— Генка, — говорю, — тут какая-то ошибка. Нет моей Паулины. Пошли другой гарем искать.

Тут одна девчонка голос подала.

— Вы, — говорит, — старшую жену ищете? Она за ширмой…

Смотрю — угол какой-то ерундой огорожен, с цветочками. Мы с Генкой эту ерунду сломали, а там моя жена сидит. Вся напряглась, рукой от меня закрылась.

— Привет, — говорю. — Как дела?

— Все о'кей, — отвечает. — Записку мою получил?

— Получил.

— Так какого черта, — спрашивает, — тебе от меня надо, проклятый русский?

Тут Генка пистолет вытащил и на нее наставил. Ну, думаю, это он рано, ведь все еще можно было добром решить. А Генка сказал ей с такой злобой:

— Так это ты трахала моего брата, только чтобы свалить отсюда на русские хлеба? Давай, подписывай согласие на развод. А то как потрачу всю обойму прямо в твою физиономию — никакие притирания не помогут.

А я бумагу свою достал и протянул жене. Паулина говорит:

— Сейчас охранник придет, который за домом приглядывает. Тогда вам ваша пукалка не поможет.

Я боялся, что остальные девчонки на нас кидаться начнут, чтобы свою старшую защитить. Потом до меня дошло, что они ее недолюбливают. Смотрят на нас с таким любопытством, без страха уже. Понятно, им ведь интересно, почему русские в Бронксе оказались. А еще, наверно, интересно, как эти русские отсюда выбираться будут…

Я говорю по-русски:

— Слушай, Генка, с ней так нельзя. Она поломаться любит. Надо ей денег предложить.

Генка тогда сказал:

— Бери ее.

И к выходу пошел.

Я Паулину за руку взял и — за ним. Девчонки перед нами расступались и вслед глядели.

Ну, как только мы вышли, они и завизжали сразу. И впрямь, думаю, настоящий восточный гарем из кино. А родители их, наверно, на Гавайи ездили, с терроризмом боролись и акциями владели. А всё канадцы эти…

Идем это мы с Паулиной, а Генка с пистолетом нас сзади прикрывает. Но мы до самого выхода не встретили никого, даже ту лысую старуху.

Паулина говорит:

— Все равно ничего не подпишу. Только если вы меня тоже в Россию увезете, понятно?

Я говорю Генке:

— Надо сваливать из этого Бронкса. Ее с собой возьмем и потом с ней поговорим.

— На мотоцикле втроем не уехать…

Он подумал и рукой махнул.

— Ладно! Канадцы иногда на таких фургончиках ездят. Я сейчас пригоню один. А ты пока в тень отойди.

Это мы с Генкой, конечно, по-русски говорили, чтобы только нам понятно было. Жена моя стоит себе и глазками так мигает, словно кинозвезда какая.

Генка мотоцикл оседлал, мотором затрещал и разгоняться давай. Я его проводил глазами, а Паулину не отпускаю.

И тут она как начнет меня колотить! И ногтями своими в глаза мне лезет! Чего она, думаю? Это потому что Генка пистолет мне не оставил? Да я тебя и без пистолета…

Только я хотел ей дать побольнее, как смотрю — Генка с мотоцикла упал. Еще и скорость набрать не успел. И тут я не понял ничего — то ли на него петлю накинули, вроде как ковбои в кино, то ли веревка эта поперек дороги была натянута. В общем, упал он, а мотоцикл дальше уехал.

А Паулина в это время меня как-то так схватила, что я тоже повалился. Смотрю, а это не Паулина. Это какой-то тип сбоку подошел. И только я встать хотел, а тип этот бац мне башмаком своим! Я на спине валяюсь, а сам вижу, что на нем форма, в какой раньше в хоккей играли. «Пламя Калгари». Ладно, думаю, хорошо еще, что ты без коньков, а то челюсть мою можно было бы отдельно в музей сдавать.

Я это подумать успел, а он мне опять — бац! Тут Паулина вмешалась, за руку его ухватила.

— Погоди, — говорит, — это муж мой. Мы его сразу убивать не будем.

Тип этот, «пламя», спрашивает:

— А кого это я там веревкой поймал? Он из наших, что ли?..

— Потом разберемся…

Я смотрю — Генка без движения лежит. И мотоцикл в десяти шагах. Ну, думаю, только бы мне встать… Хотел обложить их всех, вместе с женой, рот открыл, а челюсть не слушается. Онемело все.

