– Давненько от тебя не было весточек. Чем-то был занят?

– Да. Занят, вот именно.

– Работал, надеюсь?

– Не совсем.

– А... Вот это скверно, – проговорил Чарли, качая головой. – Знаешь, не хочу тебя подталкивать, Джек, но...

– Прошло уже три года. Нужно двигаться дальше.

Вздохнув, Чарли потер переносицу.

– Нет, я не об этом. Произошла кошмарная трагедия, Джек, и это случилось не только с ними, это случилось и с тобой тоже. Я не пытаюсь свести все к банальностям или кормить тебя всеми этими новомодными баснями о внутреннем мире...

Вошел секретарь с папкой под мышкой. Фальми считал себя готом; он был тощ как щепка, его черные как смоль волосы были подстрижены колючими клочьями, а кожа своим цветом напоминала ванильное мороженое. Глаза Фальми подводил черным карандашом, а по шее к уху тянулась татуировка – замысловатый кельтский орнамент. Чарли в жизни не видел на своем секретаре одежды любого другого цвета, кроме черного – или, в крайнем случае, серебристого. Сегодня это черные джинсы, черная футболка и проклепанные кожаные перчатки по локоть.

– Чарли? – позвал секретарь высоким, с гнусавинкой голосом.

– Секунду, Джек. Что там еще?

– Подпишись под этим манифестом.

Раздраженно хмыкнув, Чарли взял протянутую папку с бумажкой на зажиме и поставил росчерк. Для истинного гота Фальми был чересчур повернут на анальной тематике, но вместе с тем поразительно педантичен, и Чарли это ценил. Он протянул папку обратно, и Фальми выскользнул из кабинета.

– Извини, Джек. Я хотел сказать, что боль, которую ты носишь в себе... ну, это нечто настоящее. У нее есть вес, глубина, а еще она ядовита. Если не удастся найти способ избавиться от нее, она сожрет тебя заживо.

– Тебе бы книги писать, Чарли.

Чарли хохотнул.

– Спасибо, но все свои творческие способности я посвящаю художникам вроде тебя. Я счастлив сбывать ваши творения, оставляя себе небольшой процент.

– Ну, значит, ты не слишком уж счастлив. Моих творений не так уж и много, верно ведь?

– Слушай, я совсем не об этом... Мне просто кажется, ты почувствовал бы себя лучше, если бы мог вернуться к работе, вот и все. Даже не думай о коммерческой стороне дела. Делай это не ради денег, а ради себя самого.

– Терапия искусством.

– Почему бы и нет? Стоит попробовать.

– Спасибо, Чарли... но я уже занялся самолечением. Методика довольно радикальная, но, похоже, помогает.

– Да? Ну что ж, был бы результат. Это главное.

– Я подумывал заглянуть к тебе.

– Отличная новость, Джек. В любое удобное время.

– Пока что мое расписание несколько... туманно. Позвоню, когда прояснится.

– Непременно.

– Мы еще поговорим, Чарли. Потом.

– Надеюсь, ждать не слишком долго.

Джек повесил трубку. Опустив свою, Чарли вновь уставился на портрет, написанный для него Джеком. Сдвинул брови.

– Ты готов? – спросила Никки.

– Да, – ответил Следователь, отодвигая телефонный аппарат. – Я готов.

Искусство как терапия. Было бы все так просто.

Другое дело – терапия как искусство...

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дорогой Дневник!

Я, Фиона Стэдмен, окончательно пришла к выводу: я люблю дядю Рика.

Ну ладно, может, и не люблю, но влюблена наверняка, и не слабо. Ему двадцать четыре, на десять лет больше, чем мне, но мой папа на десяток лет старше моей Л4амы, так что это не такая уж большая проблема. И никто-никто на свете не понимает меня так, как он.

Честно говоря, никто даже не пытался. Папа допоздна на работе, а мама вечно занята своей благотворительностью и так из-за этого нервничает, что все время словно бы не в духе. Про моих так называемых подружек можно вообще не вспоминать; они уже дразнят меня – дескать, «дядюшка что надо»... Знали бы они, что я действительно чувствую.

