— Ладно — утолщители паутины. Тебе сколько лет, Роза, — двадцать пять, двадцать шесть? Пора уже решиться поднять пистолет и умереть в обществе. У тебя есть право на адвоката — думаю, ты слышала бубух, когда мы сюда ехали, одна из наших бибик сбила Гарпуна Спектра на Улице Радио, прямо сейчас ему показывают бинты. Он будет попозже, но я уверен — нам ни к чему сверхформальности по поводу законного положения.

Ответа не было.

— Слово мудрости, Роза, — этот принц среди людей, которого ты защищаешь, он хорош — стоит кучу жизней. Мои ребята — куча невинных людей в банке, кто знает, кто ещё. Твои друзья не придут тебе помогать: Джонс купил ферму, когда Паркер стритонил берлогу, Финдли Малыш погиб в Зале — да, в него стреляли всей толпой. В стиле, который почти опасен — пока Керни не заставил их кататься в проходе. Но колпак дела вот в чём, Роза. Я знаю, что Дэнни Локоть вёл модные дела на Торговой вчера вечером — его эдакой планирующей пустопатии не нужен мотив — хватает повода. И он не поскупился, надо отдать ему должное. Но Роза… — и он осмотрел груду пустого оружия на столе, создавая напряжение, — если ты не начнёшь выдавать факты о его текущем местоположении — обнаружишь себя на неправильном конце источника питания. Похоже, Локоть забрёл в дебри правонарушений, не видимых обычному стаду. Временная хрень. И книги, Роза, — книги. Я нашёл за депозитным люком то, что никогда не забуду, — руку, лежащую на каком-то томе, словно она клялась говорить правду, ужасную правду и ничего кроме. Отправил всю эту больную веселуху в Пентагон, они собаку съели на этих временных интригах. Наш Прекрасный Штат до сих пор сотрудничает с властями, девочка, и я заставлю тебя понять лучше, чем я сам, что они умеют портить жизнь лучше, чем кто-либо. Но тут слишком много летящего стекла — надо, чтобы ты рассказала, что делала во время инсталляционного выступления Локтя.

— Брила куртку.

— Ну, вот мы куда-то вырулили, — рыкнул Блинк, потом замер, нахмурившись. — Ты считаешь это рациональным поведением? В такой давке, как сегодня здесь? Ненавижу быть колюшкой в деталях…

За спиной Блинка распахнулась дверь, и охранник встал сбоку — Блинк повернулся на кресле и выпучил глаза.

— Зацените — вертящееся кресло.

Вошёл парень, выглядящий кулаком в шляпе.

— Посмотри, Терри, — кресло крутится.

— Здорово, Генри.

— Это Терри Герион, Роза.

— Рад встрече, мисс.

— Снимай шляпу, Терри. Терри наш оружейник и проводит допросы, если у него есть время. Тренировался в Беннинге, хоть и не поёт про это на каждом углу. Татуирован с той стороны кожи — ага, Телл? Оставайся сам собой, ага?

— Правильно, Генри, — сказал заскучавший оружейник. — Слушай, Генри, у нас там проблемы, ты нужен в арсенале.

— Вы, ребята, снова не можете найти цель? — Блинк кашлянул смехом. — Что на этой татуировке?

— Тиамат — изначальный дракон. Блинк взорвался весельем.

— Он набит этой хернёй. Ладно, Телл, я беру тебя на поруки. Извини нас, Роза, — мы с Теллом, может, поиграем с тобой в хорошего копа и плохого копа попозже. — Он встал и поднял ведро с патронами. — Но не гарантируем, что запомним, кто из нас какой.

Разразившись гоготом, он вышел вслед за Герионом, плитоголовый охранник тоже покинул комнату, захлопнув тяжёлую дверь.

— Пробовал? — спросил Блинк, махая бургером на Гериона, когда они вошли в арсенал. — Билдербургеры. Серого цвета — их делают в тайне — ты не в курсе, ты в курсе? Захватывают рынок.

— Здорово, Генри. Слушай, Подследственный не пришёл на работу — ребята проверили его смертоубе-жище, и не поверишь, что они там нашли. Книги — целая куча книг. Парень просто больной.

— Я давно это понял.

— Ребята терпеть не могли выполнять приказы Ду-шецепа.

— Объяви на ублюдка сигнал всем постам — стрелять на поражение. И дай мне содовую. И багеты. И забери это гадское ведро. Это всё, что ты хотел мне сказать?

