Можете себе представить, каким шоком было для меня наблюдать в УПЦН дичайший случай проявления разгильдяйства и беспечности со стороны рабочих, приглашенных делать ремонт потолка на четвертом этаже здания! Проходя по коридору, я увидел в углу несколько десятков ртутных ламп, буквально сваленных в бесформенную груду. И сотрудники как ни в чем не бывало проходили мимо, словно и не знали, как опасны для здоровья эти лампы, особенно с нарушенной целостностью.

Как выяснилось, никто из сотрудников не знает, откуда и с какой целью здесь находятся ртутные лампы. И тем более не знают они, кто отвечает за их складирование и транспортировку. Тогда я обратился с вопросом к товарищу Бобрыкину, бригадиру ремонтников.

— Это нелепая случайность, — чутко реагирует товарищ Бобрыкин. — Несомненно, ошибка будет исправлена. Возможно, благодаря своевременному вмешательству журналистов, была предотвращена настоящая катастрофа.

Быстро провели расследование.

Как выяснилось, бригада ремонтников только наполовину состоит из русских. Остальные — это большей частью эмигранты из Финляндии и Норвегии. До сих пор существующий языковой барьер мешает взаимопониманию в бригаде. Иногда распоряжения товарища Бобрыкина понимаются превратно. Следует думать, что именно это и привело к созданию опасной ситуации.

— Однако надо встать на место этих бедняг, — делится товарищ Бобрыкин. — Издерганные, измученные, еще не верящие в свое освобождение от оков космополитизма, они появляются на работе невыспавшиеся, ведь у них до сих пор не всегда есть время на оздоровительные лыжные упражнения. Но мы работаем в этом направлении.

Нам остается пожелать товарищу Бобрыкину, а также и всему УПЦН в целом успешной работы и новых трудовых и творческих успехов».

Сенечка прочитал эту статью и полез к Кабинетову.

— Скажите этому Евгению Викторовичу, что если уж он приходит только с одним материалом про лампы, то можно было бы появиться и пораньше. Например, хотя бы в полдень!

— Не вам учить людей работать, — ответил Кабинетов.

— Почему? — удивился Сенечка. — Я работаю в три раза больше, чем все остальные. Пока какой-нибудь Евгений Викторович одарит нас очередным творением, я успеваю написать три или четыре статьи, а то и пять!

— Это интересно, — сказал Кабинетов. — Где они?

— Это не совсем статьи, — сказал Андрей Иванович. — Он пишет их, никуда не выезжая, и я был уверен, что это рассказы для «Странички творчества».

— Вы, дядя Андрей, их даже читать не стали, — сказал Сенечка. — Мои статьи гораздо интереснее, чем рассказы про ртутные лампы. Я давал читать Витьке и Антоше. Им было очень смешно, и они сказали: класс! Смеялась даже Тоня Алексеевна, хотя она не читала, а просто смотрела на нас.

— Ваша энергия мешает нам заниматься делом, — сказал Кабинетов. — Андрей Иванович устал править ваш стиль. Взять хотя бы статью о взрыве в Майами… Никуда не годится!

Сенечка заговорил на повышенных тонах:

— Ах вот как! Значит, и вы к этому руку приложили, Петр Леонидович? Кому не понравилась строчка: «Когда ударил взрыв, люди замолчали и повернули головы в ту сторону, откуда поднимался густой дым…»? Зачем заменили «ударил взрыв» на «прогремел взрыв»? Ведь это беспомощнейший в мире газетный штамп! Так не пишут даже в «Комсомольской правде»! А почему убрали детский плач?..

— Мы издаем обычную газету, а не сборник беллетристики.

— А почему бы не попробовать и не начать писать художественным языком? — сказал Сенечка. — В Обновленной России, Петр Леонидович, и газеты должны быть обновленными, то есть говорить с читателем на свежем языке!.. На таком, каким я пишу свои статьи!

Андрей Иванович смутился. Ему было неудобно за племянника.

Конечно, Сенечка слишком долго жил на Западе. Отсюда его агрессивность. Там, в этих диких странах, люди, которые не верят в свои силы или не самоутверждаются за счет других, рано или поздно погибают.

