В порыве страсти молодой человек схватил меня за руку, голос его прерывался, словно он говорил сквозь мешающий ему огненный ветер.

– Любовь моя, я сдаюсь, я сопротивлялся своему чувству, я бежал от тебя, но я проиграл. Когда взойдет солнце, меня уже не будет. Дай же посмотреть на тебя в последний раз! Нам нету места вдвоем на этой земле – земле наших предков. Поэтому утреннее солнце застанет мой одинокий труп.

– О нет! – воскликнула плачущая Генриетта. – Не оставляй меня, Орлан! Я умру вместе с тобой! Каждый день без тебя был для меня пыткой! Я не хочу жить в мире, где не будет тебя! Возьми меня, люби меня в эту ночь, под черно-бархатными небесами, и пусть утреннее солнце озарит наши безжизненные тела, раз не хотело повенчать любовь!..»

Павел опустил голову и тут же поднял на меня полные слез и восторга глаза.

«– Я люблю тебя, звезда моя! Душа моя! Я люблю тебя, как еще ни одна женщина не любила мужчину…»

– Стоп! – Наваждение как рукой сняло. – Мне показалось, сейчас была реплика юноши?

– Ну да… – Пава огляделся по сторонам, как человек, не понимающий до конца, кто он такой и где собственно находится.

– Так почему же у тебя герой говорит героине, что любит ее как женщина?

– Что?! В самом деле, – он уставился на листок. – Ну надо же! Как это получилось? Я, видимо, так увлекся, что…

Я обняла его и чмокнула в щеку. Он слегка прижался ко мне.

– …Тебе понравилось? – спросил он с надеждой.

– Не все. Сцена изнасилования в первой части, например, выглядит ненатурально: обстановку, которую застает герой, ты описываешь как место ожесточенного сражения, а меж тем у тебя действуют четыре человека, и времени у них не так чтобы и много. Понимаешь, с одним насильником можно и должно побороться, но четверо – да один возьмет тебя за руки, второй за ноги, третий будет придерживать голову – меж тем как четвертый… – Я расположилась на подлокотнике кресла, играя с его прекрасными волосами. С тех пор, как до меня дошло, что Пава отнюдь не ненавидит женщин, наши отношения с ним складываются, как если бы он был моей подругой, с которой можно и пошалить. Единственной подругой…

– Да… да… если четверо… – мечтательно произнес он и стянул с меня шаль.

– А в общем, неплохо. Когда я смогу отнести текст в «Розу»?

– Недели через две. Я выписал тут для тебя имена героев и основные сюжетные ходы.

Я пошла заваривать кофе.

– Ты не забудешь, что вечером мы идем на презентацию нового поэтического журнала? – кинул он вдогонку, укладывая в папку листы рукописи.

– Да, – К моим светским обязанностям присовокупились и эти. В прошлый раз, когда Зерцалов наведывался ко мне, с хорошеньким шоколадным тортиком и бутылкой крем-ликера, я заметила на шее этого близкого и недоступного принца синяк. Опять не повезло с любовником. К тому же и слухи поползли – кому это приятно? А тут еще и совпало, мои поклонники начали изводить предложениями руки и сердца, что уже совсем ни к чему, с моим-то имиджем. Вот и пришлось теперь играть для всех роль сладкой парочки, оставаясь каждый при своем.

Мое лицо – лицо женщины, неиспорченной интеллектом, – неизменно привлекает мужчин, так что когда удерживаешь их на порядочном расстоянии – все великолепно, а чуть дашь слабины – пиши пропало, сразу же приходится искать что-нибудь для прикрытия, как шпионка, ей-богу!

А с Пашей мы смотримся великолепно, я бы вообще вышла за него, но думаю, что у красавца-принца другие планы. Когда-то давно, еще в детстве, у меня в комнате висел старинный портрет молодого человека, как две капли воды похожего на Зерцалова. Я была влюблена в него и как-то даже шепотом поклялась ждать его, искать и любить всю жизнь. И вот нашла…

В любом случае, наша троица не имеет права на серьезные отношения с кем-либо на стороне, потому что тайна превыше всего.

