он твердо уверен в одном: «Альфе» он помогать не будет. Зачем было звать его сюда – чтобы спросить об этом? Уж Ева-то должна была знать, что на такое он ни за что не пойдет. Клаусман, как видно, отчаянно хочет спасти свое корпоративное дитятко. Или…

Вот оно что. Он смотрит на Еву и чувствует боль в сердце. Ее взгляд тверд – она ждет ответа.

– Нет, – говорит он.

После этого все происходит примерно так, как он ожидал.

Ева поворачивается к Клаусману, разводит руками.

– Дэниел, вы не станете отрицать, что я вам это предсказывала.

– Джонс, бога ради, подумай, что ты творишь… – начинает Блейк, но Ева перебивает:

– Буду откровенна, поскольку обстоятельства того требуют. Во всем этом, Дэниел, виноваты вы сами. Вы давали персоналу слишком много свободы, хотя уровень их недовольства был нам известен. Вы взяли в «Альфу» Джонса. А теперь мы уже три дня только и делаем, что совещаемся. Мне больно говорить это, Дэниел, но «Зефир» перестал быть вашим. Компанию необходимо вернуть, зачинщиков уволить и сделать это необходимо прямо сейчас. А вам, Дэниел, нужно отказаться от своей должности.

Брови потрясенного Клаусмана взлетают вверх.

– Не навсегда, нет. Но сейчас кризис, и наши «Я» должны уступить общему делу. Вы основали эту компанию, Дэниел, но спасать ее придется другим. Это правда, сами знаете. Если бы ответственность за случившееся лежала не на вас, а на ком-то еще, вы бы их уволили в один миг. Не по злобе, не из желания наказать, а потому что этого требуют интересы компании. Того же потребуют от нас инвесторы и наши клиенты. Если они узнают, что мы после этого переворота не предприняли ничего радикального… вы и без меня знаете, что тогда будет. «Альфа» такого не переживет, Дэниел. Поэтому вы должны передать свою власть мне.

– Эй, эй… – вставляет Блейк.

– Вы же знаете, Дэниел, я права.

Блейк. Решения такого рода нельзя принимать во время…

Ева. У тебя уже был шанс, Блейк. В пятницу в пять часов вечера.

Блейк. При чем здесь… ну хорошо, допустим, все получилось не лучшим образом, но нас взяли врасплох, и…

Ева. Да, если ничего не сделать сейчас, то завтра мы будем говорить, что сегодня у нас получилось не лучшим образом. Я люблю вас, Дэниел, и компанию эту люблю. И поэтому так настаиваю. Если вы не желаете признать, что мы в кризисе, я подаю на увольнение.

Блейк. Дешевый трюк.

Ева. Я заявляю это с полной ответственностью.

Блейк. Ну и сука же ты…

– Хорошо, – говорит Клаусман еле слышно, никому не глядя в глаза. Джонсу его почти жаль.

На уходящего Джонса никто и не смотрит – все захвачены сейсмическими сдвигами в районе Дэниела Клаусмана и Евы Джентис. Из коридора он, сам не зная зачем, сворачивает в мониторный зал. Двое техников не обращают на него никакого внимания. Он придвигает себе стул, садится, смотрит на мониторы.

– Не знаю даже, что тебе и сказать. – Это Блейк – он стоит, держась за дверную ручку. Потом подходит ближе, облучая спину Джонса враждебными волнами. – Ева это Ева. Увидела шанс и уцепилась. Я, конечно, надеюсь, что по дороге домой она врежется в столб, но признаю: она меня переиграла. А вот тебя я предупреждал. Говорил, что она за штучка. Но ты не послушал и позволил ей поиметь тебя. Эх ты, дерьмо бесхребетное. Спорим, ты до сих пор думаешь, что она на твоей стороне. Ждешь не дождешься, когда она выйдет оттуда и скажет, что все будет хорошо. Потому ты здесь и торчишь.