Бенни склонился, перегнувшись, потом снова посмотрел вверх — Малыш тоже смеялся, лицо его превратилось в зубастую гримасу, пока он поднимался, и наконец был пожран небом. Выслушав за свою жизнь бесчисленное количество предупреждений не ходить лёгкими путями, Малыш ушёл через окно.

— Вот провод на мистера Данте Хинтона Локтя, опьянил Спектр, листая файл. — Национальность: улиноид. Гандикап: белый. Религия: фетиш-ортодокс. Взвешивался в двадцать пять лет. Отец погиб в несчастном случае при голосовании. Мать пропала, предположительно освежёвана и засолена. Локоть бежал в Наш Прекрасный Штат после преступления личности, в возрасте пятнадцати лет. Слышали, что он описывает Президента как «объект охоты». Ваши материалы — в Тараканьем Развороте, метаболики, выступал против отказа от приватности. Первое местное преступление — в восемнадцать. Использовал муляж пистолета, чтобы украсть муляж спортивной машины и испытать муляж раскаяния. Срок в муниципальном загоне.

— Пока ванильные преступления, Гарпыч, — пролепетал Блинк с лицом, омрачённым слоёным пирожком. — Неизвестность убивает меня.

— Занялся постановочными работами. Расстреливал из высоконапорного водомёта собрание поющих горлом дьяволистов, задушил форель с выпученными глазами через интернет, мычал зажигательную чушь съёжившейся монашке. Врывался в дома на Цепной Улице и вызывал копов, чтобы обитателей арестовывали за ограбление.

— Точно, — засмеялся Блинк. — Помню этого пария — высокий такой? И старики почти отправились на электрический стул, но что-то помешало.

— Это были твои родители, Генри.

— А, точно, понял, — и что шьют этому приколисту? Ты говоришь, он мастер-вор, упавший с кристально чистого неба?

— Когда он съехал с вашего, ребята, заведения, он глубоко погряз в контрабанде данных — факты, Гамета, Вордил, такие дела. Но мало того, Генри. Прерывистый союз с оружейным маньяком Финдли Тазом по кличке Энтропийный Малыш. Другие известные подельники — калибретрикс Роза Контроль, разъёмник Ореховый Ограничитель, цифровой приколист Загрузка Джонс. Обычные поганомозглые — свалочное поколение, криминальный дизайнер, концепция ужаса, что нельзя ни оправдать, ни препарировать. Представьте, каково, когда подобный мозг запрятан под вашими волосами.

— Уж простите меня, я собью слезу со своего глаза, — сказал Блинк. — Кидайтесь на меня, коли я произнесу случайную фразу, Спектр, но по вашим словам этот полунескладёха несётся диким кабаном по мирозданию с единственным мотивом — халявным и щедрым стремлением творить зло.

Спектр попросил бы Блинка описать идею более детально, но знал, что больше деталей в идее не было.

— Раз уж ты так говоришь, Генри.

— Разве это я? Любой с сегментированным позвоночником сказал бы то же самое. Теперь этот парень, Дэнни, слава ему, уже отсидел в нашем искажённом метрополисе, так что постановочное преступление отправит его на Свалку Олимп при удобной и угодной возможности. И, клянусь богом, я сделаю так, чтобы преступление соответствовало наказанию, даже если придётся совершать его самому.

— Придётся плотно заняться подготовкой, — сказал Тредвел Подследственный, который во время обзора статей сидел в углу и читал при свете собственной ничтожности.

Блинк внезапно повёл глазами, но промолчал.

Спектр почувствовал смущение от необходимости обратиться к младшему офицеру.

— Со всем должным уважением, э, Тредвел, Локоть или мёртв, или в здании, и видеосканирование поймало парня, словно змею, глотающую корову.

— Полагаю, это эквивалентно спору, мистер Спектр, но вы сами признали, что тут нарушение времени. Думаю, Локоть знал о сопутствующих опасностях и принял меры предосторожности. Но поскольку возможность нарушений времени официально отрицается, вам придётся провентилировать любого, кто переживёт процедуру, прежде чем он проболтается в комнате судо-ложества.

Подследственный вернулся к «Горну Нарушителей Досрочного Освобождения».

