Блинк несся по пустой репродукции Улицы Сканера. Светящийся пар вырывался из решёток словно ведьма, потихоньку гас, потом повторялся в той же форме. Натриевые фонари выбеливали черепной фасад того, что должно было быть Англомаркетом и Галереей Вен. Пагодная крыша Иглобара Отомо походила на грубый белый гипсовый слепок. Блинк замедлился с канцерогенным предчувствием. Он чувствовал, что ему здесь так же рады, как псу на танцевальном марафоне. «Собакам и впрямь нужны брови? — думал он. — Разве эти матушки не понимают, когда пора валить?»

Низкое треньканье наполнило воздух над его головой. Улица держалась за стены так, словно вот-вот упадёт бомба. Громадный жук прижужжал с цифрового неба. Блинк скорчил рожу и бросился бежать к устью переулка, а сверху его накрывала летящая растровая тень. Проломившись через чистый мусор, он оглянулся: вздымающаяся хромовая саранча с гидравлическими стержненогами устроилась на отдых у входа в переулок, открыв и опустив голову, как джек-с-фонарём, уставившись на него солнечным глазом застывшей стали. Крышка головы щёлкнула, оттуда выскочил пулемёт Гатлинга, до отказа заряженный патронами и сюрпризами.

Блинк считал разнообразие болезнью и никогда к нему не склонялся. Он снял пробу с инкрустированной груди машины уничтожения и поднял свой Кольт.

— Я Шеф Генри Блинк. Моя душа превозносит закон. Я арестую тебя за подстрекательство к чему-то, природу чего я могу смутно постигнуть в полноте времени.

Демограф блупнул, как грязевой пузырь, — в нём не было настроек для насекомых.

Генератор подмигнул в бронированное лицо.

Жук был арестанткой, которая изменила свой идентификационный код, хак, чтобы вырваться из дня. И она не могла поверить в свою удачу. Десять лет назад её ошибочно осудили по лжесвидетельству Блинка. Заключённая в лабиринте неопровержимых догадок, она начала верить, что корень зла в этом и настоящем мире кроется в задержке смерти Блинка. Если эту задержку сократить или убрать, путь вперёд будет кристально ясен.

Блинк наблюдал, как лёгкие текстурной заливки машины раздуваются и съёживаются, как хирургический пузырь, её прицелы движутся, как зрачки глаза, голова остаётся на месте. Его разум слишком ошеломлён, чтобы подключиться, он только что видел удар выстрела пушки, и вдруг смотрит на забитый копами подвал Загрузки, остаточное изображение гибели цветёт на его сетчатке. Маньяка приколсофта обрабатывают ударами кабеля. Кавалерия прибыла.

Наглазники свисают с лица Блинка, как новая модель глаз на пружинках. Усиливающий наркотик выветрился, как кошмар, когда он неоднократно потянулся к пистолету, которого не существует. Здесь в действительности нет такой штуки, как демографическая пушка — ближайшим эквивалентом можно считать НАФТА [1]пистолет, который сначала убивает мексиканцев. Как Бенни узнает позже, а Блинк так и не позволит себе обнаружить, паникующий Джонс вооружил копов копиями первого оружия, на какое наткнулся в планировке Молота — вирусом, созданным арестантом.

Ответственной стороной был Билли Панацея, взломщик экстраординарный, и там, в Молоте, он стоял на крыше виртуального здания и наблюдал тоскливое разочарование жука. Тот вгрызался в устье переулка, словно кошка в крысиную нору.

Когда борги Блинк и Бенни заскочили в Молот, впервые за четыре года Панацея увидел подлинного врага. Он сидел, смотрел на эрзац-небо и знал, что где-то в сотах бункера его настоящие глаза оплакивают часы и годы, потерянные на обман вмешательства закона.

В голову Данте пришло, что полночь в Молоте не обязательно совпадает с полночью во внешнем мире. Ожидание ничего не доказало. Обезоруженный громадным ощущением ареальности, он чувствовал всё большую удовлетворённость их положением. Он глазел в окно, и мысли его безвредно разбегались. На меня влияют? — удивлялся он. Однажды он видел волновое оружие в действии. Во время бунта на площади Маккена копы швырнули бомбу распятия, которая понеслась на площадь. Полузвуковой поток, раздражающий в мозгу центры вины, обратил всю толпу в католицизм. Не в силах смотреть друг другу в глаза, толпы задержанных были как рыбы в бочке для братства, забившего их прежде, чем они смогли отступить от веры.