Стало быть, поплакаться я могу только в одну жилетку – электронную, да еще и с таким дурацким именем в придачу: «Дорогой Дневник». Не обижайся, но мне оно давно осточертело, больно уж корявое... Ничего, если я стану называть тебя как-нибудь по-другому?

Так-так. Как насчет «Электра»? Подходит? Вот и отлично, начнем сначала...

Дорогая Электра, сегодня выдался особенно дрянной денек. Я пыталась отпроситься у мамы на концерт «Волнистых болванов», а она – ни в какую. Говорю ей, там будет полно моих подружек, а она, кажется, решила, будто я вожусь с кем не надо. Вообразила, что у нас нечто вроде банды.

Между прочим, Электра, знаешь ли ты, кого должна благодарить за то, что вообще существуешь? Дядю Рика. Ну, то есть заплатили мои родители, но это дядя Рик распаковал ящики, помог тебя подключить и настроить. Не будь его, ты, скорее всего, так и пылилась бы в коробке.

Вздох. Дядя Рик. Это просто нечестно, что мы родственники. Электра, он такой славный. Высокий, с темными волнистыми волосами, большими карими глазами и потрясной улыбкой... а еще у него очень красивое тело. Прошлым летом он ходил с нами на пляж, и я изо всех сил старалась не пялиться во все глаза. То есть он вовсе никакой не качок, но мускулы у него есть... и он вовсе не волосатый, у него только небольшой кудрявый островок посередине груди.

Господи, неужели со мной что-то не так? Я еще ни разу не целовалась с мальчиком и вот уже думаю о собственном дяде так, словно он мой парень или типа того. Это явно какая-то болезнь, Электра.

Я уже говорила, что он ездит на мотоцикле? Иногда он катает, и меня, тогда я обхватываю его обеими руками за пояс и прижимаюсь лицом к шее. Дядя Рик пахнет кожей, сигаретами и чем-то сладким.

Это просто нечестно.

Джек умел обращаться с компьютерами. Он не разбирался в них так же хорошо, как Стэнли, но знал достаточно, чтобы задать правильные вопросы. И едва Стэнли развязал язык, Джек сообразил, что пора сунуть в диктофон новую кассету – ту, которую он не оставит полицейским.

В итоге Джек забрал из дома Стэнли Дюпреи два предмета: ноутбук и правую руку трупа из холодильника. К этому моменту он уже знал все пароли Стэнли; знал он и то, как обезвредить мины-ловушки, которые тот встроил в систему и которые должны были уничтожить определенные файлы в случае неожиданного ареста владельца. И что делать с отрубленной рукой проститутки, Джек тоже знал.

Он знал о "Волчьих угодьях".

Компьютер Стэнли он установил в номере мотеля, где они с Никки поселились. Мотель располагался рядом с аэропортом Сиэтла, так что в нем нередко останавливались прилетавшие в город бизнесмены; в каждом из номеров имелось собственное подключение к Интернету. Ноутбук был новеньким, со всеми последними игрушками; для связи с сетью требовалось просто-напросто подключить кабель.

Никки вышла чего-нибудь перекусить. Джек же испытывал совсем иной голод.

Веб-сайт он обнаружил безо всяких проблем. По безжизненно-бежевому фону бежали коричнево-черные буквы: "Волчьи угодья"; Джек далеко не сразу понял, что они выжжены на человеческой коже.

Он вошел на сайт под именем, которое нашел в файлах Стэнли: Поцелуй Смерти. Выскочил запрос пароля. Он впечатал туда слово "Дахау".

Джека ожидало чье-то сообщение. Экран стал черным: вверху – фотография привязанной к стулу женщины с повязкой на глазах. Ее губы задвигались, выталкивая на экран кроваво-красные буквы:

Получил твой трофей с сегодняшней почтой. Отпечатки пальцев совпали. Поздравляю с успешным убийством, Поцелуй Смерти, – и добро пожаловать в Стаю.

– Спасибо, – прошептал Джек. – Мы еще познакомимся с тобой поближе.

Джек был совершенно согласен с Пабло Пикассо, заметившим однажды: "Компьютеры бесполезны. Все, на что они способны, – это давать ответы".