Он вернулся к своей работе — подрезал яблоню, которая росла на шпалере у южной стены. Когда он обрезал ветки, выросшие неправильно, и принялся подвязывать другие, более слабые, то начал тихонько напевать своим странным, с присвистом, голосом:
Себя пожрал дракон,
И черный ворон умер;
Металл — но жидкость он,
Материя — но дух,
Холодный — но весь в огне,
Лекарство — но страшный яд.
То была песня, которую пел Нед Варринер во время своего первого посещения дворца принца Генриха.
Ниже по реке, у Дептфорда, где воздух наполнен запахами дегтя и олифы, заканчивалось строительство новых кораблей для Ост-Индской компании, «Роста торговли» и «Перечного зерна». К палубам прибивали последние доски, конопатили последние щели. Мастер Финеас Петт, королевский кораблестроитель, ходил по докам под буйным западным ветром, наблюдая за плотниками и столярами, которые трудились, как муравьи, на кораблях, спроектированных им. Строительство заканчивалось, и Финеас Петт оценивал результат с гордостью собственника.
Френсис Пелхэм тоже был там, но в более скромной роли. Он был четвертый день на службе. Главной его обязанностью, как он узнал, было вести записи о прибывающих и убывающих товарах в королевских доках; и соответственно в своей конторе Пелхэм раскладывал в скрупулезном порядке тяжелые гроссбухи, записки о поставках и множество квитанций, которые нужно подписать, записать и подшить. Он ходил по доку, по-прежнему хромая, но походка у него была более легкой.
В это утро, на рассвете, прежде чем добраться до своего нового места работы, Пелхэм зашел на Ломбард-стрит, чтобы заключить новый договор с ростовщиком о выплатах своего долга. Он сказал Кейт, что ей не нужно больше беспокоиться относительно платы врачу, посещавшему Себастьяна.
Когда он в первый раз появился в доках три дня назад, сам сэр Роберт Манселл оказал ему честь, проводив в контору и ознакомив с работой. С самого начала Пелхэм стремился узнать как можно больше о своей новой работе, но Манселл не останавливался на подробностях.
— Просто подписывайте накладные на поступающие товары, — сказал довольно отвлеченно Манселл, показывая Пелхэму транспортную накладную на какой-то лес, который сгружали со стоящего на якоре небольшого шведского судна. — Потом записывайте подробности в гроссбухи и передавайте их клерку для оплаты.
Пелхэм слегка нахмурился.
— Но ведь я должен следить, чтобы все было в порядке, разумеется? Что товар действительно доставлен, что соответствует всему перечню?
Манселл искоса посмотрел па него и потер нос.
— Можете быть уверены, мастер Пелхэм, — сказал он, — что все будет правильно. Ваше участие в этих делах — всего лишь формальность.
Пелхэм кивнул. Они прошли вдоль верфи, где Манселл показал ему остальные конторы и выдал ключи, которые могут понадобиться. Соленый ветер дул Пелхэму в лицо, вокруг раздавались крики дептфордских корабелов, и в тот день ему показалось, что возвращаются полузабытые мечты его молодости, чего с ним давно уже не бывало.
Они подошли к тому из двух строящихся кораблей, который был поменьше размером. Судно «Перечное зерно» возвышалось над слипами на стапель-блоках. Зашел разговор о балках и соотношениях глубин, о сравнительных достоинствах скандинавской сосны и британского дуба. Именно тогда Пелхэм решил, что стоило бы разобраться в ценах на лес, который привозят в порт, так как множество иностранных судов — особенно балтийские суда — были в основном выстроены из сосны, цена на которую была более чем в два раза ниже цены на дуб. Он потратил все утро, делая подробные записи о ценах и разговаривая с главными плотниками, после чего отправился проверить квитанцию, лежащую у него на столе, об уплате таможенной пошлины за последние поставки. Пошлина была уплачена, как он заметил, за бочонки с порохом.
— Просто подпишите, и все, — небрежно заметил Мансвелл.