Не найдясь с ответом, Спектр решил замять тему:

— Не переживай, Генри. По сути, мы можем зачитать обвинения, когда он будет в наручниках, — он украсит верхушку Свалки, как вишенка ангельский бисквит. Тавронаручники активно использовались полицией — их подключали к нейроспецифичиым электродам, влияющим на височные доли, и те, единожды закреплённые, убеждали заключённого в виновности независимо от его деяний. Оказавшись в наручниках, человек безвозвратно попадал во власть копов.

— Если он будет мёртв, меня не волнует прелюдия, — громыхнул Блинк, раскуривая сигару. — А теперь пошли отсюда, будем затыкать течь. Кстати, Тредвел…

Подследственный выжидательно поднял глаза.

— Ты уволен.

Мистер Кракен, главный кассир банка, не сложился пополам, как его BP эквивалент. Но он знал, что у него и его людей, стреляющих из гражданского оружия, шансов нет. Банковский этаж почернел и пах кровью, а воздух засахарился смертью.

Они догадались свалить своих мертвецов внутри входа, чтобы братство не могло из разгрести. Оставалось пять человек, раненых и слабых. Банк проницательно оплачивал пенсию, но не выделял денег на лечение. В такой системе взглядов обильное кровотечение и белая горячка превратились в роскошь, которую мало кто мог себе позволить.

Обсуждать с братством свободу — всё равно что умножать на ноль, но Кракен обязан был попытаться.

— Они просили еды? — крикнул Блинк, приближаясь к Бенни у огневого рубежа. — Пицца? Мясо? — Блинк часто жил по-королевски, перехватывая продукты питания, затребованные художниками налётов.

— Нет, Шеф.

— Так что нас тогда удерживает — мораль? Давай сюда обжору, танкист.

— У меня его нет, Шеф.

— Знаешь, Бенни, что об этом говорил Фрейд? Когда нет гадского пистолета?

— Чего вы от меня хотите, Шеф?

— Спектр! — проревел Блинк, выискивая адвоката. — Гарпыч, ты что там пакуешь?

Спектр положил дипломат на блистающую осколками землю и откинул крышку, открывая трёхсоставный Маг-10 Заставите. Каждую часть он отдельно передал Блинку, и когда тот начал прилаживать 22-дюймовое дуло, повсюду раздавался понимающий смех.

Крошечная фигура появилась в изрешечённом входе банка и робко помахала белым листом меморандума.

Блинк проверил патронник 10 калибра.

— Бенни, знаешь, что BP поначалу использовали для отработки стратегии? — Он поднял оружие. Мистера Кракена стёрло, как защитный слой с карточки, не открыв ничего ценного, кроме его сердца.

Данте не слышал ни выстрела, ни последующего взрыва снаряда пушки Дювалла. Не слышал просьб Малыша — почти поднявшихся над уровнем шёпота — присоединиться к ним с Кори в прыжке с края с эскортом газовых диктаторов. А Аисино падение гипертекста ухватило его за ноги, и он сидел, дрожа, в рекурсивном переистекании данных. Он ударил груду золота — это была самая вкусная конфетка-преступление из доступных.

То, что внутри сейфа, стремится установить контакт с тем, что снаружи. Данте прежде верил, что в сейфах нет ничего интересного, потому что ничего интересного нет вообще. Он жил в мире ласковых кинжальных движений и убийств с удобствами. Но под глянцем насилия в нём жила фобия, с которой он не мог бороться — отсутствие идей атаковало его, сверлящая пытка. Отсидев за жестокое обращение с винтовкой, он вышел в нераскаявшийся мир, где отрицание стало кардинальной деятельностью. Убийство, кража, бунт — они не могли допустить их истинность. Он сразу наткнулся на идею контрабанды данных и информационного вторсырья — это сбивало с толку всех, кто его знал. Его оправдания были банальными и нелепыми. Его прогнали в тыл бунта.

Убежав в Светлопив, Данте открыл для себя сцену. Почти каждое ограбление здесь становилось признанной красотой. Люди думали при свете дня и импрессарио преступлений оцирковели штат. Данте прыгнул в поток жизни с полным плащом камней. Его психологию безвозвратно модифицировали среди приверженцев выпадения памяти, хребтозависимых, текстовых фетишистов и прочих, чьи пороки были слишком смутны, чтобы быть замеченными.