А жена встала надо мной и давай насмехаться:

— Все вы, русские, идиоты! Надо было тебе раньше задницей ворочать. Тогда бы и уехали вместе. А теперь мне и тут хорошо, с канадцами. Мы весь ваш Нью-Йорк на уши поставили, мы тут главные. Это мы мэра переизбрали. Теперь поедем президента переизбирать. А бумажку свою засунь…

Вот ведь, думаю! Единственное, что от старой Америки осталось, так это то, что они все время про задницу вспоминают.

Смотрю, а «пламя» автомат держит. Еще не навел на меня, смотрит на Паулину. Вроде как разрешения просит. Тут у меня в голове как взорвется что-то! Все мне ясно стало. И голос сразу прорезался, хриплый такой.

— Эй! — кричу. — Ты, наверно, за гаремом приглядываешь? И давно тебе все твои прибамбасы отрезали? Как оно тебе, с автоматом заместо этого дела? Часто вставляешь его себе?.

У него, у «пламени» этого, всю рожу-то перекосило. Автомат поднял, меня глазками сверлит. Стрелять-то он не может, потому как еще сказать чего-то должен, гадость какую-нибудь. Иначе получится, что он языком тоже работать не умеет, а тут Паулина смотрит.

— Ну, — «пламя» говорит, — ты медленно умирать будешь…

А я примерно представил уже, как у него автомат отобрать. Только бы он поближе подошел…

Тут как взвоет что-то! А это Генка к мотоциклу подполз, завел его и, изо всех сил ногой оттолкнувшись, прямо в канадца-то и врезался. Канадец, пока в воздухе кувыркался, пальнул вокруг из своего автомата, да и брякнулся мордой вниз. А Паулина тоже как взвоет! Смотрю, Генка ее схватил не поймешь за что, сам на мотоцикле дугу делает, а жену мою за собой по асфальту везет.

Тип этот, «пламя», без движения лежал. Я автомат схватил, глянул вдоль улицы. Там, далеко, кто-то уже факелы зажигает. Вроде как тревога.

Генка ко мне подъехал.

— Сейчас вовсю удирать придется! — кричит. — Садись!

— А жена? — спрашиваю.

— Ладно, — говорит, — я тут останусь. Потом выберусь как-нибудь. А ты ее увози. И сразу в консульство за визой…

Тут у меня челюсть-то как отвиснет, это по которой канадец врезал. Ну и заболела сразу, словно ее на две части раскололи. Я Генке говорю:

— Козел ты! Зачем ты меня сюда привез? Чтобы я брата своего канадцам на съедение оставил? Поехали без нее!

Он ухмыльнулся, словно я глупость какую сказал.

— Тебе визу не дадут.

Ну, я как скажу ему:

— Плевать на визу. На кой хрен мне эта долбаная Россия нужна, если я подлецом окажусь? И что я тете Кате скажу, когда за ней в тюрьму приеду?

А Паулина, которая до сих пор якобы без сознания валялась, как вскочит и как завизжит:

— Сюда! Сюда! Меня русские изнасиловать хотят!

И побежала к факелам. Генка так побледнел, что я даже в темноте это увидел (фару он не включал). Ну, тут мы действовать начали. Вернее, я как столб с автоматом стоял, а Генка мотором взревел, догнал Паулину, выхватил пистолет и выстрелил. Она захрипела сразу, на бок шмякнулась и кататься давай по асфальту. Генка ко мне подъехал.

— Ну что, — говорит, — садись. Хватит раздумывать. Если что заметишь — пали из автомата.

И тут как начнется! Как мы по этому Бронксу петляли! Казалось, везде канадцы были. Правда, сознание у меня вроде как выключилось, я и не запомнил ничего. Помню только, что на каждом повороте я оглядывался и из автомата палил, как Генка и советовал.

Потом вроде оторвались. Мы как раз через пустошь ехали, где раньше Гарлем был. Канадцы еще постреляли нам вслед, да только мы в какие-то заросли нырнули, вроде чертополоха в человеческий рост. Генка прямо через колючки гнал. Автомат у меня из рук вырвало, я едва успевал лицо закрывать, а Генка все едет. Мне это надоело. Я как раз в эту минуту злиться начал, что с Паулиной у нас не вышло. Стал орать ему, чтобы он на ровную дорогу выезжал. Да куда там! Опять мотор все заглушает.