Последние год-полтора Пава под своим именем начал издавать фантастические рассказы. То, что он их не пишет, – факт. На это у него просто нет времени. Кто тогда? Конечно, Слава. Нечего сказать – наляпал учитель комбинаций – сколько еще таких? Не подкопаешься – все концы с собой унес.

Уже в дверях нас остановил телефонный звонок – Людмила из Тендерного центра сообщила, что в феврале у них съезд где-то в Германии, я так и не поняла где. Не люблю, но приходится соответствовать – книги Пашки и моя популярность напрямую зависят как раз от таких путешествий, но в этот раз откажусь – невозможно ведь в такие поездки брать с собой черновик трилогии «Плоть», «Похоть» и «Ярость». Нельзя даже книгу из подобной серии захватить с собой почитать, не то что самой писать. Ничего, пропущу – один раз прощается, к тому же зима в Германии… Ничего, летом наши «сестры» в Турцию собрались, вот там-то у них будут все шансы меня запарить.

Пава пробыл у меня с неделю. Очень было нужно оказаться слегка скомпрометированной, ну самую малость. Вообще присутствие в доме смазливого, неженатого молодца действует на мужиков, атакующих меня, как запах кота на крыс.

Хотя, защитить скорее я его смогу – раз в неделю тренировка, смешно, ей-богу, книги издаю от женского общества, а в тренеры выбрала Никиту-афганца, все равно без мужиков не обойтись. Слава богу, мой имидж к этому располагает. Можно было, конечно, остановить свой выбор на Тамаре, тем более что она и серьезнее, и куда опытнее, но… перспектива связаться с бешеного нрава лесбиянкой под два метра ростом, с черными длинными волосами, текущими по обе стороны головы от ослепительно белого пробора и заплетенными в тугие косы, которыми она при необходимости пользуется как своеобразным оружием, привязывая на концах по небольшому, но тяжеленькому грузику… нет. Всему на свете есть свой предел.

Пава, как я уже сказала, прожил у меня неделю, в течение которой мы ели шоколадные конфеты, читали роман о любви и ходили вместе в бассейн и в секцию верховой езды, что уже год как организована в ближайшем пригороде, всего в часе езды от дома.

В кой-то век я чувствовала себя отдохнувшей и вполне счастливой. Генриетте все-таки удалось выйти за своего Орлана, чему я даже была рада.

Тем временем мой друг уехал, оставив огромный букет алых роз; я уже хотела с новыми силами взяться за «Ярость», как вдруг без всяких предупреждений заявился Слава.

Сейчас я шаг за шагом вспоминаю те последние месяцы, когда я еще была в силах все изменить… и упрекаю себя за ту черствость и непонимание, которые невольно выплескивала в лицо этого нескладного, но бесконечно дорогого мне человека.

Вообще-то я существо вполне мирное, и при всей своей необщительности и любви к одиночеству легко могу найти общий язык с кем угодно. Я не обращаю внимания на расовую принадлежность, религиозные воззрения или сексуальную ориентацию. А специфика избранного жанра неоднократно заставляла меня становиться на позицию и преступника, и жертвы – поэтому вам должно быть понятно, насколько сильно меня нужно было довести, прежде чем я страстно буду желать убийства. Так сильно и пламенно, как ничего и никогда еще не хотела!

– У меня ничего не получается. – Владислав развел руками и отвернулся, словно мое присутствие доставляло ему боль. – Я не понимаю Риту, я все испробовал… – он засуетился и достал из портфельчика с застежкой изрядно измятые листки.

– Что такое – ты даже не перепечатал? И хочешь, чтобы я теперь разбирала все эти каракули?

(Меж нами был заключен договор о порядке оформления литературных трудов – и даже черновики, несмотря на то, собирался ли автор читать их вслух или нет, отпечатывались через два интервала, и никак не далее, чем второй экземпляр. Я лично даже подумать про себя не могла – притащить кому-нибудь из моих ребят что-то подобное.)

– Сожалею, но она просила меня как раз не печатать… Она говорит, что для того, чтобы лучше войти в роль, ей не подходят ровные машинописные строки. Тут нужен индивидуальный почерк, передающий волнение, напряжение, жестокость и…