Он скорчился в темноте, прислушиваясь.

Никки старалась не шелохнуться. Подняв пистолет, она наставила его туда, где, как ей казалось, притаился Гурман. Она ждала.

Вспыхнул свет.

У Никки было достаточно времени, чтобы разглядеть самое главное: это не Джек. И тогда она стала стрелять.

Пули вонзились в тело Гурмана. Отшатнувшись, он выронил револьвер и фонарик, успев напоследок подумать: почему включился свет? Потом он умер.

В дверном проеме показался Джек, который встретил взгляд Никки с ледяным спокойствием.

– Ты его убила, – сказал он. – Черт!

И лишь тогда упал.

Джек пришел в себя на диване. Огляделся по сторонам; похоже, он в трейлере.

– Никки? – прокаркал он.

Она вошла из кухни со стаканом воды. Попыталась вручить стакан Джеку, но тот не смог поднять руки. Поднеся воду к его губам, она напоила Джека сама.

– Джек, – сказала она – Что за чертовщина тут творится?

– Я расчувствовался. Гурман отследил мои подключения к сайту, вышел на мотель, устроил слежку. Привязался ко мне в городе.

– Да? А как он упустил меня?

– Он ничего не упустил. Решил, что ты – обычная проститутка, которую я собираюсь замочить... Он считал меня Джинном-Икс.

– Каков гений. Впрочем, тебе от него здорово досталось.

Джек опустил взгляд на свои пестрые руки в зеленых, багровых и желтых пятнах; они почти казались руками существа, прилетевшего с другой планеты.

– Верно. Если бы не GPS-передатчик, то у меня в груди зияла бы еще и дыра от пули. На мое счастье, он спешил и не стал тратить времени на контрольный выстрел.

– Ну, а я была бы сейчас размазней под слоновьими ногами, если бы не закоротила электрический поводок Джумбо. – Никки быстро пересказала, как ей удалось обезвредить слона. – Наверное, Гурман подвел к поводку электричество, чтобы шибать слона током всякий раз, когда тому вздумается пройтись... иначе провод ни за что не удержал бы его на месте.

– Ошибаешься.

– В смысле?

– Детенышей слонов приковывают крепкими цепями... они пробуют их разорвать, но ничего не получается. Слоны взрослеют с мыслью, что убежать не выйдет. А люди меняют толстую цепь на тонкую, а потом и на простую веревку. Слон знает, что все попытки вырваться на волю ни к чему не приведут, а потому и не рыпается. Электрическим там был только замок. Гурман мог освободить слона на расстоянии.

– Угу. Если подумать, я вообще ничего не знаю о слонах. Вот черт, я даже не видела тот детский фильм...

Морщась от боли, Джек поднялся на ноги.

– Пошли. Надо убраться отсюда.

– Ты думаешь, сюда могут заявиться дружки Гурмана?

– Нет. Сомневаюсь, что у него были друзья. – Джек протиснулся мимо Никки, направляясь к выходу.

– Но... разве мы не должны порыться в его вещах, пока мы здесь? Поискать какие-то записи, трофеи...

– Нет смысла. Все кончено.

– Господи, Джек, ты не должен сейчас сдаваться.

– Сдаваться? – Обернувшись, он уставился на Никки. – Нам нечего сдавать. Мы проиграли. Как ты не понимаешь? Теперь мы можем только запутать следствие: мы не сможем сделать ничего такого, чего бригада экспертов не сделала бы лучше. Я отправлю полицейским подборку файлов Гурмана из архива «Волчьих угодий» и буду уповать на то, что он был достаточно самонадеян, чтобы писать честно. Если нет, нам никогда не узнать всей правды. Ты поняла? Никогда не узнать.

– А что мне оставалось делать, Джек? Позволить этому засранцу пристрелить меня?

– Нет. Тебе оставалось выполнить свою работу.

– Да что ты? Сложная задача, если твой партнер вдруг исчезает посреди долбаной ночи.

– Я не исчез бы, если б ты не полезла мне в душу...

– Ты запутался сам в себе! Кому-то ведь надо было прочистить тебе башку, и никто из твоих дружков-убийц не спешил на помощь!

