Этот факт обычно приводили в подкрепление известного (ныне опровергнутого) утверждения, что размер мозга определяет интеллектуальные возможности. Но попытка перенести акцент с размера мозга на его качество привела к совершенно иному выводу. Сравнительное изучение волков и собак поначалу как будто подтверждало интеллектуальное несовершенство последних в тех случаях, когда требовалось решить задачу. Выросшие в неволе волки, которых обучали в определенном порядке вытягивать три веревки из груды, превзошли собак. Волки быстрее научились тянуть за веревки, а затем успешно усвоили порядок, в котором это нужно было делать (в процессе обучения они разорвали больше веревок, чем собаки, хотя исследователи не объясняют, на что указывает подобное поведение). Также волки умеют ловко выбираться из запертых вольеров, в отличие от собак. Большинство ученых сходится во мнении, что волки уделяют окружающим их объектам больше внимания, чем собаки, и искуснее оперируют ими.
Подобные результаты как будто указывают на то, что когнитивные способности волков и собак отличаются: волки обычно ловко решают задачи, тогда как собаки кажутся простофилями. В прошлом ученые объявляли собак однозначно умнее волков (либо наоборот). Наука часто отражает культурные установки, она и является частью культуры; таким образом, эти гипотезы воспроизводили господствующие некогда идеи об интеллекте животных.
Теперь ученые выработали более тонкий подход. Волки лучше собак решают некоторые задачи, предполагающие взаимодействие с физическими объектами. Это вполне объяснимо, если учесть их естественное поведение. Почему волки с легкостью выполнили задание с веревками? Потому, что в естественных условиях им часто приходится хватать и тащить (например, добычу). Различия связаны и с тем, что собаки, поселившись среди людей, утратили некоторые навыки, необходимые для выживания в дикой природе. Но этот недостаток, как мы увидим, собаки компенсируют при помощи людей.
…И тут наши взгляды встретились
Последнее, как будто незначительное, различие в поведении волков и собак заключается в том, что собаки, в отличие от волков, смотрят нам в глаза. Они устанавливают зрительный контакт, чтобы получить от нас информацию: о месте, где находится пища, о наших эмоциях, о ситуации. Волки избегают зрительного контакта. И у собак, и у волков зрительный контакт может означать угрозу. Пристальный взгляд — это самоутверждение.
У людей все примерно так же. Однажды я предложила своим студентам провести простой полевой эксперимент: установить и удержать зрительный контакт с людьми, встреченными в кампусе. В процессе эксперимента обе стороны ведут себя одинаково — они стремятся прервать контакт. Задание далось студентам нелегко. Многие из них вдруг оказались застенчивыми. Они признались потом, что сердце у них начинало биться чаще и что они внезапно потели, когда всего-навсего пытались несколько секунд удержать чей-либо взгляд. В большинстве случаев ответом на пристальное рассматривание становился косой взгляд визави.
Во время второго эксперимента мои студенты проверили склонность Homo sapiensследить за направлением взгляда особей своего вида. Студент подходил к зданию, дереву, пятну на тротуаре или другому хорошо заметному объекту и пристально его рассматривал. Напарник, стоя неподалеку, тщательно фиксировал реакцию прохожих. Если это происходило не в час пик и не во время дождя, то хотя бы несколько человек останавливалось, чтобы проследить за взглядом экспериментатора и хорошенько рассмотреть пятно на асфальте.
В таком поведении нет ничего удивительного. Оно присуще не только людям. Хотя собаки унаследовали от волков нелюбовь к зрительному контакту, они, тем не менее, предрасположены к изучению наших лиц, поскольку нуждаются в информации, одобрении, руководстве. Нам это приятно. Вдобавок зрительный контакт помогает собакам ладить с людьми — как мы увидим ниже, он является инструментом социального познания. Мы избегаем зрительного контакта с незнакомцами, но нам нравится смотреть в глаза близким. Брошенный украдкой взгляд несет информацию; пристальный взгляд кажется очень проникновенным. Зрительный контакт между людьми очень важен для успешной коммуникации.