— Нет, Генри, — ещё артиллерийский поезд. Приехал с дополнительным грузом. — Они подошли к контрольному пульту. — Посмотри сам.

Блинк глянул вниз на арсенал, где шипел бронепоезд. Жареный плуг у него на носу сросся с неким подобием жука на лобовом стекле. Это оказалось металлическое изголовье, на котором был оцепенело распят обнажённый, переломанный мужчина.

Бенни подошёл к бункеру Молота в бороде, которую сбрил у отбивавшегося бродяги, и с нацистским акцентом, который подслушал у техасцев. Он презентовал караульщиков документами, достаточно подробными, чтобы чтения хватило на всю жизнь. Ему показалось естественным, что этот документ вылетел из копсети по первому касанию клавиатуры. Он как раз попал на //гн. панацея. побег. молот.

Плитоголовый думал бы не медленнее, даже если бы разлагался. Не прошло и полгода, как он поднял взгляд.

— Похоже, усё нормально, миста Курц.

— Доктор Курц, пожалуйста.

Они были как осенние листья на лавочках в парке. Паркер прошёл мимо трёх горящих коповозок и сквозь пылающие трупы, окружающие вагон Розы. Рядом стояла угнанная ею бибика с разодранной боковиной. Вагон сам по себе был размешан в кашу множественными попаданиями. Хеклеры, Маги 10. Панические выстрелы.

Он вошёл в вагон. Порезанные кожаные занавески колыхались, как водоросли. Свет подчёркивал мелкие подробности повреждений. Усыпанный стеклом пол, залитая кровью кровать. Одна стена выжжена дочерна. Её душа наполняла воздух, как ацетон.

За расплавленным ротокреслом он нашёл бензопилу — и оружейный чемодан, который нежно открыл. Антиквариат. 38 калибр, особый. В конце двадцатого века южные антинаркотические деятели объявили, что наркотики делают чёрное население пуленепробиваемым, и копы повысили калибр оружия. В итоге сей пистолет вошёл в стандартный комплект. Он ласково хихикнул.

А это что? Узкий Инграм М20 со сдвоенным магазином — весёлый веник на 1000 выстрелов в минуту, до сих пор в набедренной кобуре. Паркер медленно погладил кобуру, разрушенный шар его мозга принялся за работу. Он приставил ствол пистолета к носу и вдохнул. Недавно стреляли. На Паркера навалилось экстатическое напряжение — и следом отвращение к себе. Она бы взбунтовалась, застав его здесь за такими делами.

Он положил пистолеты откуда взял и вернул коробку на место. На кровать он опустил 20мм утяжелённую дробилку, обвязанную ленточкой. Пора для больших подарков придёт, думал он, когда погибнут его соперники. Данте и Данте. Потом он поведёт её во Дворец Креозота, они будут пить антифриз из высоких бокалов и смотреть на стриптиз, где кожу снимают с костей. У них там резиновые канделябры, и модный антураж — она увидит, что он за человек. Он произведёт впечатление, которое никто не сможет расплющить.

Покинув вагон и уходя по полю боя, Паркер застыл при виде танкоборова, стоящего на куче грязи перед ним. На капоте лежал мёртвый коп с тузом червей по центру лица. Люк со звоном откинулся. Появился Данте Локоть и уставился на него без проблеска выражения.

В глубине горла Паркера родился шум, подобный щелчку предохранителя.

Эдди Гамета стоял у окна и смотрел на город за работой. Рядом с Фортом Бетти мелькали трассировочные патроны и красное золото дрожащих озерков пламени. Сеть фанатиков заграждала проход. Дюжины коповских бибик разжигали огонь перед Залом Собраний на Площади Маккена. Муравьеподобные стремительные пацаны уже ободрали фюзеляж упавшего самолёта до балок. Взорванная дорога со Сканера баламутилась чернее чёрного. Праздник бомбозомби — участок под карнавальчик — окончился детонацией, пославшей верховую огненную бурю по Магистрали Портис в глубь Треугольника. Гамета надеялся, что парню придётся не слишком туго — в конце он выглядел почти как живой, настоящая головешка.

Разговаривая с Локтем и вспоминая, Гамета почувствовал себя старым. Он жил здесь так долго, что даже искусственные цветы завяли. Перерабатывая свой цинизм во что-нибудь съедобное и голодая, как щенок в подвале. С ним случился прикол — точка зрения совпала с фактами.

Сможет ли город показать ему что-нибудь новое? Сколько ещё осталось?