– Мои дружки, – сказал Джек, – сообщают мне все, что необходимо. Не более того.

Боль была адской, но Джек заставил себя схватиться за ручку двери и повернуть ее. Выйдя под безжалостное солнце Невады, он подумал: мне повезло остаться в живых.

Он почти верил этому.

Они уничтожили как можно больше следов своего пребывания на участке, хотя снова войти в зверинец не отважились. Никки слышала, как бродит внутри слон, и сомневалась, что тот пребывает в прекрасном настроении. Вместо этого они взломали заднюю дверь, чтобы забрать обломки GPS-передатчика.

– А как насчет головы Дорожного Патруля? – спросила Никки. – Того, что от нее осталось...

– Брось, – сказал Джек. – Когда мы заберем коробку, власти решат, что он – просто очередная жертва.

– Когда эта история попадет в газеты – с чертовым слоном и всем прочим, – Патрон догадается о том, что произошло, – сокрушалась Никки.

– Да. Отныне "Волчьи угодья" – только он да я...

На арендованной Никки машине они вернулись в Рено. По дороге почти не разговаривали. Добравшись до мотеля, Джек принял сразу четыре таблетки болеутолителя и, обессиленный, рухнул на одну из кроватей. Не прошло и минуты, как он уже спал.

Когда он проснулся, Никки рядом не было.

Дорогой Джек,

я жизнь тебе спасла, скотина.

Ты, конечно, много раз спасал мою – но я хотя бы говорила «спасибо», когда ты не позволял очередному маньяку распотрошить меня, как рыбешку. Теперь мы квиты, но ты чем-то недоволен.

Джек, я больше так не могу.

Я все еще верю в то, чем мы занимались. Правда. Кто-то может сказать, что мы спятили, что мы сильно рискуем, что рано или поздно нас поймают. Чихать я на это хотела. Я знаю, мы многого достигли, мы спасли десятки людей, а других избавили от страданий, очень многим вернули вкус к жизни.

У меня рука не поднимается написать такое, Джек. Я ухожу, потому что больше тебе не верю.

Ты стремишься к поражению. Я уже видела этот взгляд раньше, у других людей с улицы: они просто перестают верить во что-то, кроме смерти. Они знают, смерть уже рядом, но им хочется, чтобы она пришла поскорее.

Я не хочу умирать. Очень долго я вообще не знала, чего мне хочется... может, и теперь еще толком не знаю... но этого я определенно не хочу. Я пыталась поговорить с тобой, но ты не слышишь. Вряд ли это письмо что-то изменит.

Прости меня, Джек. Надеюсь, ты способен угонять, что калечишь себя, даже если не готов это признать. Делай, что считаешь нужным, не мне тебя судить. Желаю удачи.

Никки

Чарли Холлоуэй стоял на крыше своей галереи и смотрел ввысь. Октябрьский день близился к вечеру, было уже около пяти часов, и серое небо над Ванкувером усыпали тысячи черных штрихов. Вороны, летящие на юго-восток, в трущобы Барнэби, куда они привычно направляются на исходе дня. Чарли знал, порой о воронах говорят: "их было убийственно много". Интересно, как бы вы назвали вот это? "Резней"? "Холокостом"?

Еще несколько минут Чарли наблюдал за тем, как мимо проносились, в попытке опередить падавшее за горизонт солнце, отставшие вороны, а потом снова выбрался на пожарную лестницу и спустился в аллею. Его ассистент Фальми стоял, прислонившись к стене у распахнутой двери черного выхода, покуривая ароматизированную гвоздикой сигарету. Сегодня его готический прикид особенно вычурен: торчащие пучки черных волос благодаря какому-то колдовскому лаку превращены в твердые шипы, каждый сантиметр открытой кожи отливает мертвенной белизной, а в носу, в бровях и в нижней губе блестят колечки или серьги. Джинсы в обтяжку сшиты из черного латекса, а блуза – из лохматых обрезков ярко-оранжевого промышленного пластика. В соски и пупок продеты серебряные гантельки. Черные ботинки на высоком каблуке аккуратно зашнурованы до колена. На правом предплечье красуется свежая татуировка – обнаженная женщина, распростершаяся на оскаленном клыкастом черепе.