Еще Сенечка был недоволен, что в редакции все работают медленно. И все время отвлекаются, когда гимн по радио передают. И когда президента по телевизору показывают. Тогда, сказал Сенечка, вообще в коридоре не протолкнуться. Все из своих кабинетов выбегают и к телевизору лезут. А уж когда по улице после обеда Флаг проносят, так все готовы окна выдавить и выпрыгнуть навстречу.

Но Андрей Иванович отвечал, что задержки не мешают регулярному выходу газеты. Правда, засиживаться приходится допоздна. В шесть ли начали, в семь — верстку должны подготовить к полуночи и послать на визирование товарищу Советову. И если оплошность допустили, которую товарищ Советов заметит и зачеркнет красным карандашом, то все быстро переделывать приходится.

Но эти задержки не ослабляли боевой дух редакции. Ведь Андрей Иванович поддерживал этот самый боевой дух как мог! Он обходил каждого и хлопал по плечу. Когда по радио играл гимн, он пел громче других. Антоша тоже пытался подпевать, но у него не получалось перекричать Андрея Ивановича. А еще Андрей Иванович рассказывал анекдоты. Слушать их прибегали чуть ли не со всего Дома печати.

А вот верстальщик Витька не пел. И анекдотов не слушал. Чем ближе к вечеру, тем с меньшей охотой он отвечал на участливые вопросы и подбадривания Андрея Ивановича. Работать наловчился так, что рука почти срасталась с «мышкой», и порой он не сразу мог разжать пальцы.

С Витькой вообще что-то странное творилось. Над столом он повесил плакатик, нарисованный на развороте школьной тетради. Синий мультяшный человечек сидел, обхватив голову и повесив нос. Из носа падала большая капля. Главной была надпись:

«Вирсдальчиг — самая пичяльная прафесия».

Еще он создал гирлянду из разноцветных скрепок и протянул ее от окна к своему месту. Кабинетов увидел и пожал плечами.

— Порча редакционного имущества, — сказал он.

Витька огорчался и работал еще быстрее…

Однажды в редакцию пришел грузный человек с погонами директора детской театральной студии. Представился:

— Борис Невзрослейко. К вашим услугам.

Его сопровождали четверо детей.

Сенечка объяснил:

— Это я их пригласил, чтобы они посмотрели, как делают газету. Дети — исполнители главных ролей в спектакле «Славься, великая Россия». Этот мальчик играет Нефтяника; это Разведчик, а это Спецназовец.

— Был еще Менеджер-по-Рекламе, но он заболел, — сказал Спецназовец. — А я играл самого президента, — сказал Борис Невзрослейко. — По секрету скажу: слишком большая ответственность, чтобы доверять эту роль детишкам.

Сенечка положил перед Кабинетовым приготовленную статью.

«Детская театральная студия под руководством Бориса Невзрослейко поставила спектакль „Славься, великая Россия“.

Хотят ли эти дети, так живо воплотившие на сцене патриотические настроения миллионов юных россиян, стать настоящими актерами и попробовать себя в кино? Когда по городу идет человек с погонами актера, вслед ему оборачиваются, узнают. И даже если с ходу не узнали, то все равно автограф просят. Спрашивают: «Вы, простите, в каком патриотическом сериале снимались? „Брат“ или „Сибирский цирюльник“?»

Но пока они еще дети. Они учатся в школе, играют в хоккей и шахматы, подражая лучшим российским мастерам. Помогают родителям. Правда, не все гладко в жизни юных актеров. Например, им не нравится, что их заставляют заниматься синхронным плаванием.

Директор Невзрослейко: Не заставляют, а доказывают необходимость разностороннего развития личности. Артист должен уметь все.

Юные актеры: Если, например, придется девчонок играть…

Ребята смеются. Видно, что они любят своего директора.

Корр.: Помню, когда я был в вашем возрасте, в жизни было много проблем. Сейчас всем живется легче, но все же, наверно, никуда не делись споры с друзьями и родителями, необходимость отстаивать свою точку зрения. Порой, наверно, хочется спрятаться в свой собственный мир. Нет ли у вас чего-то, что отвлекает от суеты?

Невзрослейко: Они артисты, хоть и дети. И если, скажем, ребенок поспорил с родителями или обиделся на сверстников, то он приходит к нам и растворяется в мире искусства.