Копы на Торговой Улице казались вялыми и скучающими. Кто-то стрелял по входу и фасаду банка, кто-то что-то докладывал. Пара остовов машин горела. Почтовый грузовик, обитый свинцом против электроизлучения, лежал на крыше и дымился, как уголь. Рядом стоял ларёк с едой и служебный фургон.

Данте обернулся, чтобы глянуть, как Кори Кассирша спорит с Малышом. Пытаясь оживить его идеи, она по небрежности подорвала трусость, леность и силу привычки, которые долгие годы держали на замке его запястья.

Бежавший субъект операции на мозге, Малыш был нейроканалами связан со своим пистолетом. Когда он спускал курок, у него в голове вспыхивал вид из глаз жертвы на дуло его пистолета. Некоторым осуждённым в порядке эксперимента внедряли Кафкаклеточный имплант, но вместо подавления огня он вгонял их в убийственное неистовство, с единственным мотивом — тщетным стремлением к саморазрушению. Малыш ещё считал, что так проще целиться.

Ограбление раскопало в Малыше щедрый пласт уныния. Не найдя в себе достаточно извращённости, базисной для текущего головнякового преступления, он устремился к обрыву. С видом печальным и мерзким, как маринованный инопланетянин, он шептал, что даст медаль тому, кто сможет разжать стальную хватку его жизни. Кори, укравшая восемьдесят тысяч баксов из счётчика в пылу ограбления, предлагала ему свой билет. Она всё равно отругала бы его в своих профессиональных возможностях незнакомки.

— Ты удивишься, какой мрачной могу я быть, — сказала она. — Но ты, господи боже, выглядишь как желчная рыба. Это неправильно.

— Почему, мисс, что не так?

— Нравственно неправильно. Какой бы дерьмошторм мотивов ни затащил тебя сюда, лучше бы он сумел тебя и вытащить.

— Окольное мышление — это способ окружить что-нибудь, — сказал он голосом, лишённым выразительности.

— Что? Ты что, псих? Маньяк? Ты не в курсе, что снаружи этого кукольного борделя полна улица копами? Говори чётко, сукин сын.

Она рявкнула на Данте.

— Эй, благородный!

Но Данте читал книгу и не ответил ей. Что же это за ограбление?

Малыш проглотил Кому Плюс и почти неслышно объявил точку зрения, что гибель человечества коренится в эволюционном тупике, который заставляет щёчки задницы делиться надвое, как амёбу под микроскопом.

— Каждые сто тысяч лет, мисс. Сперва одна ягодица, теперь две, через несколько лет четыре, потом восемь, шестнадцать, и так далее. И ты понимаешь, к чему это приведёт. Неуклюжие, вялые кучи теста.

Кори тяжело задышала. Снаружи доносилось эхо войны. Этот парень Дэнни выглядел загипнотизированным, как малолетка за Сегой. Их окружали надувные ублюдки. Она не была какой-то виртуальной куклой, но это и не было виртуальным ограблением, так что уровень опасности равнялся семейству Стивенсов [2]. Придётся ей принимать командование.

— Малыш. Если мы с тобой выберемся отсюда, будем счастливы, как щенки в коляске мотоцикла. Открою тебе тайну. — И она закатала штанину, открыв пристёгнутый к лодыжке Хитачи 20 калибра, один из бесчисленных неотслеживаемых одноразовых пистолетов, взятых на вооружение со времён Преступного Билла. — Жизнь — это геология предусмотрительности. Твой дружок по колени ушёл в себя. Ты грабил банк не подумав? Что, если все начнут так делать?

Малыш решил, что согласен с доводами — именно поэтому он не стал врачом. Что, если все станут врачами? Кто будет водить автобусы? Он обнаружил, что как-то незаметно увлёкся. Он почувствовал тайное уважение к её ноге, пистолету и розовому болеутоляющему её рта.

Увидев драку в баре, Загрузка Джонс вызвал копов и был арестован за помехи правосудию. Крошечный пузырёк преступления, он раздулся в шутовство. Скоро он уже продавал других людей науке и хлопал пожирателей огня по спине, чтобы они глотали и взрывались. Теперь он сидел в воплебудке в конце выдающейся карьеры, и коп объяснял: «Джонс, ты наделал делов — Шеф до сих пор верит, что есть пушка, которую ты можешь настроить против ниггеров».