Но кого ни спроси, всякий мог бы сказать, что Френсис Пелхэм делает все как следует и гордится этим. Кого ни спроси, всякий мог бы сказать, что если Пелхэму доверили работу, Пелхэм не обманет это доверие. Поэтому он взял квитанции и пошел на верфь к складу, где порох хранился до той поры, пока его не отправят к месту назначения.
Он попросил молодого клерка, единственного оказавшегося на месте служащего, показать ему бочонки с порохом, обозначенные в квитанции. Клерк держался с ним бесцеремонно, почти грубо. Он указал на отдел кладовой и сказал:
— Они должны быть где-то там.
— Где ваши записи? — спросил Пелхэм.
Клерк открыл для него реестр, потом сказал, что ему нужно заняться другими делами, и быстро вышел.
Пелхэм изучил реестр, в котором действительно все соответствовало его квитанции. Потом пошел искать бочонки, помеченные номером партии, и пересчитал их. Потом пересчитал еще раз. По меньшей мере четверти не хватало.
Он пошел искать молодого клерка — того нигде не было видно. Затем спросил еще у двоих клерков, которых нашел в другой части склада, насчет бочек, но они сказали, что это не их дело. Пелхэм пошел искать Манселла, но ему ответили, что тот отправился в город обедать с сэром Томасом Смитом из Ост-Индской компании. Никто не знал, когда он вернется и вернется ли сегодня вообще.
Пелхэм снова сел за рабочий стол. Он решил составить свой собственный список и пошел, хромая, по докам, задавая вопросы. Но его рвение сразу же попытались умерить, когда он подошел представиться начальнику службы артиллерийского снабжения и был встречен вопросом:
— Пелхэм. Пелхэм… Я знаю это имя. Ваша жена — близкий друг сэра Уолтера Рейли, верно?
Пелхэм нахмурился.
— Она знала его много лет назад, — сказал он. — Когда была ребенком. Ее отец был знаком с сэром Уолтером до его заключения. Но моя жена — не друг ему.
— Понятно, — торопливо сказал чиновник. — Я неверно понял…
— Неверно, — коротко отозвался Пелхэм и пошел своей дорогой.
И продолжал задавать вопросы.
26
Цветные земли, сера и зола,
Сосуды из графита и стекла,
Реторты, колбы, тигли и фиалы,
Сублиматории и уриналы,
Куб перегонный, волоски к весам
И прочий никому не нужный хлам.
Джоффри Чосер (ок. 1342–1400). Рассказ помощника каноника
[12] Когда Нед оставался один, он ходил по тесному пространству своей чердачной комнаты, заставляя себя час за часом все сильнее наступать на больную ногу. Один он оставался нечасто, потому что друзья Мэтью заботились о нем, по очереди приносили ему поесть, а также сообщали городские новости. Как-то раз появился Дейви с неожиданным подарком — пачкой больших листов с непристойными изображениями лондонских леди — позабавить его. Потом Мэтью принес более практичный дар — какие-то бывшие в употреблении кожаные сапоги. «Краденые», — подумал Нед.
Робин был постоянным посетителем. Ему устроили соломенную постель в комнате у Пентинка, и Мэтью нашел мальчику черную кожаную шапку с ушами, немного похожую на те, что носят в Тауэре сержанты; закрывая заживающие обрубки, уши шапки защищали их от злого декабрьского холода, сковавшего город.
Пока Нед ел в своей чердачной комнате, Робин сидел рядом и докладывал ему все, что касалось пекарни и тигля, присмотреть за которым он ходил самое малое три-четыре раза в день. Он говорил о ваннах, очищении и повторной перегонке, и Нед слушал с болезненной сосредоточенностью, просил повторить определенные фразы, чтобы сличить их с письмом. Робин с жаром сообщил Неду, что третья операция, вываривание, теперь закончилась. Он взял алхимической воды и добавил ее к прокаленной земле, которая снова должна была претерпеть томительный процесс конденсации и очищения, пока не будет получен Ворон; на этом месте Нед поднял руку в знак протеста и сказал: