Поужинав жестким бифштексом и пакетом жареной картошки, я пошел обратно в отель. Меня ждала записка, которую тут же протянула мне Мэй Ларсен:

Иногда по ночам я опять и опять плутаю по коридорам отеля "Оприленд", поднимаюсь на эскалаторах, перехожу с этажа на этаж, блуждаю по буйным зеленым зарослям под стеклянным куполом крыши. Я прохожу мимо игрушечных поселочков, призванных напоминать Новый Орлеан, Саванну или Чарлстон, иду через мостики, под которыми журчит вода, затем по эскалатору вверх, потом вниз, потом снова вверх, и все это время я непрерывно ищу номер 149872, расположенный в крыле под названием "Байю", но найти не могу. Услужливая девушка на регистрационной стойке снабдила меня планом и прочертила на нем маршрут, я всматриваюсь в линии, но ничего не понимаю. Сумка, в которой практически ничего нет, оттягивает плечо все сильнее и сильнее. Боль в пояснице ползет по позвоночнику вверх, и всюду, куда бы я ни пошел, меня преследует музыка кантри. Она верещит из каждой трещинки, из каждого угла и не замолкает ни на секунду.

Все происшедшее было неразрывно связано с фантасмагорическим интерьером отеля: его безумная архитектура лишь вторила тому, что тогда творилось у меня в голове. Я лишился основ, а вместе с ними и ориентиров на местности, которые должны были помочь мне устоять.

На последний авиарейс из Айовы я опоздал, так что пришлось ждать целую ночь. На следующее утро я улетел в Миннеаполис и только днем смог сесть на самолет до Нашвилла. Я повторял себе то же, что сказал Вайолет по телефону: записка Джайлза содержала угрозу для жизни Марка, и одного этого было достаточно, чтобы заставить меня продолжать погоню. И тем не менее я прекрасно сознавал всю нелепость своих действий. В Миннеаполисе я вполне мог усесться под дверями номера Марка и Джайлза и спокойно дожидаться их возвращения. В Айове я мог сделать то же самое. Вместо этого я в одном случае оставил им записку, а в другом непонятно зачем слонялся по торговому центру. Я вел себя так, словно не хотел с ними встречаться. Более того, Джайлз получал от моих преследований удовольствие, и чем дальше, тем больше, ведь и в телефонном разговоре, и в записке угрозы ловко сочетались с игривым кокетством. Полиции он, судя по всему, не боялся, иначе стал бы он объявлять о каждом своем следующем шаге? Так что Марку вряд ли грозила опасность, а значит, он по доброй воле скакал с одного рейса на другой вслед за своим дружком или любовником.

К тому времени, когда девушка за длинной стойкой отеля "Оприленд" принялась расчерчивать зеленым фломастером план его необозримых площадей и в третий раз приветствовала меня "в самом большом отеле мира", я уже понял, что окончательно влип. Еще через полтора часа мне все-таки удалось обнаружить свой номер при помощи пожилого служащего, одетого в зеленую форму. На его нагрудной табличке значилось просто "Билл". Уильям — не самое редкое имя, но эти четыре буквы у него на груди заставили меня содрогнуться.

Я оставил для Марка записку у дежурной и наговорил еще одно сообщение на автоответчик. Сделав это, я решил, что, сколько бы миль ни пришлось прошагать до их номера, я все равно дойду и буду ждать их возвращения. Правда, от одной мысли о том, чтобы проделать еще одну кругосветкеу через бескрайние просторы магазинов и ресторанов, мне стало плохо. Чувствовал я себя неважно. И дело было не только в спине. Я почти не спал, и теперь ноющая головная боль сдавливала мне виски будто клещами.

Бредя мимо нескончаемой череды магазинов с разодетыми манекенами и плюшевыми медведями, я растерял последние крохи надежды. В сущности, мне уже было не важно, найду я Марка или нет. Интересно, предполагал ли Джайлз, что из-за его записки я угожу в этот чудовищный предательский лабиринт-переплет? Я еле плелся. На пути попался сувенирный магазинчик с масками Лорела и Харди, кукольными Элвисами и кружками, украшенными рельефным изображением Мэрилин Монро со взлетающей юбкой.

В следующее мгновение я увидел Марка и Джайлза. Они поднимались на эскалаторе с нижнего этажа на тот, где находился я. Вместо того чтобы окликнуть их, я спрятался за колонной особнячка в колониальном стиле. Мне хотелось понаблюдать. Разумеется, это можно было назвать глупостью и малодушием, но мне важно было посмотреть на них вдвоем. И Марк и Джайлз были в мужской одежде. Они улыбались друг другу, два раскрепощенных молодых человека, которые замечательно проводят время. Марк стоял на эскалаторе, выставив одну ногу вперед, и продолжал болтать с Джайлзом:

— Все-таки они страшно злые, эти собаки! А какая жопенция у продавца, заметил? Наверное, миля в обхвате, не меньше!

У меня перехватило дыхание. И не из-за того, что сказал Марк, а из-за того, как он это сказал. Регистр его голоса, модуляции, интонации — все это было мне совершенно не знакомо. Долгие годы я видел в нем изменчивого хамелеона, знал, что он постоянно мимикрирует под окружающую среду, но теперь, благодаря звуку этого незнакомого голоса, дурные предчувствия, которые я старался загнать поглубже, вдруг получили свое чудовищное подтверждение, и, даже похолодев от услышанного, я ощущал трепет торжества. Теперь я знал наверняка, что Марк — не тот, за кого себя выдает. Я вышел из-за колонны и окликнул его:

— Марк!

Оба повернулись и уставились на меня. На их лицах было написано искреннее изумление. Джайлз опомнился первым. Он двинулся мне навстречу и остановился, когда нас разделяли только считаные сантиметры. Его лицо почти вплотную придвинулось к моему, и я бессознательно уклонился от такого проявления задушевности, но, едва сделав это, понял, что допустил ошибку. Джайлз ухмыльнулся:

— Профессор Герцберг! Какими судьбами?! Что привело вас в Нашвилл?

Джайлз протянул мне руку, которую я не стал пожимать. Его бледное лицо находилось совсем рядом с моим, я мучительно подыскивал ответ, но слова не шли. Джайлз задал мне вопрос, который я без конца задавал себе сам. Я не мог объяснить, что привело меня в Нашвилл. Я смотрел на Марка, стоящего в метре от своего приятеля.

Джайлз ждал ответа, чуть склонив голову набок, и продолжал в упор меня разглядывать. Я заметил, что левую руку он не вынимает из кармана, в котором явно что-то лежит.

— Мне нужно поговорить с Марком, — сказал я. — С глазу на глаз.

Марк понурился. Он стоял как обиженный ребенок, завернув носки внутрь. Мне на миг показалось, что у него подгибаются колени, но потом он справился с собой и выпрямился. Наверное, снова был под кайфом.

— Хорошо, я дам вам возможность пообщаться, — весело сказал Джайлз. — Как вы, вероятно, догадались, профессор, этот отель для меня — неисчерпаемый источник вдохновения. Так много художников сегодня забыли, какой плодородной почвой является в Америке сфера торговли! Так что мне еще о многом надо поразмыслить.

Он с улыбкой кивнул нам и двинулся по коридору.

С момента моего разговора с Марком в отеле "Оприленд" прошло четыре года. Мы тогда уселись за красный металлический столик с белым сердечком на столешнице. Кафе называлось "Наш уголок". У меня было несколько лет, чтобы осознать услышанное, но я до сих пор так ничего и не понял.

Марк поднял голову и посмотрел на меня с выражением, которое я тут же узнал. В чистых распахнутых глазах стояла простодушная грусть, надутые губки складывались в гримаску, которой он пользовался с самого детства. Однако его мимический репертуар явно сузился. Не знаю, что тому виной, многочисленные самоповторы или наркотики, но Марк здорово потерял форму. Я посмотрел на эту маску раскаяния и покачал головой:

— По-моему, ты не очень понимаешь, что происходит. Так вот, Марк, с этим лицом ты опоздал. Я слышал, как вы болтали на эскалаторе. Я слышал твой голос. При мне ты никогда так не разговаривал. И даже если бы я ничего не слышал, это твое выражение лица я знаю наизусть. Оно у тебя в запасе для взрослых, которые говорят мальчику: "Ай — ай-ай!" Только тебе уже не три года. Ты вырос. И эти твои щенячьи ужимки тут не проходят. Более того — они просто смешны.