Таким образом, взгляд собаки в глаза человека мог стать одним из первых шагов к ее одомашниванию: мы выбираем тех животных, которые смотрят на нас. А потом делаем очень странную вещь: начинаем их изменять.
Плоды воображения
Надпись на клетке гласила «Нечистокровный лабрадор». (Все собаки в этом приюте назывались нечистокровными лабрадорами.) Однако один из родителей Пумперникель явно был спаниелем — у нее гибкое тело, шелковистая черная шерсть и мягкие уши, обрамляющие морду. Во сне она напоминала медвежонка.
Вскоре на хвосте у нее отросла длинная шерсть, и Пумперникель превратилась в ретривера. Потом мягкие завитки на брюхе стали жестче, и я решила, что Пумперникель — отпрыск ньюфаундленда. С возрастом у нее отросло брюшко, и Пумперникель стала похожа на бочонок: значит, все-таки лабрадор; ее хвост, как флаг с бахромой, — помесь лабрадора и ретривера; она может мгновенно перейти из состояния покоя к бурной деятельности, значит, она — пудель. Пумперникель кудрявая и кругленькая — несомненно, она потомок овчарки, согрешившей с хорошенькой овцой.
Пумперникель уникальна.
Первые собаки были, конечно, нечистокровными: их размножение никто не контролировал. Но большинство современных собак, дворняжек и породистых, — это результат многовекового скрещивания, проходившего под строгим наблюдением. Результатом стало множество подвидов собаки, которые различаются строением тела, размерами, продолжительностью жизни, темпераментом и навыками. [12]Общительный норидж-терьер (вес — четыре килограмма, двадцать пять сантиметров в холке) весит столько же, сколько одна голова очень спокойного нью-фаундленда. Прикажите мопсу принести мяч, и он удивленно взглянет на вас; бордер-колли не придется просить дважды.
Хорошо знакомые нам различия между современными породами не обязательно были достигнуты намеренно. Над некоторыми поведенческими чертами и физическими признаками (например, умение приносить добычу, малый рост, туго свернутый хвост) поработали селекционеры, остальные появились сами собой. Дело в том, что гены, кодирующие признаки, в том числе поведенческие, объединены в кластеры. Выведите несколько поколений собак с особенно длинными ушами — и вы увидите, что у них много других общих черт: сильная шея, меланхолический взгляд, крепкие челюсти. Псы, «сконструированные» для быстрого или долгого бега, сплошь длинноногие. Длина ног этих собак равна глубине их грудной клетки (например, у хаски) или больше нее (у борзых). А у собак, которые идут по следу (скажем, у такс), длина лап меньше глубины их грудной клетки. Сходным образом, развитие определенной поведенческой черты неизбежно влечет за собой ряд последствий. Выведите собаку, необыкновенно чувствительную ко всякому движению (с избытком фоторецепторов-палочек в сетчатке глаза), — и вы вполне можете получить нервное, легковозбудимое животное. Скорее всего изменится и внешность собаки: вероятно, у нее будут большие, выпуклые глаза, способные хорошо видеть в темноте. Иногда полезные признаки появляются случайно.
У нас есть свидетельства о существовании собачьих пород около пяти тысяч лет назад. На древнеегипетских изображениях встречаются по крайней мере две разновидности псов: первые похожи на мастифов, у них крупные головы и тела (они могли быть сторожевыми); вторые — это изящные собаки с закрученными хвостами (вероятно, они помогали людям охотиться). [13]Селекция долгое время не выходила за рамки этих двух специализаций. К ХVI веку к сторожевым и охотничьим собакам прибавились гончие, ищейки, терьеры, овчарки. К ХIХ веку возникли клубы, стали проводиться выставки — и начался бум собаководства.
